В дворцовом дворике к этому времени уже был явный перевес на стороне отряда Юстиниана. Увидев гибель своего товарища, они сокрушительным натиском ринулись на норманнов и добили их. Выбежавших из дворца четырех воинов постигла такая же участь. Разгоряченные битвой, Юстиниан и его сподвижники бродили, как пьяные, среди стонавших от ран варваров и добивали их мечами. Все были перемазаны кровью с ног до головы. Юстиниан подошел к растерзанному телу Миакеса и, встав перед ним на колени, беззвучно оплакивал смерть своего верного слуги. Варисбакурий, не стесняясь своих чувств, рыдал над тяжелораненым братом. Георгий умирал, как и подобает воину, прижав свой меч к груди. Варисбакурий склонился над братом и, не в силах сдержать слезы, упрашивал его:

— Брат мой Георгий, не умирай. Мы с тобой уже дома. Что я скажу матери? Ведь она столько времени ждала нас.

Георгий, собрав последние силы, пытался что-то ответить брату. Его запекшиеся от крови губы подрагивали в бессильной попытке произнести хотя бы слово. Варисбакурий, увидев эти попытки, сорвал со своего пояса фляжку с вином и стал вливать живительную влагу в полуоткрытый рот страдальца. Тот сделал несколько вынужденных глотков и закашлялся. Вино потекло по его подбородку, смешивая свои темно-красные струи с такого же цвета струями крови. Варисбакурий бережно приподнял голову брата, и тот сумел прошептать:

— Я надеюсь, что наша битва была не напрасной.

Затем помолчал и, собравшись с силами, снова прошептал:

— Но если и напрасно, то мы все равно выполнили свой долг перед императором, а потому наша совесть чиста. Не так ли, брат мой?

— Так, истинно так, Георгий.

— Осени меня крестным знамением, мой Варисбакурий, и дай мне поцеловать образок, висящий у меня на груди. Мне его повесила наша мать. Передай ей, что любовь не умирает.

Варисбакурий быстрым движением разорвал шелковую тунику на его груди и, достав золотой образок Божьей Матери, приложил к уже начавшим остывать губам брата. Затем он прикрыл глаза покойного и тихо произнес:

— Пусть твои раны, брат мой, послужат платой за вход в обители небесные.

Юстиниан устало обвел глазами поле кровавой битвы и распорядился:

— Отрезать норманнам головы, насадить на пики и выставить на стенах дворца. Я иду спать.

3

Утром, когда защитники города узнали, что Влахернский дворец занят Юстинианом, началась паника. Зрелище насаженных на пики голов норманнов повергло жителей Константинополя в мистический ужас. Но еще большая паника началась в императорском большом дворце. Узнав, что Юстиниан уже в городе, Апсимар и не подумал сопротивляться. Страх деморализовал его самого и его придворных. Началось паническое бегство. Апсимар сел на императорскую галеру и отбыл в Вифинию. Оставшиеся чиновники тут же спешно послали к Юстиниану парламентеров, заверивших его в верноподданнических чувствах и покорности его императорскому величеству. Стефан, взойдя на угловую башню дворца, зачитал номос императора Юстиниана: «Я, милостью Божьей император всех ромеев Юстиниан, сын Константина, прозванного Погонатом, принимаю вновь власть над империей, незаконно похищенную у меня врагами Церкви и государства...» Первым к Влахернскому дворцу прибыл патриций Илия с отрядом гвардейцев и, выразив радость по поводу возвращения законного императора, предложил сопровождать Юстиниана во дворец. Юстиниан тут же распорядился направить его отряд для поимки Апсимара, а заодно доставить в Константинополь свергнутого ранее Леонтия. Затем Юстиниан проследовал в храм Святой Софии на благодарственный молебен. Патриарха Каллиника, который хотел выйти ему навстречу, он не допустил до своей персоны, а велел заточить в темницу до его императорского суда. Затем он распорядился вывезти к болгарам провиант, но самих дальше стен города не пускать. Хана Тирвелия Юстиниан попросил подождать, пока он подготовит ему торжественную встречу. Затем император незамедлительно начал казни. По его повелению разыскали стратига фемы Опсикия Ираклия, брата Апсимара, и всех его офицеров. Юстиниан повелел всех их предать позорной казни через повешение. Уже на следующий день, к удивлению болгар, прямо на их глазах стали вешать византийских офицеров, укрепив виселицы в бойницах крепостных стен. Казни продолжались в течение всего дня. Кочевники, вдоволь насладившись этими жестокими сценами, прониклись к Юстиниану еще большим уважением.

На следующий день в столицу были доставлены два бывших императора. Апсимара разыскали в приморском городишке Апполониаде, а Леонтия привезли из Далматии, где он был в свое время заточен Апсимаром в монастырь. Теперь два бывших врага пребывали неразлучно, скованные одной цепью за металлические ошейники. В таком жалком, униженном виде бывших царственных особ по распоряжению Юстиниана с позором водили по улицам города. Каждый из городских плебеев посчитал за честь плюнуть в того, кого он еще совсем недавно буквально боготворил. Во всех направлениях по империи были разосланы агенты — вылавливать разных чиновных лиц, хоть сколько-нибудь находящихся под подозрением в сочувствии узурпаторам. Их приводили в Константинополь и предавали казни. Патриарха Каллиника Юстиниан повелел ослепить и отправить в Рим, к папе.

На освободившийся патриарший престол признательный Юстиниан призвал амастрийского затворника Кира.

4

Наконец все приготовления к восхождению Юстиниана на престол были готовы. Накануне этого дня состоялся торжественный прием хана Тирвелия. Такого высокого приема не знал еще ни один варварский правитель. Вход хана в Константинополь был разрешен через Золотые врата, в которые обычно въезжал только сам император после победы над врагами. В большом тронном зале Юстиниан зачитал свой указ о возведении хана в сан кесаря. Тирвелия облачили в царские одеяния, и Юстиниан повелел поставить рядом с его троном еще один трон и посадить хана рядом с собой. Всем собравшимся сановникам было повеление совершать поклонение Тирвелию, как царю. Затем хану и его бекам были преподнесены богатые дары из серебряной и золотой посуды. Также из царской казны были принесены сундуки с золотом, и вся военная экспедиция была щедро оплачена вдвойне против оговоренной прежде суммы. Своих сподвижников Юстиниан также щедро наградил, присвоив всем титулы патрициев и раздав им высокие государственные должности. Варисбакурий был назначен сгратигом фемы Опсикия. Феофилакта Салибана назначил магистром милитиумом Востока. Геродотия Моропавла возвел в должность магистра оффиций. В этот же день в честь восстановления Юстиниана на престоле устраивались скачки. В свою кафизму на ипподроме император пригласил хана. Перед началом состязания в кафизму были приведены в оковах Леонтий с Апсимаром и брошены к ногам императора. Позорное хождение по городу окончательно сломило дух Апсимара. Упав на пол, он заплакал и стал умолять Юстиниана о помиловании.

— Божественный мой господин, прояви милосердие к тому, кто низверг врага твоего и отомстил за тебя.

— Ты хорошо поступил, отрезав нос у Леонтия. Но плохо поступил, когда искал мою голову в Хазарии. Потому будет справедливым взять теперь твою голову, Апсимар. Зуб за зуб, око за око. Не так ли сказано в Писании?

При этих словах Юстиниан наступил левой ногой на шею Апсимара, вдавив его лицом в пол. Раздался ехидный смех Леонтия, так и не сломленного еще до конца, в отличие от Апсимара.

— Как жаль, Юстиниан, что я тогда не повелел отрубить тебе голову. Но теперь я могу надеяться на снисхождение к моей персоне. Не так ли, Юстиниан? Ведь ты говоришь «око за око», значит, я отправлюсь в Херсонес?

Юстиниан, ничего не ответив, с презрительной холодностью глянул на Леонтия и поставил на его шею правую ногу. Прижатый к полу лицом, Леонтий все же прохрипел:

— Нет, ты не будешь поступать по библейской заповеди, ты жаждешь крови. Ты получишь, Юстиниан, кровь, но это уже будет твоя кровь, и вспомнишь тогда мои слова.

Народ, увидев, как Юстиниан попирает ногами выи своих врагов, одобрительно загудел, прославляя императора. С трибун послышались льстивые выкрики: «На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и змия». Эти стихи девяностого псалма показались охлосу до того удачными, что вскоре их речитативом стали повторять целые трибуны.