Девушка окинула Виктора ироничным взглядом.

— Вы что-то от меня скрываете. Ну да ладно, рано или поздно я все равно узнаю правду, — пробормотала она себе под нос. — На Элизе было красное платье и красное пальто. Поэтому она и одолжила у меня туфли. Они с Гастоном договорились пойти на бал в «Мулен-Руж», он там работает. А правду говорят, что у танцовщиц видны нижние юбки и белье?

— Если верить афишам, то именно так оно и есть.

— Много бы я дала, чтобы на это посмотреть.

— Сомневаюсь, что ваш… э-э-э… крестный это одобрит.

— А ему вовсе не обязательно об этом знать. Вы ведь умеете держать язык за зубами, правда, мсье Легри? — Айрис строго посмотрела на Виктора.

От продолжения этого щекотливого разговора Виктора спасло возвращение мадемуазель Бонтам, которая наконец-то собрала воспитанниц в стайку. Виктор стал прощаться, а барышни по наущению своей наставницы наперебой приглашали его отведать восхитительного чаю с яблочным штруделем. Уходя, Виктор с беспокойством взглянул на Айрис. Осознает ли Кэндзи всю глубину своей ответственности за эту девушку?

На обратном пути он зашел в бистро на авеню Виктора Гюго, чтобы за стаканчиком вермута обдумать полученную информацию. Слишком уж много совпадений: красное платье, босые ноги, туфелька, которую нашел Грегуар Мерсье. «Мулен-Руж», Гастон… Кто он, музыкант? Танцовщик? Рабочий сцены?

«Надо будет отправиться туда прямо сегодня, — решил Виктор. — Не зря же я дразнил Таша. А заодно посмотрю на этих пресловутых дамочек».

Ему невольно вспомнились горящие глаза, чувственный рот и волосы цвета воронова крыла. Эдокси, прекрасная Эдокси Аллар, эта томная фея, которая пыталась соблазнить его в коридорах «Пасс-парту», где тогда служила секретарем-машинисткой. Кажется, она, помимо журналистики, занималась еще и танцами. Исидор Гувье как-то сказал, что Зидлер пригласил ее в «Мулен-Руж». Интересно, какой она взяла себе псевдоним? Виви?.. Нет, Фифи… Фифи… Да, точно, Фифи Ба-Рен.

Виктор вышел из экипажа и застыл на месте, не в силах отвести глаз от непрерывного мельтешения пурпурных крыльев мельницы на бульваре Клиши. Толпы гуляк словно магнитом притягивало к этому переливчатому сиянию. А ведь два года назад всего этого и в помине не было. Именно тогда каталонцу Жозефу Оллеру и бывшему мяснику Шарлю Зидлеру пришла в голову мысль открыть неподалеку от Рен-Бланш увеселительное заведение и роскошный ресторан, которые затмили бы «Элизе-Монмартр».[21] Заведение молниеносно прославилось и стало приносить очень неплохой доход, и все благодаря гвоздю программы, канкану — этот танец придумали в 1830-х годах, и теперь он снова вошел в моду. Но если раньше его считали малопристойным и исполняли в известного рода закрытых залах и кабачках на площади Пигаль, теперь им любовались буржуа и аристократы. Похожие на мотыльков мужчины во фраках и низко надвинутых на лоб цилиндрах вели под ручку ночных бабочек и вместе летели на яркие огни мельницы, перемалывавшей джиги, польки и вальсы.

Виктор заплатил два франка за билет. Пройдя через фойе, стены которого украшали многочисленные картины, афиши и фотографии, он остановился у входа в бальный зал, пораженный его размерами. Множество столиков и стульев окружало площадку, где под ритмичную музыку кружились в танце пары, коротая время до начала представления. Прозорливый Шарль Зидлер знал, чего хочется его клиентам, и поручил отделку этого храма наслаждений Адольфу Виллету. Для оркестра из сорока музыкантов был построен специальный балкон, который поддерживали высокие деревянные колонны, украшенные орифламмами.[22] В отделке зала преобладали теплые тона, а яркий свет газовых рамп, электрических люстр и бра, многократно отраженный настенными зеркалами, придавал обстановке почти восточную роскошь.

Виктор стал протискиваться к бару, расталкивая англичан в бриджах и твидовых кепи с двойными козырьками и сторонясь дам полусвета, считавших, что бледность, худоба и наимоднейшие наряды от Уорта[23] придадут их облику особую изысканность.

— Привет, красавчик! Чего тебе налить? — спросила его дородная официантка с копной рыжих волос.

— Ничего, я ищу…

— Ну, ищи-ищи. А как найдешь, дай мне знать. Достаточно просто крикнуть: «Сара!»

Виктор уставился на две большие картины, что висели на стене за стойкой. Они явно принадлежали кисти одного и того же художника. На первой была изображена танцовщица, исполнявшая при большом скоплении народа малопристойный танец перед мужчиной с орлиным носом. Это были те же персонажи, что он видел на афише на бульваре Бон-Нувель. На второй картине наездница верхом на лошади скакала по цирковой арене.

— Тебя мучает любовная тоска, но ты боишься себе в этом признаться. Хочешь, сделаю тебе коктейль? — предложила Сара, склоняясь к Виктору и демонстрируя ему свое более чем откровенное декольте. — Водку со смородиновым ликером, а?

— Хорошо. А кто автор этих картин? — Виктор кивнул на картины.

— Один дворянчик. Сам он коротышка, зато у него длинная, двойная фамилия — Анри де Тулуз-Лотрек. Этот пропойца всегда сидит вон за тем столиком.

Виктор пригубил красноватую жидкость и, поморщившись, отставил бокал.

— Что там намешано?

— Сухое белое, черносмородиновый ликер и капелька водки. Этому рецепту меня научил один русский, князь Трубецкой.

— А кто этот человек с орлиным носом? — спросил Виктор, указывая пальцем на одну из картин.

— Да ты что, красавчик, с луны свалился? Не знаешь Валентина Без-Костей? Сейчас я тебе его покажу. Так, посмотрим, где у нас спрятался этот бес кадрили… А-а, так вот же он, слева от Мом Фромаж и Ла Гулю, видишь, тощий такой. Надеюсь, тебе не надо рассказывать, кто такие его спутницы?

Виктор кивнул. Так вот он какой, знаменитый «Мулен-Руж», о котором столько пишут в газетах! В отличие от Айрис, Виктора это заведение совсем не привлекало. Он не любил большие скопления народа, да и танцы с задиранием юбок оставляли его равнодушным. Он предпочитал любоваться Таша, нежели обтянутыми черными чулками ножками девушек, которые разогревали мышцы перед представлением, стоя возле зеркальной стены.

— Я разыскиваю некоего Гастона…

— Да этих Гастонов тут десятка два, — фыркнула Сара. — Как его по фамилии-то?

— Не знаю. А как найти Фифи Ба-Рен?

— Значит, выслеживаешь всяких подозрительных личностей? Фифи я сегодня еще не видела. На твоем месте я бы прогулялась ближе к фойе, она там обычно пасется.

— Пасется?

— И откуда ты такой взялся? Деньгу сшибает, неужели не ясно?

Музыканты заиграли вальс. Лавируя между парами, Виктор улавливал ароматы иланг-иланга и юфти,[24] к которым примешивался запах пота и табака. Несмотря на громкую музыку и шарканье ног, до него доносились обрывки разговоров.

— Что у них сегодня на сладкое?..

— Эта малышка такая аппетитненькая…

— Пусть только вернется, я ему все выскажу!..

Он прошел мимо невозмутимого Валентина Без-Костей, который вел в танце рыжую дородную Ла Гулю с челкой до самых бровей, зачесанными наверх волосами и муаровой лентой на шее. Почувствовав, что Виктор обратил внимание на ее пышную фигуру и глубокое декольте, она остановилась, оценивающе оглядела его с головы до ног, подбоченилась и сказала, ни к кому не обращаясь: «Выходит, этим пижонам своих девок не хватает».

Виктора задели не столько ее слова, сколько тон. Он поспешил к фойе, надеясь, что в толпе франтов в черных цилиндрах и красоток с перьями в прическах, возле которых суетились официанты, ему удастся найти Эдокси Аллар.

— Большую чашу глинтвейна! — заказал мужчина в шляпе-канотье, в котором Виктор узнал салонного художника Альфреда Стивенса. Его спутницы, две молоденькие девушки, смотрели на него влюбленными глазами.