Он вернулся через два часа с прекрасным набором мусора. Упаковка из-под сыра, старый каблук от ботинка, бутылка из-под вина. Я забрал все это в лабораторию и что же обнаружил? Оксфордский сыр, грязь с каблука – из Оксфорда. Я выкурил несколько трубок и решил успеть на утренний поезд и провести, таким образом, день в постели. Между прочим, сегодня после обеда доктор вышел от меня с обнадеживающей улыбкой, ночную сиделку убрали, и в течение некоторого времени из окон моей спальни доносились звуки скрипки. Знаешь, Рассел, из всех чудес современной техники граммофон представляется мне наиболее полезным. Кстати, – добавил он, – миссис Хадсон в курсе дела.

– Я полагаю, вам едва ли было обойтись без нее. Ну и как она?

– Она с восторгом присоединилась к нам и проявила недурные актерские способности, к моему удивлению. Женщины не перестают меня удивлять.

Я оставила это заявление без комментариев.

– Понятно. Что же дальше?

– Все указывает на скорую развязку. Ты согласна, Рассел?

– Вне всякого сомнения.

– Кроме того, интуиция подсказывает мне, что она захочет встретиться со мной лицом к лицу. Тот факт, что она не взорвала мой коттедж или не отравила мой колодец, свидетельствует о том, что она не хочет просто моей смерти. Я имел дело с преступными умами в течение сорока лет и уверен в том, что она встретится со мной, чтобы насладиться моей слабостью и своей победой. Единственный вопрос – придет ли она ко мне или меня приведут к ней.

– Это не единственный вопрос. Гораздо более важный – встретимся мы с ней или нет?

– Нет, дорогая Рассел. Это не вопрос. У меня нет другого выбора. Я – приманка, ты не забыла? Ты – охотник. Нам нужно только решить, как тебе лучше нанести удар. Должен признаться, – сказал он, – что я с нетерпением жду встречи с ней.

Я резко затормозила, чтобы объехать прохожего.

– Холмс, будьте осторожны, не стоит недооценивать Патрицию Донливи. Нет, не надо ничего говорить. Я буду иметь в виду, что для того, чтобы привлечь ваше внимание, нужно взорвать рядом бомбу.

– Рассел! Я бы ни за что не подумал...

– Ничего, Холмс, ничего. Через две минуты мы будем на моей ферме, а вы так ничего мне и не сказали о своих планах. Говорите же, Холмс!

– Ну хорошо. Я позвонил Майкрофту и попросил его прислать пару самых надежных людей. Вчера ко мне приходило много народа, но сегодня мой приятель-доктор объявит, что я выздоравливаю и мне нужны покой и тишина. Миссис Хадсон ляжет пораньше, а мы затаимся и будем ждать. Мне кажется, твой управляющий Патрик надежный человек.

– Вполне. Мы можем оставить машину в сарае и пройти к моему коттеджу пешком. Полагаю, вы так и рассчитывали.

– Ты знаешь мои методы, Рассел. О, вот мы и на месте.

Я проехала через ворота к старому сараю, стоявшему в стороне. Холмс выскочил и распахнул двери. Я въехала внутрь. Викки и ее потомство с удивлением уставились на странную черную колымагу, нарушившую их покой.

– Пойду предупрежу Патрика, чтобы он держал двери закрытыми. Буду через пару минут.

Я вошла в дом Патрика и поднялась по ступенькам в его комнату. Он спал обычно очень крепко, но в конце концов мне удалось его разбудить.

– Патрик, ради всего святого, проснись, сарай и стойло могут сгореть, а ты так и будешь спать.

– Что? Сарай? Огонь? Иду! Кто это? Тилли?

– Нет-нет, Патрик, не пожар, не надо вставать, это я, Мэри.

– Мисс Мэри? Что случилось? Дайте я зажгу свет.

– Не надо света, Патрик. Не вставай. – В лунном свете я увидела, что верхняя часть его тела обнажена, и у меня не было никакого желания узнать то же и о другой. – Я только хотела сказать, что в сарае стоит моя машина. Сделай так, чтобы ее никто не видел. Очень важно, чтобы никто не знал о том, что я здесь. Даже моя тетя. Сделаешь, Патрик?

– Конечно, но где вы будете?

– В коттедже Холмса.

– Что-то случилось, мисс Мэри, да? Могу ли я помочь?

– Если понадобишься, я пошлю тебе записку. А пока смотри, чтобы никто не видел мою машину. Ложись спать, Патрик. Извини за то, что разбудила тебя.

– Удачи вам, мисс.

– Спасибо, Патрик.

Холмс ждал меня у дома. Мы отправились окольными путями, которые я знала наизусть. На этот раз на вершинах холмов, чтобы отдышаться, останавливалась я, а не Холмс. Сказывались часы, проведенные в библиотеке.

Наши голоса были бы слышны очень далеко в ночи, поэтому мы почти не разговаривали. Луна скрылась, и стало совсем темно. Наконец мы подошли к краю фруктового сада Холмса, и он прошептал мне в ухо:

– Обойдем кругом и через заднюю дверь пройдем прямо в лабораторию. Там сможем зажечь свет, его не будет видно. Держись мест потемнее и помни, что где-то здесь притаилась охрана.

Спустя пять минут дверь щелкнула, и я шагнула в темное помещение, где пахло химикатами, табаком, пирожками и еще чем-то.

– Заходи, Рассел, – послышался его голос.

Я прошла дальше и остановилась.

– Стой здесь, пока я не зажгу свет. Я тут кое-что передвинул с тех пор, как ты была здесь в последний раз.

В свете вспыхнувшей спички я увидела его профиль, склонившийся над лампой.

– Надо заткнуть щель под дверью тряпками, – произнес он и, прибавив света в лампе, повернулся ко мне.

– Мой нос говорит мне, что миссис Хадсон приготовила чудесные пирожки, – вздохнула я и увидела лицо Холмса. Он смотрел в темный угол, и то, что он там увидел, состарило его черты, ввергло в отчаяние и усталость. Я сделала два шага вперед и едва не наткнулась на дуло пистолета, направленное прямо на меня. Я взглянула на Холмса и впервые увидела страх в его глазах.

– Доброе утро, мистер Холмс, – прозвучал знакомый голос, – мисс Рассел.

Холмс медленно выпрямился и выдохнул мертвым голосом:

– Мисс Донливи.

– В чем дело, мистер Холмс? Кстати, где же вы так долго пропадали? В Афганистане? Или в Нью-Йорке? А вы, мисс Рассел? Что же вы не приветствуете свою преподавательницу? Вы даже не извинились за вашу последнюю курсовую работу, которая была мало того, что безграмотной, да еще и написанной в спешке.

Со звуком ее голоса у меня возродились воспоминания о том, как мы занимались у нее, как пили чай перед камином и как однажды она даже угостила меня редким сухим хересом. Я полагала... я полагала, что знала, как она ко мне относится, и вот теперь стояла перед ней подобно собачке, побитой любимым хозяином.

– Вы похожи на пару ослов, – сказала она с раздражением, и эти слова вернули меня к реальности. – Присядьте, мисс Рассел. Мистер Холмс, пока этот пистолет будет нацелен на мисс Рассел, не будете ли вы любезны включить электрический свет, лампы которого я вижу над нашими головами? Только двигайтесь очень осторожно: оружие заряжено, и мне нужно совсем небольшое усилие, чтобы нажать на курок. Благодарю вас, мистер Холмс. Кстати, выглядите вы значительно лучше, нежели мне сообщали. А теперь, будьте любезны, принесите вон тот стул и поставьте его рядом со стулом мисс Рассел. Чуть дальше. Хорошо. Лампу передвиньте на книжную полку.

Да, вот сюда. Теперь садитесь. Только не забывайте все время держать руки на столе. Оба. Хорошо.

Я села на расстоянии вытянутой руки от Холмса и посмотрела в угол на преподавательницу математики. Она сидела так, что на нее падала тень от книжных полок, оставляя на свету только ее ноги и дуло пистолета. Видны были лишь поблескивающие глаза и зубы, а также золотая цепочка и медальон, который она носила на шее.

– Мистер Холмс, мы видимся в последний раз. Я ждала этой встречи очень долго.

– Лет двадцать пять или чуть больше, не так ли, мисс Донливи? Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас фамилией вашего отца?

В лаборатории воцарилась тишина. Я с изумлением смотрела на Холмса. Неужели он знал эту женщину? Ее отца...

– О, мистер Холмс. Вы все еще в хорошей форме, я вижу. Может, объясните все мисс Рассел.