– И вы увидите, как это будет, – говорит Линож. – Они погаснут…

Он надувает губы, чуть поворачивается влево и дует. Несколько свечей на стене (точнее, ровно восемь) гаснут.

– …как свечи на ветру, – заканчивает Линож с улыбкой.

Урсула Годсо вскакивает на ноги. Когда-то красивое, ее лицо искажено и состарено горем. Она качается, чуть не падает, но Мелинда подхватывает ее и не дает свалиться. Урсула молит от всего сердца, заливаясь слезами.

– Только не трогайте мою Салли, мистер! У меня она теперь одна осталась! Мы дадим вам то, что вы хотите, клянусь вам, дадим, если у нас это есть. Правда ведь? – Она поворачивается к собранию.

Кэт Уизерс… Санни… Делла Биссонет… Дженна Фримен… Джек, Люсьен и Алекс Хабер, виновато сбившиеся в кучку… все кивают и согласно бормочут. Да, они отдадут Линожу то, что он хочет. Они к этому готовы.

– Так что же это? – встает Хэтч в первом ряду рядом со своей женой. – Скажите нам.

– Я долго живу на свете, – говорит Линож. – Тысячи лет. Но я не из богов, и я не бессмертный.

Он берет свою трость за середину, поднимает ее над головой и поворачивает горизонтально перед своим лицом. Едва заметная тень от свечей ложится на его лицо от лба и ниже. При этом сильное и красивое лицо человека лет под сорок меняется… стареет. Это морщинистое и обвисшее лицо человека не старого – древнего. И глаза выглядывают из-под опухших век, а под ними висят мешки.

Аханье и говор в зале. И снова камера выхватывает лица из толпы, показывая их реакцию. Вот Энди Робишо, сидящий рядом со своим сыном, держит его за руку, поглаживая.

– Итак, вы видите, какой я на самом деле. Старый. Больной. Фактически, на краю могилы.

Линож снова поднимает трость, и тень уходит с его лица, и возвращается его молодость. Он пережидает говор в зале.

– Если считать сроками ваших жизней-поденок, мне жить еще долго. Я буду ходить по земле и тогда, когда все вы, кроме самых юных – может быть, Дэви Хоупвелла или Дона Билза…

Перебивка. Сидящий рядом с родителями Дэви Хоупвелл и спящий Дон.

– …уйдете в землю. Но по моим меркам, мне мало остается времени. Вы спрашиваете меня, чего я хочу?

Камера показывает Майка и Молли Андерсонов. Майк уже понял, и в лице его ужас и негодование. Когда он начинает говорить, голос его возвышается от шепота до вопля. Молли сжимает его руку.

– Нет, – говорит Майк. – Нет, нет, нет… Линож продолжает, не обращая внимания на Майка.

– Мне нужен кто-то, кого я воспитаю и выучу; кто-то, кому я передам все, что знаю и умею, кто будет выполнять мою работу, когда сам я этого делать уже не смогу.

Майк вскакивает, увлекая за собой Молли.

– Нет! Нет! Никогда!

Линож по-прежнему не обращает внимания на Майка.

– Мне нужен ребенок. Один из тех, кто спит там, в углу. Кто – неважно; они одинаковы в моих глазах. Дайте мне то, что я хочу – дайте по собственной воле, – и я уйду.

– Нет! – кричит Майк. – Никогда не отдадим мы тебе наших детей! Никогда!

Он вырывается из руки Молли и бросается к лестнице на помост, явно собираясь расправиться с Линожем. В его ярости исчезли любые сомнения, сможет ли он возобладать над сверхъестественной силой Линожа.

– Держите его! – кричит Линож. – Если не хотите, чтобы я бросил детей с неба! А я брошу! Клянусь, брошу!

В детском углу дети заворочались на койках и застонали, безмятежность лиц нарушилась страхом… или чем-то, случившимся далеко-далеко или высоко-высоко.

– Держите его! – кричит в ужасе Джек Карвер. – Остановите его! Бога ради, остановите!

Преподобный Боб Риггинс обхватывает Майка за плечи раньше, чем Майк успевает добежать до ступеней. Хэтч присоединяется раньше, чем Майк мог бы стряхнуть с себя Риггинса, который хотя человек крупный, но скорее жирный, чем сильный.

– Нет, Майк! – говорит Хэтч. – Мы должны его выслушать – хотя бы выслушать…

– Нет! – кричит Майк, вырываясь. – Пусти меня, Хэтч! Черт тебя возьми…

Он почти вырвался, но его перехватывают Люсьен, Санни, Алекс и Джонни. Это ребята здоровые. Они сажают его обратно на сиденье в первом ряду. Мы видим, что при этом они испытывают неловкость, но настроены все равно решительно.

– Майк Андерсон, ты спокойно посидишь, пока он скажет свое слово, – говорит Джонни. – Мы его выслушаем.

– Так надо, – добавляет Люсьен.

– Вы не понимаете, – говорит Майк. – Слушать его – это самое худшее, что мы можем сделать!

Он оглядывается на Молли за помощью и поддержкой, и то, что он видит, заставляет его оцепенеть. Это – смесь неуверенности и отчаяния.

– Молли? Молли? – в ужасе зовет Майк.

– Я не знаю, Майк. Я думаю, лучше его выслушать.

– Выслушать – это ведь не повредит, – говорит Мелинда.

– Он припер нас к стенке, – добавляет Санни. Они поворачиваются к Линожу. Все глаза повернуты к нему. Все ждут главных слов. И Линож начинает говорить. И камера медленно на него наплывает до крупного плана.

– В деле, подобном этому, я не могу взять сам… хотя могу наказывать, в этом я вас уверяю. Отдайте мне одного ребенка из тех, что спит вон там, дабы я воспитал его как своего – и я оставлю вас в покое. Он или она проживет долго, и когда остальные спящие уже умрут, он или она все еще будет жить, и многое увидит. Дайте мне то, что я хочу – и я уйду. Откажите мне – и те сны, что вы видели прошлой ночь, станут явью. Дети упадут с неба, а вы все пойдете в океан пара за парой, и когда кончится буря, этот остров будет таким, как был после бури Роанок. Пустой. Покинутый. Я даю вам полчаса. Обсудите вопрос… для чего же еще существуют городские собрания? А потом…

Он замолкает. Камера доходит до максимально крупного плана.

– Решайте.

Затемнение. Конец акта четвертого.

У здания мэрии ветер все так же кружит поземку, но снегопад перестал. Буря столетия – по крайней мере та, что создана Матерью-Природой, – окончена.

В небе облака начинают подниматься и расходиться. Когда на этот раз появляется полная луна, она остается в небе.

Мы идем по коридору мэрии к стеклянным дверям в зал, и внизу кадра мелькает надпись:

БУДЕМ ВЕРИТЬ В БОГА И ДРУГ В ДРУГА.

Видно, как Робби Билз вылезает из-под стола (волосы его растрепаны), встает и идет к помосту.

Все следующее, как бы ни было оно смонтировано, мы видим как единое целое.

Робби доходит до помоста и оглядывает молчаливый ожидающий зал. На первой скамье Майк остается сидеть, хотя и вибрирует почти заметно, как провод под высоким напряжением. С одной стороны от него Хэтч, с другой – Молли. Майк держит ее за руку, она смотрит на него тревожно. На следующей скамье за ними Люсьен, Санни, Алекс и Джонни – добровольный конвой. Если Майк попытается вмешаться в процесс принятия решения, они его удержат.

А в конце зала, где спят дети, взрослых прибавилось. К сидящей возле Салли Тавии присоединилась Урсула, возле Гарри уже сидят и Энди, и Джилл, и Джек подошел к Энджи, не покидающей Бастера… но когда он попытался обнять ее за плечи, она выскользнула, уходя от его прикосновения. «Тебе придется кое-что объяснить, Джеки», – как мог бы сказать Рики Рикардо. Мелинда сидит возле Пиппы, Сандра возле Дона рядом с ней. Карла и Генри Брайт сидят в изножье кровати Фрэнка, держась за руки. Линда Сент-Пьер – около Хейди. Но внимание всех родителей обращено не на детей, а на Робби Билза, назначившего себя председателем… и на земляков-островитян, которые решат судьбу их детей.

С огромным усилием овладев собой, Робби заглядывает под помост и вынимает председательский молоток – старый и тяжелый, реликт, сохранившийся еще с семнадцатого века. Минуту на него глядит, будто никогда не видел, и опускает на стол с громким резким стуком. Несколько человек вздрагивают.