— Дэвид, нет! Не делай этого, сынок! Это же безумие!

— Он прав, парень. — Маринвилл стоял у решетки своей камеры, схватившись руками за прутья. Так же, как и Мэри. Дэвиду было, конечно, неловко, учитывая столь безобразное поведение отца. Но деваться-то некуда. Он должен уйти, уйти прямо сейчас. Горячей воды в кране не было, а с холодной мыло засыхало быстрее.

Дэвид собрал волю в кулак, вновь вспомнил историю Даниила и львов. Неудивительно, приняв во внимание обстоятельства. Когда царь Дарий прибыл на следующий день ко рву, он нашел Даниила в полном здравии. «Бог мой послал Ангела Своего и заградил пасть львам, — сказал ему Даниил, — потому что я оказался перед Ним чист». Сие не совсем соответствовало действительности, но Дэвид знал, в каком значении употреблено слово «чист». Слово это завораживало его, проникало в глубины души. И он мысленно обратился к существу, чей голос иногда слышал, который отличал от другого голоса: Найди меня чистым, Господи. Найди меня чистым и загради пасть этой блохастой твари. Да будет благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми нами. Аминь.

Дэвид повернулся боком, оперся на одну руку, обе ноги одновременно сунул в зазор между прутьями и начал вылезать из камеры ногами вперед. Щиколотки, колени, бедра… тут он впервые почувствовал холодное прикосновение прутьев решетки.

— Нет! — крикнула Мэри. — Нет, держись от него подальше, мерзкое чудовище! НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ К НЕМУ!

Что-то звякнуло. Дэвид на мгновение повернул голову и увидел, что Мэри прижалась телом к решетке, просунув руки сквозь прутья. Левая рука ее была сжата в кулак, а правой она вытащила из кулака еще одну монету и бросила в койота. Животное не отреагировало, хотя на этот раз монета и попала ему в бок. Койот, пригнувшись к полу и злобно рыча, двинулся к голым ногам Дэвида.

Святой Боже, подумал Джонни, у этого маленького паршивца, должно быть, не все в порядке с головой.

Он сорвал с себя ремень, как можно дальше высунулся из камеры и огрел койота тяжелой пряжкой по боку в тот самый момент, когда тот уже собрался полакомиться правой ногой Дэвида.

Койот взвизгнул не столько от боли, сколько от неожиданности, развернулся и прыгнул за ремнем. Джонни успел отдернуть его. Слишком он тонкий, челюсти койота перекусят его в мгновение ока, прежде чем мальчишка сумеет выбраться… если вообще сумеет, в чем Джонни сильно сомневался. Он отбросил ремень и сдернул с плеч мотоциклетную куртку из толстой кожи, стараясь удержать на себе взгляд желтых глаз койота. Глаза животного напомнили ему глаза копа.

А мальчишка тем временем уже протиснулся бедрами. Койот начал поворачиваться, и тут Джонни огрел его курткой, крепко держа ее за воротник. Если бы животное не приблизилось к камере Джонни на два шага, рванувшись за ремнем, куртка не коснулась бы его… но койот приблизился, и куртка своей полой задела его за плечо. Койот извернулся, его зубы вонзились в куртку, и он так яростно дернул ее, что едва не вырвал из руки Джонни. Пальцы Джонни не разжал, но его бросило на прутья решетки. Голову пронзила боль, из глаз посыпались искры, однако сломанный нос, к счастью, попал между двух прутьев, а не впечатался в один из них.

— Ничего у тебя не выйдет, — прохрипел Джонни, вцепившись в воротник второй рукой и таща куртку на себя. — Давай, давай, крошка… посмотрим, кто из нас сильнее… отними-ка куртку у дяди Джонни… интересно, что у тебя получится.

Койот рычал, вцепившись в куртку, купленную в Нью-Йорке за тысячу двести долларов. Примеряя ее, Джонни и представить себе не мог, что куртку будут проверять на прочность зубы койота.

Он напрягал мышцы, не такие сильные, как тридцать лет назад, но тащил койота к себе. Когти животного скользили по деревянному полу. Передней лапой койот уперся в стол, он мотал головой, дергая куртку из стороны в сторону и пытаясь вырвать ее из рук Джонни. На пол посыпались карты, запасные ключи, карманная аптечка (аспирин, кодеин, капли в нос), солнцезащитные очки, чертов сотовый телефон. Джонни позволил койоту отступить на шаг, чтобы тот уже ни на что не отвлекался, предчувствуя близкую победу, потом вновь рванул куртку к себе, хряпнув при этом койота головой об угол стола, чему очень порадовался.

— Приятный звук! — пробурчал Джонни. — Как тебе это понравилось, милый?

— Скорее! — кричала Мэри. — Скорее, Дэвид!

Джонни искоса глянул на соседнюю камеру. От увиденного мышцы его едва не парализовало, чем тут же воспользовался койот, с силой рванув куртку на себя.

— Поспеши, Дэвид! — вопила женщина, но Джонни видел, что поспешить мальчишка не может. Весь в мыле, голый, как очищенная креветка, он вылез из камеры по подбородок и застрял. Тело вырвалось на свободу, а вот голова осталась за решеткой. Она в щель не пролезала.

Мальчишка угодил в западню.

Все у него получалось, пока дело не дошло до головы. Вот тут он и застрял. Щека Дэвида была прижата к полу, челюсть вдавлена в намыленный горизонтальный прут, а затылок — в вертикальный. Охватившая его паника черной пеленой застлала глаза. Дэвид слышал вопли отца, крики женщины, рычание койота, но звуки эти доносились как будто издалека. Голова застряла, он должен возвращаться в камеру, только вот сможет ли, ведь одна рука оказалась под ним…

Господи, помоги мне, подумал Дэвид. Не взмолился, просто подумал в испуге. Пожалуйста, помоги мне, не дай застрять, пожалуйста, помоги.

Поверни голову, приказал ему голос, который он иногда слышал. Не приказал, а, как обычно, бесстрастно посоветовал, словно считая достаточным сам факт того, что слова произнесены. И, как обычно, прозвучали они не в ушах, а в мозгу.

Перед мысленным взором Дэвида возник образ: руки, давящие на книгу с двух сторон, сжимающие страницы, хотя на книге уже был переплет. Получится ли так же и с головой? Дэвид понадеялся, что получится. Но сначала надо занять правильную позицию.

Поверни голову, сказал голос.

За спиной Дэвида что-то затрещало, потом послышался голос Маринвилла, удивленный, испуганный и сердитый одновременно: «Ты хоть знаешь, сколько это стоит?»

Дэвид извернулся, чтобы лечь на спину. Затем вытянул руки и уперся ими в прут.

Так?

Нет ответа. Как часто нет ответа. Почему?

Потому что Бог жесток, зазвучал в его голове голос преподобного Мартина. Бог жесток. У меня есть попкорн, Дэвид, почему бы мне не поджарить его? Может, мы сможем найти программу с каким-нибудь фильмом ужасов, даже с «Мамми»?

Дэвид оттолкнулся руками. Сначала ничего не произошло, но потом медленно, очень медленно намыленная голова заскользила между прутьями. В какой-то момент он перестал давить: уши вжались в череп, виски пронизывала боль, и Дэвид решил, что теперь он уж точно застрял и умрет в агонии, как еретик под пытками инквизиции. Но, застонав, уставившись в потолок вылезшими из орбит глазами, он изо всех сил надавил на прут, и голова двинулась вперед. Одно ухо он ободрал до крови, но из камеры выбрался. Голый, в зеленой мыльной пене, Дэвид сел. Голова гудела от боли, глаза ничего не видели.

О койоте он даже не вспоминал. Бог заткнул пасть этой твари мотоциклетной курткой. Содержимое карманов валялось на полу. В самой куртке зияла дыра. Кусок черной кожи торчал из пасти койота.

— Сматывайся, Дэвид! — кричал его отец. Голос Ральфа Карвера осип от слез и тревоги. — Скорее сматывайся отсюда!

Седовласый мужчина, Маринвилл, бросил на Дэвида быстрый взгляд:

— Он прав, парень. Сматывайся. — И Маринвилл вновь уставился на койота. — Иди сюда, красавчик! Поглядим, на что ты еще способен. Хочется посмотреть, как ты будешь грызть «молнии»!

Он с силой потянул куртку на себя, потащив за ней и койота. Тот упирался всеми четырьмя лапами, низко пригнувшись к полу и мотая головой из стороны в сторону. Очень уж ему хотелось вырвать куртку из рук Маринвилла.