Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На кухне говорили, что он вообще никого к себе не подпускает, и слуги считали, что это к лучшему. Их замечания по поводу его увечья и «черного глаза» раздражали ее.

Неужели они не понимали, что он так и остался Алексом?

Несмотря на усталость, ей с трудом удавалось уснуть по ночам. Однако ее ночные бдения были вознаграждены. Во вторую ночь пребывания в доме она увидела Алекса, гулявшего по саду. Хромота его была едва заметна. В лунном свете фигура графа казалась безупречной – такой же стройной и изящной, как прежде. Сидя у окна, Лаура смотрела, как он в полном одиночестве вышагивает по дорожке. Смотрела и любовалась им.

Однако она не подумала о том, что горевшая свеча, стоявшая позади нее на тумбочке, высвечивала ее фигуру. К тому же единственное освещенное окно на половине слуг уже само по себе привлекало внимание. Сидевшая у окна девушка казалась графу бледной тенью в ореоле распущенных пышных волос.

Удивительно, но такое покушение на его одиночество не разгневало хозяина Хеддон-Холла. Полночная тьма уже давно была его постоянной спутницей. Не желая выказывать перед слугами свою беспомощность, он заново открыл для себя дом, изучая расположение комнат и предметов в них в полной темноте. Граф приказал, чтобы никто ничего не менял в доме и чтобы после уборки все возвращалось на прежнее место. Того, кто забывал выполнить это приказание, немедленно увольняли.

Он знал, что в парадной лестнице сорок восемь ступеней, и мог на ощупь определить, хорошо ли начищены ручки на дверях и достаточно ли тщательно отполированы дубовые панели. Как-то раз он забрел в часовню, чтобы потрогать древние фрески на стенах, и споткнулся о старинный сундук, в котором некогда хранились ризы, а теперь остались лишь следы любопытных мышей. Он на ощупь прочел фамильный девиз, вылепленный из гипса на стене столовой, прямо над камином, и даже распознал, кто есть кто, ощупав окруженные позолотой гипсовые лица короля Генриха VII и его королевы.

Он заново изучил свой сад, определяя растения по запаху, ощупывая стволы деревьев и листья кустарников.

Он не страшился темноты, но возвращение зрения воспринял с радостью. И теперь если бродил по дому или саду ночью, то лишь для того, чтобы обрести душевный покой.

Он прекрасно знал, что внушает прислуге страх. И знал, что девушка, смотревшая на него из окна, совершенно его не боится.

Бедняжка, конечно же, обделена рассудком.

А жаль, черт побери. «Тело, как у сирены, и голова, как решето» – так, кажется, выразился Симонс, в последние дни постоянно жаловавшийся на новую служанку. Граф отказывался верить дворецкому, но когда и кухарка, и храбрая малышка Мэри, самая бойкая из горничных, стали приходить к нему с жалобами на девушку, способную спалить дом по глупости, тогда пришлось признать очевидное: бедняжка действительно не в себе.

Удивительно: такая красавица – и разум младенца. Вероятно, Господь решил вознаградить бедняжку необыкновенной красотой, с лихвой искупавшей ее недостаток.

Он не мог ее уволить. Ведь она, совершенно ни на что не способная, умрет от голода. Что ж, в Хеддон-Холле уже живет один убогий. Не беда, если их станет двое…

Действительно, они вполне подходят друг другу – он, граф, и она. Алекс громко расхохотался, и Лаура, испуганная этим сардоническим смехом, отпрянула от окна.

Глава 4

Лаура шинковала лук, и из глаз ее потоками лились слезы. Неожиданно кухарка сунула ей в руки серебряный поднос.

– Отнеси графу, да смотри, не урони по дороге.

– А как же Мэри? – Лауре сейчас меньше всего хотелось встретиться с графом – ведь от нее ужасно пахло луком.

– Мэри заболела. Ты пойдешь, – сказала кухарка. Девушка со вздохом подчинилась. Миновав холл – она впервые входила в него с черного хода, – Лаура повернула налево и оказалась на широкой лестнице, по обеим сторонам которой стояли мраморные боги и богини.

Собравшись с духом, Лаура побежала вверх по ступеням. И вдруг улыбнулась, вспомнив, как когда-то играла здесь с Алексом и как он своими сильными руками обхватил ее, не дав упасть.

Он отругал ее тогда, сказал, что лестница – не самое подходящее место для игр. Он говорил, что она могла упасть и разбиться. Лаура помнила, как смотрела ему в глаза и утвердительно кивала, когда Алекс спрашивал: «Ты меня понимаешь?» Но лучше всего ей запомнились его губы и длинные ресницы, казалось, они порхали над его черными глазами точно крылья.

Лаура замедлила шаг – поднос был тяжелым. Не так-то просто идти по лестнице с серебряным подносом, на котором, кроме чайника, громоздились блюдца с несколькими видами джема, а также фрукты нарезанные тонкими ломтиками, и накрахмаленные льняные салфетки с фамильным гербом Кардиффов.

На стенах висели картины известных художников, и Лаура узнавала многие из них – ведь в академии миссис Вулкрафт преподавали и историю изобразительного искусства.

Лестница заканчивалась широкой площадкой. Лаура подошла к массивной дубовой двери и постучала. Никто не ответил. Она немного подождала и снова постучала. И вновь тишина. Повернув бронзовую ручку, девушка открыла дверь и заглянула в комнату. В глаза сразу же бросилась широкая кровать под высоким балдахином. Но в кровати никого не было.

В следующее мгновение она увидела его. Граф стоял к ней спиной, лицом к двери, ведущей на застекленную лоджию, превращенную в маленькую оранжерею. Солнце светило в узкое стрельчатое окно, расположенное слева от него, и он был весь залит потоками света.

Как и прежде, граф был в черных бриджах, однако на сей раз надел белую шелковую рубашку, подчеркивавшую ширину его плеч. Он стоял, подбоченившись, и смотрел на сад, почему-то называвшийся зимним.

– Поставь поднос на стол, Мэри, – раздался его голос; он по-прежнему стоял спиной к девушке.

Молча выполнив распоряжение графа, Лаура принялась осматривать комнату. Раньше ей не доводилось здесь бывать, но она была наслышана о красоте и роскоши хозяйской спальни.

Напротив кровати располагался массивный камин, над которым вылепленный из гипса Орфей очаровывал диких зверей. Несмотря на внушительные размеры, скульптурное изображение Орфея не казалось слишком большим в просторной комнате. На полу лежал мягкий ковер, а в центре комнаты находился огромный круглый стол, на котором стояла хрустальная ваза с множеством роз; их аромат смешивался с запахом лавровой настойки.

Лаура еще много лет назад заметила, что Хеддон-Холл совершенно не похож на Блейкмор. В ее доме ничто не напоминало о прошлом – он был весь новенький. Полы в Блейкморе из практичного голландского дуба, а не из сияющего красного дерева. Стены обшиты деревом или покрашены – никакой замысловатой лепнины. Камины отделаны мраморными плитами, а не фресками известных мастеров. Двери – самые обычные, с медными засовами, никаких панелей с позолотой. Мебель легкая и изящная, из крашеного ореха или бука, обитая кожей или просто плетеная; здесь же – массивные комоды и столы красного дерева, почти такие же старые, как сам дом. И разумеется, в ее доме не было таких чудесных гобеленов, как в Хеддон-Холле.

Блейкмор построили лет тридцать назад, тогда как история Хеддон-Холла насчитывала не одну сотню лет, Но разница была не только в этом. Если Хеддон-Холл представлялся символом власти, переходящей от поколения к поколению, то Блейкмор – всего лишь свидетельством обеспеченности его обитателей.

На туалетном столике в углу стояло помутневшее от времени овальное зеркало в изящной лакированной раме. Лаура медленно подошла к нему; она уже чувствовала на себе пристальный взгляд графа.

Не услышав за спиной мелких торопливых шажков, Алекс обернулся. Вместо Мэри сегодня пришла новая служанка. Любопытство, очевидно, пересилило страх.

Он еще раньше обратил внимание на ее глаза – зеленые, как сосновый лес, как тисы в сумерках. А ее чуть рыжеватые волосы, те пряди, что не были спрятаны под нелепый чепец, казалось, излучали сияние. Да и вся она словно светилась. Безупречная молочно-белая кожа… Губы же – сочные и припухлые, цветом напоминающие персик. Ему вдруг захотелось попробовать их на вкус – наверное, они и вкусом напоминали персик.

5
{"b":"140486","o":1}