Они не говорили о власти, но возможность ее обретения была очевидной. «И как нравился себе Байрон в роли искусителя! И все же…»
Дальше Никколо думать не решался. Его бросало то в жар, то в холод, пространство комнаты угнетало юношу, словно он находился в клетке.
Когда дверь распахнулась, Вивиани было подумал, что сейчас сюда войдет Байрон и потребует, чтобы Никколо сказал ему о своем решении, но на самом деле это была Валентина. Девушка вновь ворвалась без стука. Распущенные волосы разметались по плечам, и, судя по всему, она лишь успела одеться и сразу же прибежала в его комнату. Валентина уже открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут увидела, в каком Никколо состоянии.
— Что с тобой случилось? Ты ужасно выглядишь! — наконец нашлась она.
Юноша опустил глаза. Большую часть промокшей одежды он снял, но вид у него все равно был неопрятный, сложно было даже предположить, как выглядело его лицо после ночной пробежки по лесу. Костюм был окончательно испорчен: ткань порвалась и пошла пятнами. Внешний вид Никколо отражал его внутреннее состояние растерянности и смятения.
— Я был в лесу… заблудился, — слабым голосом проговорил он.
— Ты бледный как смерть. И у тебя порез на лице.
Вивиани провел ладонью по щеке, но боли не почувствовал.
Подойдя к нему, девушка коснулась лба над левой бровью. От этого прикосновения Никколо на мгновение успокоился — сейчас только Валентина была властна над его мыслями.
— Нужно промыть порез. И ты должен принять ванну и переодеться.
— Наверное, я ударился о ветку, — пробормотал Вивиани.
— О ветку? — Девушка отступила на шаг. — Да ты себя в зеркале видел, Никколо? У тебя очень измученный вид. И дело тут вовсе не в какой-то ветке!
— Было темно, а я заблудился в лесу, я же тебе сказал.
— С тобой все в порядке? — Валентина смерила его пристальным взглядом. — Мне кажется, ты чем-то расстроен.
Да, Валентина весьма удачно подметила его настроение, но Никколо не мог объяснить ей причину своего состояния.
— Не спалось, — признался он, не договаривая правды.
Девушка вышла из комнаты и вскоре вернулась с тряпкой и бутылочкой медицинского спирта.
— Пожалуйста, переоденься, прежде чем спустишься вниз, — холодно сказала она, промывая рану. — Ты напугаешь моих родителей до смерти, если предстанешь перед ними в таком виде.
Внезапно Никколо почувствовал, что чудовищно устал. Сейчас Валентина была нужна ему, как никогда раньше, но он обидел ее, позволил ей отдалиться. Он нащупал в кармане листок со стихотворением, которое они вместе с Шелли и Байроном написали для Валентины. Стих был простым и изящным, в этом не было никаких сомнений. Неужели та ночь была совсем недавно? Что с ним случилось? Или Валентина — это еще не все, что ему нужно от жизни?
Не раздумывая, Вивиани поддался охватившему его желанию прикоснуться к ней. Подняв руки, он притянул девушку к себе и прижался щекой к ее мягким волосам. Сейчас он наслаждался всепоглощающим чувством близости.
Сперва Валентина окаменела, но тут же прижалась к нему сама. Она подняла голову и заглянула ему в глаза, и тогда их губы слились в поцелуе. Никколо не знал, длился ли этот поцелуй мгновение или целую вечность. Все остальное не имело значения, ведь Валентина наконец-то, наконец-то была в его объятьях. Юноша провел ладонью по нежной ткани ее платья и обхватил руками ее талию, чувствуя, как щекочут кожу ее волосы. Ее пальцы ласкали его шею.
— Валентина, — пролепетал он, отстраняясь. — Душа моя, прости меня, если я тебя разочаровал.
Она ласково провела ладонью по лицу Никколо, но в ее глазах по-прежнему светилась тревога.
— Никколо, что происходит на вилле Диодати? Что эти люди с тобой творят? Граф Карнштайн подозревает, что…
— Граф Людовико? — перебил ее Вивиани. — Он снова был здесь? Ты не должна верить всему, что он тебе рассказывает.
— Он волнуется за тебя, Никколо, — девушка, покачав головой, опустила руки. — Так же, как и я.
— Да, конечно, — горько ответил он. — Он так за меня волнуется! И при этом увивается вокруг тебя, а ты, видимо, ничего не имеешь против!
Он знал, что его слова несправедливы, и пожалел о них в тот самый момент, когда их произнес. Валентина сделала шаг назад, и в ее взгляде вновь вспыхнул гнев.
— Если ты уже не доверяешь мне, Никколо, то как я могу доверять тебе? — Повернувшись, она выбежала из комнаты.
Никколо опустился на кровать. Теперь его смятение достигло апогея. Он поцеловал Валентину. А главное, он не может сказать ей правду. Как рассказать об этом, чтобы вся история не показалась чистым безумием? Байрон и его друзья привязали его к себе, взвалив на него ужасную ношу знания.
Вивиани стало понятно, что теперь он уже не может быть частью общества, как раньше, ведь, узнав об оборотнях, он увидел изнанку реальности, стал другим, а есть ли что-то, чего обычные люди боятся сильнее?
На письменном столе лежала Библия — видимо, кто-то взял эту книгу с полки и положил сюда. Кто это был? Валентина? Мадам Лиотар? Давно он не читал Книгу Книг. Вероятно, сейчас настал момент вернуться к ней вновь.
Никколо переоделся, побрился и причесался. Нужно было спуститься к Лиотарам. А потом попытаться выяснить правду.
Колони, 1816 год
Вивиани казалось, будто это не он, а кто-то другой поднимается сейчас по холму, какой-то еще Никколо, не имеющий никакого отношения к реальности.
По небу загнанными животными неслись черные тучи, скрывая вершины гор. Вдалеке в воздухе уже висела пелена дождя, и, хотя тут, у озера, ливень еще не начался, гроза уже приближалась, и мир замер перед бурей. Сильный ветер, отправлявший в пляс верхушки деревьев, развевал подолы камзола Никколо.
Вечным Альпам не было дела до непогоды, они будут противостоять бурям даже тогда, когда потоки дождя смоют все живое с их склонов. Юноше хотелось обладать таким же спокойствием, но он не был вытесан из скалы, его тело было из плоти и крови, и сейчас в его душе бушевала совсем другая буря.
Несколько часов назад Вивиани под сомнительным предлогом покинул виллу Лиотаров и отправился гулять к озеру.
Ни и его душа, ни тело не могли найти покоя. Хотелось двигаться, словно ответы на все вопросы найдутся сами собой, и нужно лишь бежать, бежать, бежать куда глаза глядят. Но куда бы Ниикколо ни направился, как бы ни пытался уйти подальше от Колони, ответов он не находил. А ведь эти ответы крылись где-то в глубине его души, так же, как рыбы плавали в пучине озера, но он покачивался на волнах своего сознания и не мог заглянуть вглубь, и не было в водах разума ни берегов, ни путеводных огней, указавших бы ему, куда плыть.
После завтрака юноша занялся чтением Библии, но это не принесло ему облегчения. Вместо того чтобы успокоить его душу, Книга Книг вызвала лишь новые вопросы. Его взор устремлялся к небесам, словно Никколо вновь стал маленьким мальчиком, ожидавшим увидеть в вышине Господа Бога, длиннобородого старца с суровыми глазами, видевшими все его прегрешения. Но в небе были лишь тучи, а за ними Солнце, вокруг которого вращалась Земля, и где-то там — планеты и луны, вся Вселенная, по Джордано Бруно, включавшая в себя бесконечное число миров. И нигде не было Бога, который указал бы Никколо путь.
Вивиани думал о том, чтобы уехать. Просто сбежать. Или поделиться с Валентиной своим знанием. Или даже вернуться домой, в Тоскану. Но Никколо знал, что ему не отделаться от тайны Байрона. Он должен был вернуться на виллу и выяснить, что же он видел на самом деле. Заглянув в новый, неизведанный мир, Вивиани не мог жить так, как раньше.
Его тянуло в окутанный мрачной аурой дом. Он высился в море его мыслей, словно скала, о которую разбивались все сомнения. Теперь, когда шевалье знал тайну обитателей виллы, она казалась совсем иной, темной, таинственной, и притом исполненной притягательной силы. И Никколо ничего не мог ей противопоставить.
Делая последние шаги, юноша сам себе казался персонажем одной из его излюбленных историй, но когда он уже поднял, руку, собираясь постучать в дверь, он понял, что это не так. Первая капля дождя упала ему на рукав, и Никколо замер, глядя, как она впитывается в темную ткань, а затем постучал костяшками пальцев по прохладному дереву двери. Стук эхом разнесся по всему дому, и на мгновение Вивиани показалось, что строение заброшено.