1

Плавание на корабле для спафария императора Льва Исавра было в новинку, и когда он сошел с корабля в Трапезундском порту, его с непривычки покачивало. Сопровождала Льва небольшая свита — пять армян из дворцового гарнизона. Чернобородые армяне, гордо поглядывая на трапезундских жителей, бряцая оружием, поспешили за своим предводителем. В Трапезунде была лишь небольшая остановка на пути следования императорского посланца на Кавказ для исполнения возложенной на него Юстинианом миссии. Лев направился в муниципалитет города для вручения верительных писем из императорской канцелярии.

Несмотря на удаление его от императорского двора, он был полон оптимизма и честолюбивых надежд. То, что произошло в судьбе Конона Исаврянина, любому другому могло бы вскружить голову, но только не вновь испеченному патрицию Льву. Он твердо верил в свою счастливую звезду и считал свое возвышение лишь первой ступенькой к будущей предреченной ему славе. Вчерашний простой солдат, ныне облеченный высшим сановным титулом и обласканный вниманием императора, он все же мечтал о военной карьере полководца. В душу его запали слова, сказанные протоспафарием Стефаном перед взятием Константинополя: «Теперь, Лев, держи покрепче свою фортуну. Если хорошо проявишь себя в этот раз, даю руку свою на отсечение, быть тебе патрицием и стратигом какой-нибудь фемы». В действительности патрицием он стал, но вот его товарищи Варисбакурий и Салибан получили генеральские чины, а он так и остался спафарием. Лев считал себя обделенным. На одной из дружеских попоек он намекнул протоспафарию Стефану про свою обиду. Где ему, не искушенному в дворцовых интригах, было знать, что уже на следующий день Стефан Русия, в свою очередь обеспокоенный возвышением Льва, с озабоченностью докладывал Юстиниану о честолюбивых мечтах Льва Исаврянина. Юстиниан глубоко задумался: «Что за этим кроется? Уж не мечты ли о императорском троне?» Пример Леонтия был для него болезненным напоминанием, что возвышение честолюбцев может быть опасно для трона. Обо всем этом он продолжал размышлять уже в своей спальне. Ему не хотелось решать сгоряча судьбу своего любимца спафария Льва. Так ни до чего и не додумавшись, император забылся тревожным сном, скорее напоминавшим дремоту. Уже под утро ему приснилось, как на него с гиканьем несется конница абазгов с обнаженными саблями. Юстиниан сразу же очнулся от сна. За окном императорской спальни чуть брезжил рассвет. Сон навеял на него неприятные воспоминания о событиях в изгнании, которые чуть было не стоили ему жизни или позорного пленения. «Надо возвращать влияние империи на Кавказе. В первую очередь наказать абазгов, отошедших под власть сарацин, и на их примере показать всем другим народам, кто является подлинным властелином в тех землях». Юстиниан лежал на своей огромной царской постели под пурпурным шелковым балдахином в ожидании трех традиционных ударов в дверь, которыми будили каждое утро василевсов на протяжении уже сотен лет. «Традиция — это самое священное, что есть в нашем государстве, — размышлял Юстиниан, — традиции, повторяемые с неизменностью изо дня в день, вносят в душу спокойствие и уверенность: так было, так есть и так будет. Жизнь человека такая зыбкая и ничтожная, но вот она вплетается в неизменную канву традиции и обретает в ней свое высокое предназначение служения общему делу — государству...» Домыслить Юстиниан свои рассуждения не успел. В дверь постучали три раза. Он встал и оделся без посторонней помощи, в этом тоже была традиция византийского двора. Затем Юстиниан вышел из спальни и направился в Золотой зал, чтобы там помолиться перед иконой Спасителя, стоящей в красивой мраморной нише. После молитвы Юстиниану принесли небольшую трапезу, состоящую из двух яиц, куска сыра и свежевыжатого персикового сока. После завтрака Юстиниан принял магистра оффиций и обсудил с ним не только распорядок дня, но и обстановку на Кавказе. Затем явился с докладом префект города. После ухода префекта император потребовал к себе великого логофета и спафария Льва Исаврийца. Войдя в Золотой зал, главный казначей империи и спафарий Лев поклонились Юстиниану до земли и встали молча перед троном, ожидая его распоряжений.

— Я слышал, Лев, — сказал император, сверля глазами спафария, — что ты недоволен своим положением при моей персоне и желаешь проявить себя в качестве стратига.

Лев побледнел, опустив глаза вниз. А логофет боязливо отодвинулся от спафария, чтобы дать понять императору о своей неприязни к спафарию, посмевшему быть недовольным своим положением. От внимательного взгляда Юстиниана не ускользнуло и малейшее движение его приближенных. Лев, справившись со своим волнением, с достоинством отвечал:

— Мне остается только скорбеть, государь, о том, что слух твоей священной особы оскверняют клеветники и мои недоброжелатели. Бог свидетель, что я предан тебе всей душой и готов умереть за тебя в любую минуту. Всем своим положением я обязан только тебе, моему господину, и никому другому. Слова клятвы, произнесенные мною, теперь навсегда написаны на скрижалях моего сердца.

— Я тебе верю, мой верный Лев. Потому и хочу поручить тебе очень ответственное дело. Ты поедешь на Кавказ и приведешь тамошние народы к повиновению нашему престолу. Тебе надо убедить дружественный нам народ аланов напасть на абазгов, вошедших в тесное сношение с сарацинами. Абазги должны поплатиться за свое предательство. Пусть все знают, что василевс ромеев не прощает измены. Великий логофет снабдит тебя золотом, достаточным для оплаты военного похода аланов. Если ты с честью справишься с этой непростой миссией, то быть тебе стратигом фемы.

Уже на следующий день Лев отбыл из Константинополя на корабле вместе с небольшим воинским отрядом армян. Прибыв на второй день каботажного плавания в Трапезунд, он с интересом осматривал старинный греческий город. Трапезунд был одним из важных торговых портов империи. Этот город соединял торговые пути из Персии на Кавказ и Таврию, а на запад по морю с Европой. Когда-то процветающая греческая колония, Трапезунд был построен над морем в виде трех ступеней. На вершине — античный акрополь и дворец. Ниже, окруженный рвом, располагался средний город с узкими улочками, акведуком, собором, многочисленными церквами в виде купольных базилик с греческими крестами. Эта средняя часть города соединялась большими воротами с нижним городом, который был, как и верхний, защищен крепостной стеной. Здесь располагались торговые и ремесленные кварталы. В муниципальном дворце Льва с почетом встретил глава купеческой корпорации Трапезунда и вручил императорскому посланнику семь тысяч золотых, согласно требованию императорской логофии. Деньги были взяты в счет уплаты налога в казну и предназначались для военного похода аланов на абазгов. Вечером Лев со своей свитой отдыхал в одной из городских терм, а назавтра утром уже отбыл на корабле в Фазиду, портовый греческий город Кавказского побережья.

2

Прибыв в Фазиду, Лев стал вербовать себе провожатых из местных жителей. Идти по горным дорогам Кавказа с семью тысячами номисм[63] он не решился, а оставил казну у трапезундских купцов. Благополучно миновав горные перевалы, он прибыл к аланам, где был со всеми почестями принят аланским царем Итаксисом, который вместе со своей свитой встретил императорского посланника на границе земли аланов. Сопровождавшие царя Итаксиса воины были в черных бурках из нежного каракуля. А на царе была бурка из белого. Такую же белую бурку Итаксис преподнес Льву. Они бок о бок ехали с царем впереди всей свиты. Рядом с ними ехал командир армянского отряда. Он хорошо знал язык аланов и переводил разговор Льва с царем.

Когда уже подъезжали к крепости, где располагалась резиденция Итаксиса, к ним навстречу вышла большая толпа народа. Царь спешился с коня, а вслед за ним и все остальные. От толпы отделился высокий старик. В руках он держал огромный рог, инкрустированный чеканным серебром. Сбоку к нему подошел молодой алан с бурдюком вина. Он налил старику полный рог вина, а тот, в свою очередь, передал рог царю. Итаксис торжественно повернулся ко Льву, держа на вытянутых руках рог, и прокричал что-то на своем гортанном языке. Армянин перевел Льву: