Лукас затолкал учебники в рюкзак Скай и протянул его девушке. Она поблагодарила миссис Бетани и Лукаса и пошла дальше, кинув на него напоследок любопытный взгляд, — вероятно, сообразила, что он не произнес ни слова после того, как увидел ее разбитую коленку. Впрочем, она ничего на этот счет не сказала, просто захромала в сторону своей спальни.

Когда миссис Бетани осталась наедине с Лукасом (не считая, разумеется, меня), она строго на него посмотрела.

— Вам показалось это трудным, верно?

Лукас только кивнул. Он не мог смотреть ей в глаза. Я представляла, какой стыд гложет его сейчас. Он ненавидел себя за то, что жаждал крови и чуть не напал на человека, тем более на человека, всегда хорошо к нему относившегося. Должно быть, стыд был непереносимым.

— Крепитесь, мистер Росс. — Миссис Бетани знакомым жестом положила руку ему на плечо. — Есть способ преодолеть ваши теперешние трудности.

— Что, существует способ отбить у вампира жажду крови? — хмыкнул Лукас.

— Да.

Он потрясенно уставился на нее. Я сама настолько удивилась, что толком ничего не замечала.

— Жажда крови — вот что делало вампира вампиром. Кроме того, в академию «Вечная ночь» в основном приезжали вампиры, не нападавшие на людей. Разве не логичнее учить их этому способу, а не вождению автомобиля?

Увидев, насколько Лукас ошеломлен, миссис Бетани скупо улыбнулась, ее пальцы сильнее стиснули его плечо.

— Способ навсегда заглушить жажду крови, — пробормотала она. — Он реален. И я добьюсь своего.

Лукас не шелохнулся, восхищенно глядя на нее.

— Научите меня, — попросил он.

— Когда вы будете готовы. — Директриса повернулась, подхватила подол своей длинной юбки и начала подниматься по ступенькам, кинув напоследок: — Думаю, это произойдет очень скоро.

Когда мы остались одни, Лукас прошептал:

— Неужели это правда? Бьянка, она говорила правду?

— Не знаю.

Остаток дня у меня прошел как в тумане. Тревога за Лукаса, все усиливающееся влияние миссис Бетани на него не давали ни на чем сосредоточиться. Но наступила ночь, Лукас и все мои друзья легли спать, и я заставила себя взяться за дело.

Если сегодня ночью у меня ничего не получится, я больше никогда не наберусь смелости противостоять призракам. А это значит — я вряд ли смогу контролировать и собственную судьбу.

Я сосредоточилась на предмете, при жизни имевшем для меня большое значение, — предполагаемой «станции метро», куда можно переместиться в любое время. Однако это будет сложно: предмет принадлежал не мне, а человеку, который, возможно, не желает меня больше видеть. Но ей придется.

Я заполнила сознание этим образом, желая увидеть его, стать с ним единым целым: плетеный коричневый кожаный браслет.

Академия «Вечная ночь» исчезла. Все вокруг меня потемнело. Оглядевшись, я все же заметила, что сквозь щели жалюзи пробиваются полоски света от ослепительной неоновой вывески дешевого отеля, а на тумбочке мигают большие цифры будильника.

К моему великому облегчению, я оказалась в чьей-то комнате, а не в логове Черного Креста. То есть я, конечно, это подозревала, но убедиться всегда не помешает. Решив, что комнате нужен еще один источник света, я создала собственное сияние, наполнив помещение мягким голубоватым светом, обрисовывающим мой спектральный облик. Теперь я различала гостиничную кровать и две спящие на ней фигуры.

Одна из них зашевелилась под одеялом и вдруг резко села, моргнула и произнесла:

— Бьянка?

Я улыбнулась.

— Привет, Ракель.

Ракель уставилась на меня, широко раскрыв глаза. Ее короткие черные волосы были растрепаны.

— Это сон? — прошептала она.

— Нет, — ответила я.

Она толкнула человека, спавшего рядом, — свою подругу Дану. Та медленно села, потирая глаза.

— Что случилось, детка?

Я засветилась чуть ярче и рискнула принять более определенный облик.

— Привет, Дана.

Дана соображала медленно. В других обстоятельствах это было бы забавно.

— Ты решила преследовать меня? — спросила Ракель и отползла назад, словно пыталась сбежать, но наткнулась на спинку кровати. На стене висел один из ее безумных коллажей — вырезки из журналов и разные предметы, которые Ракель превращала в произведения искусства. — Я так и знала!

— Что? Да нет же!

Тут до меня дошло, почему Ракель выглядит такой испуганной и виноватой. Она решила, что я все еще злюсь на нее за то, что она выдала меня Черному Кресту.

— Ну, если честно, то я еще немного злилась, но не понимала этого до тех пор, пока не увидела ее снова, без орды бойцов Черного Креста.

Дана торопливо спросила:

— Как там Лукас? В Ривертоне он выглядел не особенно хорошо.

— Ему тяжело. — Это не совсем точно описывало то, что приходилось преодолевать Лукасу, но я не знала, что еще сказать.

Дана поникла. Они с Лукасом выросли вместе, Черный Крест и ей промыл мозги, и она считала вампиризм самой страшной участью из всех возможных. Может быть, Дана была единственным человеком на свете, полностью понимавшим всю глубину ненависти к себе, которую сейчас испытывал Лукас. Она посмотрела мне в глаза, и взгляд ее полыхнул яростью.

Почему ты его не обезглавила?

Даже думать об этом было тяжело, но я поняла, что ответить на ее вопрос будет еще труднее.

— Потому что я сама была вампиром и знала, что это не всегда самое плохое, что может случиться. Я думала, что он сумеет справиться. И наверное, он сумеет.

— Ты всегда была только вампиром, и больше никем! — отрезала Дана. Ракель, широко раскрыв глаза, следила за нашим спором, словно боялась напомнить о своем присутствии. — Откуда же ты знаешь, что для нас самое плохое? Вот я чертовски хорошо знаю, что, если такое случится со мной, кто-нибудь непременно должен позаботиться о том, чтобы я не восстала живым мертвецом. Это самая священная клятва, которую мы даем сами себе. Мы с Лукасом обещали это друг другу тысячу раз! — Она тяжело дышала, ярость ее усиливалась. — Если бы ты его любила, ты бы сделала это ради него!

Она словно дала мне пощечину, хотя Лукас меня давно простил.

— Обещание дать легко. Но если бы ты была там… если бы видела, как Лукас лежит мертвый, и знала, что можешь или потерять его навсегда, или заговорить с ним через пару часов, тебе было бы вовсе не легко. — Я снова пожалела, что призраки не могут плакать, — так больно хранить это печальное воспоминание и не иметь возможности дать выход горю. — Да, ему сейчас трудно, но у него есть друзья. У него есть я. Неужели это и вправду хуже, чем знать, что у него уже никогда ничего не будет?

Дана на несколько секунд замолчала.

— Не знаю, — произнесла она в конце концов. — Но то, что я сказала, остается в силе, хорошо, детка? — Она посмотрела в глаза Ракель: — Если мне придется превратиться в вампира, ты позаботишься о том, чтобы я никогда, никогда не увидела рассвет!

— Обещаю. — Голос Ракель прозвучал так тихо, так уверенно, и ее любовь к Дане заполнила комнату. Если бы мы с Лукасом когда-нибудь поговорили об этом, если бы я дала ему такое обещание, хватило бы мне мужества, чтобы отпустить его навсегда? Смогла бы я быть такой сильной, как Ракель? Не знаю.

Дана и Ракель долго смотрели друг на друга, Ракель крепко сжимала руку Даны. Потом Дана повернулась ко мне.

— Ты для этого пришла? Чтобы поговорить о Лукасе? — Голос ее смягчился. — Или он хочет увидеться со мной? Потому что, если ради него мне нужно проникнуть в эту вашу ненормальную вампирскую школу, я это сделаю.

Ракель выпалила:

— А что вы, ребята, снова делаете в академии «Вечная ночь»? Вы что, окончательно рехнулись? — И тут же отпрянула, все еще опасаясь меня.

— Да все нормально, миссис Бетани даже не рассердилась. Она настолько ненавидит Черный Крест, что даже обрадовалась, когда Лукас перешел к ней. — До сих пор я этого не понимала, но не сомневалась, что так и было. — Но в любом случае я бы не стала предлагать вам появиться там как охотникам Черного Креста. Скоро снова состоится поездка в Ривертон. Только не получится ли так, что, едва он покинет кампус, как Черный Крест на него набросится?