– Если вы подойдете к столу, я покажу вам.
– Разве вы не видите, я записываю! Просто обрисуйте его мне.
– Одного описания недостаточно. Может, лучше послать за констеблем Лайонсом? Наверняка хоть кто-то из стражи способен выполнить свой долг.
Пратт покраснел от гнева. И, наконец подойдя к столу, остановился рядом с Венделлом. Затем бросил взгляд на зияющую рану в брюшине и быстро отвел глаза.
– Так-то. Я все видел.
– А вы заметили рисунок и то, насколько он причудлив? Прямой разрез поперек живота – от одного бока к другому. И перпендикулярный разрез, которым рассекли печень, – по средней линии до самой грудины. Оба настолько глубокие, что любой в отдельности мог бы стать причиной смерти. – Просунув руку внутрь раны, доктор Крауч вынул кишки и принялся старательно их разглядывать, затем опустил блестящие кольца в ведро, стоявшее на краю стола. – Видимо, лезвие было достаточно длинным. Оно прошло до самого позвоночника и даже верхнюю часть левой почки задело. – Врач поднял глаза. – Видите, господин Пратт?
– Да. Да, конечно.
Пратт и не собирался смотреть на труп; казалось, его взгляд навсегда застыл на запачканном кровью фартуке Норриса.
– А теперь посмотрим на вертикальный разрез. Он тоже беспощадно глубок.
Собрав оставшуюся часть тонкого кишечника, Крауч вытащил его и так бы и уронил на край стола, если бы Венделл вовремя не подставил ведро. Потом из брюшной полости один за другим были изъяты прочие органы. Печень, селезенка, поджелудочная железа.
– Вот здесь лезвие прорезало нисходящую аорту, что и является причиной обилия крови на лестнице. – Крауч поднял глаза. – Смерть наступила быстро от обескровливания.
– От обес… чего? – спросил Пратт.
– Очень просто, сэр, из нее вытекла вся кровь.
Пратт нервно сглотнул и все-таки заставил себя опустить взгляд на брюшину, которая теперь напоминала пустую впадину.
– Вы сказали, что лезвие было длинным. Насколько длинным?
– Чтобы проникнуть так глубоко? По крайней мере сантиметров восемнадцать-двадцать.
– Возможно, нож мясника.
– Я без всяких сомнений сравнил бы это убийство с работой мясника.
– А возможно, это был меч, – предположил Венделл.
– Я бы посчитал, что это довольно подозрительно, – возразил Крауч, – идти по городу, лязгая кровавым мечом.
– Почему вы считаете, что это меч? – спросил Пратт.
– Тип увечий. Два перпендикулярных разреза. В библиотеке моего отца есть книга о чудны́х обычаях Дальнего Востока. В ней я читал о таких же ранениях, их наносят в ходе японского обряда сеппуку. Ритуального самоубийства.
– Очень сомнительно, что это самоубийство.
– Я понимаю. Но рисунок точно такой же.
– Рисунок действительно очень любопытный, – признал доктор Крауч. – Две отдельные перпендикулярные раны. Создается впечатление, что убийца хотел вырезать знак…
– Креста? – Внезапно заинтересовавшись, Пратт поднял глаза. – Убитая не была ирландкой, верно ведь?
– Нет, – ответил Крауч, – почти наверняка нет.
– Но ведь многие пациентки в больнице – ирландки?
– Миссия этой больницы – помогать несчастным. Многие наши пациенты, если не большинство из них, пользуются благотворительной помощью.
– То есть они ирландцы. Как мисс Коннолли.
– А теперь послушайте меня. – Венделл заговорил чересчур прямолинейным тоном. – Вы наверняка усмотрели слишком много смысла в этих ранах. Они напоминают крест, но это еще не означает, что убийца – папист.
– Вы их защищаете?
– Я просто указываю на недостатки вашей аргументации. Нельзя приходить к умозаключениям, исходя лишь из особенностей увечий. В таком случае мое объяснение не менее основательно.
– Что какой-то японец забрался на корабль с мечом? – Пратт рассмеялся. – Вряд ли в Бостоне отыщется такой человек. Зато папистов здесь много.
– Можно прийти и к другому заключению: убийца хочет, чтобы вы обвинили папистов!
– Господин Холмс, – осадил его Крауч, – может, не стоит рассказывать ночной страже, в чем заключается их работа.
– Их работа – выяснение истины, а не беспочвенные предположения, основанные на религиозном фанатизме.
Глаза Пратта внезапно сузились.
– Господин Холмс, вы ведь состоите в родстве с преподобным Абиелом Холмсом? Из Кембриджа?
В зале повисло молчание, и Норрис заметил, как по лицу Венделла проскользнула тревожная тень.
– Да, – наконец подтвердил Венделл. – Это мой отец.
– Превосходный, честный кальвинист. А вот его сын…
– Благодарю вас, – парировал Венделл, – его сын позаботится о себе сам.
– Господин Холмc, – предостерег его доктор Крауч, – ваше поведение не принесет особой пользы.
– Но будет взято на заметку, – заверил Пратт. «И не забудется», – читалось в его взгляде. Стражник обратился к Краучу: – Доктор, насколько хорошо вы знали мисс Пул?
– Она наблюдала за многими моими пациентками.
– И ваше мнение о ней?
– Она была сведущей и умелой. И очень почтительной.
– Были ли у нее враги? Вам что-нибудь известно об этом?
– Безусловно, нет. Она ведь была медицинской сестрой. Ее задача – облегчать боль и страдания.
– Но ведь наверняка случалось, что кто-нибудь из пациентов или их родственников был недоволен? И мог бы обратить свой гнев на больницу и ее персонал?
– Возможно. Но я не могу припомнить человека, который…
– А как насчет Розы Коннолли?
– Юной дамы, которая обнаружила тело?
– Да. Не было ли у нее разногласий с сестрой Пул?
– Могли быть. Девушка достаточно своевольна. Сестра Пул жаловалась мне на ее требовательность.
– Она беспокоилась по поводу лечения ее сестры, – вмешался Норрис.
– Но, господин Маршалл, это не оправдывает непочтительное поведение, – возразил доктор Крауч. – С чьей бы то ни было стороны.
Пратт перевел взгляд на Норриса:
– Вы защищаете эту девицу.
– Судя по всему, мисс Коннолли очень близка со своей сестрой, поэтому у нее есть причины для огорчения. Я имел в виду только это.
– Она огорчена до такой степени, что могла бы применить силу?
– Этого я не говорил.
– Как именно вы обнаружили ее нынче вечером? Она ведь находилась во дворе, верно?
– Доктор Крауч попросил нас прийти в родильную палату из-за недавно возникшего кризиса. Я шел сюда из дома.
– Где вы живете?
– Я снимаю комнату в мансарде, сэр, в дальнем конце Бридж-стрит. Это на самом краю больничных угодий.
– Поэтому, чтобы добраться до больницы, вы пересекаете угодья?
– Да. Именно так я пришел сегодня, по лужайке. Я был почти у больницы, когда услышал крики.
– Крики мисс Коннолли? Или погибшей?
– Женские крики. Это я точно знаю. Я двинулся на звук и обнаружил во дворе мисс Коннолли.
– Видели ли вы существо, которое она так образно описывает? – Пратт посмотрел в свою книжку. – «Чудовище, воплощенная смерть в черном плаще с капюшоном, полы которого развевались, точно крылья гигантской птицы». – Стражник поднял взгляд.
Норрис покачал головой:
– Этого существа я не видел. Я видел только девушку.
Пратт воззрился на Венделла:
– А где были вы?
– Я был в больнице, ассистировал доктору Краучу. Я также услышал крики и направился на улицу с фонарем. Во дворе я обнаружил господина Маршалла и дрожащую мисс Коннолли.
– Дрожащую?
– Было совершенно очевидно, что она напугана. Наверняка решила, что один из нас – убийца.
– Вы заметили в ней что-нибудь необычное? Кроме того, что она казалась напуганной?
– Она была очень напугана, – произнес Норрис.
– Например, что-нибудь в ее одежде. Состояние ее платья. Вы не обратили внимания, что оно сильно разорвано?
– Господин Пратт, она ведь убежала от убийцы, – проговорил Норрис. – И вполне могла показаться потрепанной.
– Ее платье порвано, будто бы она ожесточенно сражалась с кем-то. Не с вами ли?
– Нет, – ответил Венделл.
– Почему бы вам не спросить у нее о том, как это случилось? – предложил Норрис.