Так она и шла по тесному лабиринту улиц в сторону верфи, торопливо шагая сквозь пронизывающий до костей туман; звук ее шагов отражали стены из кирпича, скрепленного известковым раствором. В суровой ночи ей встретилось несколько других прохожих, и Роза еще плотнее закуталась в платок, словно он мог сделать ее невидимой, защитить от глаз незримых злоумышленников. Она ускорила шаг, и ее дыхание зазвучало неестественно громко, звук усиливался благодаря густеющему туману, который становился все непроглядней по мере приближения к порту. Вскоре сквозь шум собственного дыхания Роза различила звук шагов за спиной.

Она остановилась и обернулась.

Шаги приближались.

С ухающим сердцем она попятилась назад. Из заполнявшего улицу тумана медленно выступило что-то темное, постепенно обретавшее ясные очертания, и это что-то двигалось прямо к ней.

– Мисс Роза! – позвал чей-то голос. – Мисс Роза! Это ты?

Напряжение тут же отпустило ее. Увидев, что из тумана возник долговязый подросток, она вздохнула с облегчением:

– Черт возьми, Билли! Я надеру тебе уши!

– За что, мисс Роза?

– За то, что испугал меня до полусмерти.

Печальный взгляд, который подросток бросил на Розу, казалось, свидетельствовал о том, что она раньше и вправду драла его за уши.

– Я не собирался этого делать, – принялся жалобно оправдываться он.

И это, конечно же, соответствовало действительности – парнишка не мог отвечать и за половину своих поступков. Полоумного Билли знали все, и все от него открещивались. Он постоянно досаждал своим присутствием жителям бостонского Вест-Энда, бродя по сараям и конюшням в поисках места для ночлега, питаясь объедками, которые удавалось выпросить у жалостливых хозяек и торговцев рыбой.

Билли провел по лицу грязной рукой и захныкал:

– Ты очень сердишься на меня, да?

– Почему ты бродишь здесь в такое время?

– Ищу своего кутенка. Он пропал.

Если у кутенка была хоть капля здравого смысла, он наверняка сбежал.

– Что ж, надеюсь, ты его найдешь, – проговорила Роза, собираясь продолжить путь.

Паренек поплелся за ней.

– А куда ты идешь?

– За Эбеном. Ему нужно пойти в больницу.

– Зачем?

– Моя сестра тяжело больна.

– Как это – больна?

– У нее горячка, Билли.

Проведя неделю в родильной палате, Роза понимала, что будет дальше. В течение суток после рождения маленькой Мегги живот Арнии начал распухать, а матка – источать зловонные выделения, которые, как уже знала Роза, почти наверняка означают начало конца. Очень многие молодые матери умирали на ее глазах от родильной горячки. Она не раз замечала печальный взгляд сестры Робинсон, взгляд, говоривший: «Ничего не поделаешь».

– Она умрет?

– Я не знаю, – тихо ответила Роза. – Не знаю.

– Я боюсь покойников. Когда я был маленьким, я видел мертвого тятьку. Меня заставляли поцеловать его, хотя у него вся кожа обгорела, но я не соглашался. Я ведь был плохим мальчиком из-за того, что не послушался?

– Нет, Билли, я никогда не считала тебя плохим мальчиком.

– Я не хотел прикасаться к нему. Но это был мой тятька, и мне говорили, что я должен.

– Может, ты как-нибудь потом расскажешь мне об этом? Я тороплюсь.

– Знаю. Потому как идешь за господином Тейтом.

– Ступай поищи своего кутенка, почему ты перестал его искать? – И Роза ускорила шаг, надеясь, что на этот раз парень не увяжется за ней.

– В меблированных комнатах его нет.

Прежде чем до нее дошел смысл сказанного, Роза сделала еще несколько шагов. А затем остановилась:

– Что?

– Господин Тейт… У госпожи О’Киф его нет.

– Откуда ты знаешь? Где же он?

– Я видел его в «Русалке». Господин Ситтерли дал мне кусочек пирога с бараниной и наказал съесть его на улице. Тут я и увидел господина Тейта, он вошел внутрь и даже не поздоровался.

– Ты точно знаешь, Билли? Он все еще там?

– Если дашь мне двадцатипятицентовик, я тебя туда отведу.

Роза отмахнулась от него:

– У меня нет двадцатипятицентовика. И дорогу я знаю.

– А девятипенсовика?

Она двинулась прочь:

– Девятипенсовика тоже нет.

– А цента? А полцента?

Продолжая свой путь, Роза не очень обрадовалась, когда ей наконец удалось отделаться от зануды. Она думала об Эбене, о том, что скажет ему. Гнев на зятя, обычно затаенный, теперь клокотал, так что по прибытии в «Русалку» ей вдруг захотелось наброситься на него, подобно дикой кошке с выпущенными когтями. Остановившись на пороге, Роза перевела дух. Через окно поблескивал теплый свет очага, доносились взрывы хохота. Ей вдруг захотелось взять и уйти подальше от него, пускай себе пьет. Для Арнии это все равно ничего не изменит.

«Для него приход в больницу – последняя возможность проститься. Ты должна это сделать». С этими мыслями Роза толкнула дверь и вошла в таверну.

В тепле она ощутила покалывание онемевших от холода щек. У входа девушка замешкалась, окидывая взглядом зал и завсегдатаев, которые сидели за столами и толклись возле бара. За угловым столиком сидела растрепанная темноволосая женщина в зеленом платье и громко хохотала. Несколько мужчин уставились на Розу; несмотря на жар, царивший в таверне, их взгляды заставили ее поплотнее укутаться в платок.

– Вас обслужить? – крикнул какой-то человек, стоявший за стойкой бара.

Это, должно быть, господин Ситтерли, решила Роза, хозяин заведения, угостивший Билли пирогом с бараниной, видимо, лишь для того, чтобы вытолкать парня из своего заведения.

– Мисс! – снова окликнул ее мужчина.

– Я ищу одного человека, – ответила она.

Ее взгляд остановился на женщине в зеленом платье. Рядом с ней сидел какой-то господин; обернувшись, он смерил Розу возмущенным взглядом.

Она приблизилась к его столу. При ближайшем рассмотрении женщина, которая сидела рядом с ним, казалась абсолютно отталкивающей; лиф ее платья был залит выпивкой и заляпан едой. Она разинула рот, демонстрируя гниющие зубы.

– Эбен, тебе нужно пойти в больницу, – сказала Роза.

Муж Арнии только пожал плечами:

– Не видишь, я уже весь изгоревался?

– Сходи к ней сейчас, пока еще не поздно. Пока она еще жива.

– О ком она толкует, дорогой? – потянув Эбена за рукав, спросила женщина; до Розы донесся тошнотворный запах ее гниющих зубов.

– О моей жене, – проворчал Эбен.

– А ты не говорил мне, что женат.

– Значит, говорю сейчас. – Он хлебнул рома.

– Как можно быть таким бессердечным? – возмутилась Роза. – Ты не был у нее целых семь дней. Ты даже не пришел посмотреть на свою дочь!

– Я уже отказался от нее. Пусть ее забирают дамы из сиротского приюта.

Роза в ужасе уставилась на зятя:

– Ты не можешь так думать!

– А что, прикажете возиться с этой девчонкой? Это ведь из-за нее мне пришлось жениться на твоей сестре. Она ждала ребенка, и я выполнил свой долг. Невинной она не была, сестра-то твоя. – Он пожал плечами. – Они найдут хорошее место для ребенка.

– Она должна жить в семье. Я сама выращу ее, если придется.

– Ты?! – Он рассмеялся. – Ты сошла с корабля всего несколько месяцев назад и только и знаешь, что орудовать ниткой да иголкой.

– Я знаю достаточно, чтобы позаботиться о родной душе. – Роза схватила Эбена за руку. – Вставай! Тебе придется пойти со мной.

Он оттолкнул ее:

– Оставь меня в покое.

– Встань же, мерзавец! – Роза обеими руками потянула его за плечо, и он неуклюже поднялся. – Ей осталось всего несколько часов. Даже если это ложь и даже если она тебя не услышит, ты скажешь, что любишь ее.

Оттолкнув Розу в сторону, Эбен с трудом поднялся; он был пьян и едва стоял на ногах. В таверне наступила абсолютная тишина, если не считать потрескивающего в очаге пламени. Эбен сообразил, что многие смотрят на него с осуждением. Окружающие слышали их разговор и на этот раз вряд ли станут ему сочувствовать.

Он выпрямился, стараясь говорить вежливо:

– Нечего бранить меня, точно вора. Я иду. – Он одернул куртку, поправил воротник. – Мне просто нужно было допить свой стакан.