— Но качество сочинений Игнатьева не позволяет объявить его графоманом. Обязательно найдутся люди, которые в это не поверят.

— Правильно. Это очевидно, поэтому и предлагается его уничтожение. Я рад, что мы поняли друг друга. К тому же он слишком много знает. А лишние знания умножают печали.

— Жаль, конечно, что все так получилось, но ваши доводы убедительны.

— Хватит болтать, Пермяков, нас ждут.

Послышался характерный звук открывающегося сейфа.

— Сейчас, я только достану свой пистолет. Вот он. Все в порядке, пойдемте. Только, чур, стрелять буду не я.

— Нам не дано предугадать, чья пуля гада продырявит, — сказал Пугачев и ритмично засмеялся.

Дверцу сейфа закрыли, а потом хлопнули и входной. Они ушли.

Я застыл. Некоторое время пребывая в полнейшем оцепенении. Нужно было быстро решить, что делать дальше. Правильного ответа я не знал. Понятно было, что я попал в неприятную ситуацию. Дурацкая привычка понимать прочитанный или услышанный текст в точном соответствии с написанными или произнесенными словами сыграла со мной весьма подлую шутку. Я услышал, то, что услышал. Осталось сомнение, правильно ли я интерпретирую разыгравшийся передо мной диалог? Поверить в то, что главный редактор издательства Пермяков и писатель Пугачев вознамерились пристрелить писателя Игнатьева только за то, что им не понравились его тексты, было трудновато. Предполагаемое наказание явно было несоразмерно содеянному.

Я изо всех сил пытался придумать разумное объяснение случайно подслушанному разговору, которое бы позволило интерпретировать его в некоем переносном, скрытом от меня смысле. Немедленно вспомнилась цитата из известного фильма: «А протокол мне тоже составлять в переносном смысле»?

Анна часто говорила, что мой основной недостаток — отсутствие достаточной практики общения с людьми. Да, я нелюдим, признаю. Диковатс. И это правда. Но если под практикой общения подразумевается накопление опыта разрешения подобных ситуаций, прошу прощения, меня это не интересует.

Необходимо было успокоиться. Ситуация, в которую я попал, требовала пока не действий, а интеллектуального решения. Хорошо было бы сообразить, что я могу сделать, а потом уже действовать. Для начала следовало прикинуться валенком, сделать вид, что я ничего не слышал и ничего не знаю, занять более выгодную позицию, а дальше будет видно. Это позволит мне предупредить Игнатьева. Во всяком случае, оставлять его без помощи я не собирался.

Время для раздумий закончилось. Пора было уносить ноги. Я осторожно выскользнул из кабинета Пермякова, стараясь проделать это без лишнего шума. Тихонько закрыв дверь, я с облегчением прислонился к стене. Первая часть моего плана была выполнена, теперь можно было перевести дух. Если ребята действительно настроены так воинственно, то им все равно, прибить одного писателя или двух. Впрочем, опасность еще не миновала, теперь было важно не попасться на глаза Ларисе, поскольку в этом случае я был бы немедленно разоблачен. Оставалось рассчитывать на удачу. На мое счастье первым в коридоре появился Пермяков.

Он пристально посмотрел на меня и спросил:

— Давно меня ждете?

— Нет, — ответил я, глупо улыбнувшись, постарался, чтобы моя ложь прозвучала достовернее. — Только что пришел, смотрю, никого нет. Вот, думаю, дела. Но вы сразу появились, я даже возмутиться не успел.

Меня, впрочем, волновало другое: успел ли Пермяков за прошедшие десять минут пристрелить Игнатьева или отложил свою миссию на завтра, чтобы лучше подготовиться? Судя по безмятежной роже, пострелять в беззащитного человека ему пока не удалось. Мне захотелось понюхать его руки, вдруг удастся почувствовать запах пороха, но я вовремя остановился, в красках представив себе похабную картинку: писатель припадает к руке своего издателя, рассчитывая тем самым ускорить выплату гонорара.

— Это хорошо, — Пермяков не обратил внимания на мое возбужденное состояние. — Я должен передать вам депешу под роспись.

— А что за депеша?

— Не имею ни малейшего представления. Я уже говорил, что меня это не касается.

Мы вошли в кабинет, я, не мешкая, расписался в прошитой суровой ниткой тетради и получил на руки пакет, скрепленный настоящей сургучовой печатью. Все, кажется, пронесло. Теперь даже появление Ларисы ничем мне не угрожало. Она бы увидела, что депеша получена, а мы с Пугачевым мило беседуем о своем, писательском.

— Здесь вскройте, письмо заберете себе, а конверт я должен уничтожить. Таковы правила.

Я подчинился.

Пермяков достал из кармана зажигалку и тут же, на моих глазах, сжег конверт. Это действие произвело на меня сильное впечатление. Можно было подумать, что я стал персонажем шпионского триллера. Сомнительная честь, надо сказать. Я смотрел, как огонь пожирает коричневатую бумагу конверта, и не мог отделаться от ощущения собственной беспомощности. Ох, зря я связался с этими людьми.

— Ну, я пошел?

— Идите, Хримов. Вы правильно сделали, что проявили сознательность и явились без дополнительного оповещения. Не люблю принуждать людей.

Так я тебе и поверил!

На негнущихся ногах я направился к двери, стараясь не показывать, что меня трясет от страха. Я думал, что после памятного визита отца, я излечился от приступов бытового страха, но не тут-то было. Чего скрывать, я до дрожи в коленях боялся Пермякова. Вот эту дрожь мне и следовало контролировать, чтобы не выдать себя. Не хотелось думать о том, что произойдет, если он заметит охватившее меня волнение. И только плотно закрыв за собой дверь, я вздохнул с облегчением. Вот теперь уже действительно все. Можно было перевести дух. Больше меня в это издательство и пряниками на заманишь!

Я прибавил шагу и, не оглядываясь, помчался прочь, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. В мгновение ока я выскочил на набережную Невы, продышаться. Погода окончательно испортилась, со стороны залива появились зловещие черные тучи, неумолимо подгоняемые резкими порывами невесть откуда взявшегося ветра. В лицо летели обрывки газет и еще какой-то грязи, а вскоре к ним добавилась навязчивая колючая снежная крупа. Я зажмурился и почувствовал, как по моим щекам мерзко и настойчиво хлещет долгожданный снег. Кожа мгновенно заныла, словно я одновременно получил дюжину пощечин. Забавно, но мне стало легче.

Я отвернулся, защищаясь от разбушевавшейся стихии, и поднял воротник. У меня не было времени на пустые переживания. Сейчас нужно было успокоиться и понять, что мне следует предпринять в сложившейся ситуации.

Для начала следовало ознакомиться с содержимым депеши. Я вытащил из кармана смятую бумажку и прочитал:

Господин Хримов,

Сообщаем о зачислении в штат веб-журнала «Чужой» в качестве сотрудника отдела фантастической литературы. Вам надлежит обратиться к редактору издания г-ну Игнатьеву, который введет вас в курс дела и обеспечит доступ к имеющимся в распоряжении ресурса текстам. Мобильный телефон г-на Игнатьева прилагается.

Пугачев.

Действительно, внизу на листке карандашом был написан обещанный номер. И из-за такой ерунды мне пришлось тащиться в издательство, расписываться в журнале поступлений и наблюдать процесс сожжения конверта! Неужели Пугачеву было трудно сообщить мне о столь потрясающем и секретном событии, как зачисление в штат веб-журнала, устно, прошептав это мне при личной встрече на ухо или по телефону, использовав при этом все то же ухо? Мне не понравилось, что Пугачев отнесся к довольно банальному факту с неожиданной серьезностью.

По привычке, я придумал несколько веселых сюжетов, которые вполне могли бы послужить причиной для такого забавного поведения представителя хозяина. Тут была и необходимость скрупулезного отчета перед налоговыми органами, для которых с некоторых пор важен не только факт зачисления в штат, но также час и минута, когда это произошло. Не исключено, что Пугачев самым банальным образом перерасходовал средства, выделенные ему на представительскую работу, и теперь судорожно пытается спрятать растрату в куче подобных бессмысленных документов. А может быть, фантастами всерьез заинтересовалась некая шпионская сеть, деятели которой, в силу низкого интеллектуального уровня развития, по-детски считают, что чем больше тайн им удастся завести в своем хозяйстве, тем выше руководство будет оценивать их профессиональный потенциал. И, наконец, сюжет, понравившийся мне больше всего: правительство решило выдавать фантастам лицензии на право предугадывать будущее, решив, что действенный контроль возможен только в случае, если сопроводительная документация будет выполнена на надлежащем уровне. Нас же не удивляет, что повестки призывникам вручают под роспись. Пора что-то подобное внедрить и для фантастов.