Совсем другое дело — ласкать ее в своем доме...

Джорджиана продолжала целовать его, но Йен из последних сил пытался сдержать ее порывы.

— Ты мой восхитительный ангел, — поклялся он, тяжело дыша.

— Еще!

Она схватила его за волосы и резко потянула его голову вниз.

Йен с хриплым смехом повиновался. Боже, он, должно быть, умер и попал в рай!

Тем не менее он придумал способ вернуть свою страстную нимфу на землю.

— Хочешь получить подарок? — прошептал он ей на ухо.

Джорджи помедлила, задумчиво покусывая его ухо.

— Ты его принес?

— Лежит в кармане.

— А что еще в твоем кармане, Йен?

Бессовестно хихикая, она сжала его твердую плоть.

— Джорджиана! — воскликнул он с растерянным смешком. — Я имел в виду карман сюртука, неисправимая ты плутовка!

— Предпочитаю то, что у меня в руке.

Она сжала его, и он застонал.

— Ты... ужасно скверная.

— Разве не знаешь, что это у меня в крови? — прошептала она.

— Похоже, что так.

Изнемогая от блаженства, он позволил ей делать все, что она хочет, но только на минуту. Отстранившись, он встал на колени и дотянулся до внутреннего кармана сюртука.

Джорджи села.

— Закрой глаза и протяни руку, — велел он.

Она повиновалась. Несколько секунд он просто любовался ее неправдоподобно длинными ресницами.

Какая она красавица! И так еще невинна, несмотря на кажущуюся смелость! Он не переставал удивляться каждый раз, когда это замечал.

— Ты еще здесь? — нетерпеливо осведомилась она.

— Здесь, принцесса.

Он наклонился, прижался поцелуем к маленькой ладони и только потом вложил в нее свой подарок. Джорджи открыла глаза.

На ладони лежал серебряный ножной браслет.

— Йен! — обрадовалась она. — Ты купил мне колокольчики!

Встав на колени, она вдруг обхватила его шею. Он в ответ обнял ее за талию.

— Тебе не нужно меняться, Джорджиана, — хрипло прошептал он. — Ты само совершенство.

— О, Йен, — выдохнула она, прильнув к нему.

Его впервые в жизни обнимали так крепко и жарко! Ее безграничная привязанность к нему иногда озадачивала его, но к этому он сможет привыкнуть.

Йен улыбнулся.

— Ну вот. Позволь мне надеть их тебе.

Поцеловав его в щеку, она неохотно отстранилась, послушно уселась на пол и положила ему на колени изящную босую ножку.

Он плотоядно улыбнулся, восхищенный прелестью ее ступней, осторожно сжал пятку и стал щекотать легкими движениями кончика пальца, но Джорджи прикусила губу, отказываясь смеяться.

— Ну вот, — объявил он, щелкнув по браслету, чтобы услышать звон.

Джорджи тряхнула ногой.

— Какой прекрасный подарок! Ты так заботлив! Так добр!

— Ты слишком строга к себе.

— Не могу высказать, как много значит для меня твой поступок! Значит, ты действительно принимаешь меня такой, какова я есть. Будем откровенны — я немного странная... не такая, как все, и прекрасно это сознаю.

Йен рассмеялся.

— Может, ко мне нужно привыкнуть? Я пытаюсь ладить со всеми, однако... всегда ощущала, что не принадлежу ни к какому кругу, что чужая всем, даже подругам... пока не встретила тебя.

Он погладил ее колено.

— Не все понимают тебя. В отличие от меня.

Она неожиданно подалась вперед и прижалась крепким нежным поцелуем к его губам.

Йен слегка откашлялся.

— Так о чем ты... э-э... хотела со мной поговорить? Я думал, всему причиной твоя астма, но сегодня ты сказала, что... э-э... тебя беспокоит что-то другое.

— Верно, — кивнула она. — Видишь ли... все это не так просто.

— В чем дело? — нахмурился Йен.

— Помнишь, когда мы танцевали прошлой ночью, ты пошел за пуншем?

Йен кивнул.

— В твое отсутствие ко мне подошла леди Фолконер и представилась.

— Что она сказала? — насторожился он.

Джорджиана глубоко вздохнула, помолчала и, наконец, вынудила себя сказать то, что не давало ей покоя со вчерашнего дня:

— Заявила, что, даже если мы поженимся, ты никогда не полюбишь меня, потому что твое сердце умерло вместе с Кэтрин.

— Понятно. — Йен высоко поднял брови, пытаясь осознать сказанное. — Какой вздор! И ты ей поверила?

— Не знаю, чему верить! Поэтому и вышла на террасу. Успокоиться и подумать. Меня совершенно ошеломили ее откровения.

— Не откровения. Ложь. О чем еще она тебе солгала?

— Это все. В основном.

Сейчас она выглядела такой беззащитной... такой уязвимой...

— Леди Фолконер добавила, что ты никогда не любил ее, и это означает, что и меня любить не будешь. Из-за Кэтрин. Но если ты не можешь любить меня, Йен, не уверена, что хочу знать об этом. Может, не стоит мне это говорить, ведь я так люблю тебя, что не вынесу...

— Ш-ш...

Он прижал палец к ее губам и уставился на нее со всевозрастающей изумленной радостью.

Ее глаза были широко раскрыты.

Если он не ошибся, она только что призналась ему в любви.

Йен осторожно сжал ее подбородок большим и указательным пальцами, чувствуя, как из самых глубин души поднимается волна благоговейного восхищения.

— Дорогая, — очень тихо сказал он, — я никогда не любил ни одну женщину так, как люблю тебя.

И услышат, как она ахнула. Увидел, как синие глаза наполняются мучительной надеждой.

— Ты... любишь меня?

Он пожирал ее глазами. Слова, слетавшие с губ, шли прямо из сердца.

— Джорджиана, я полюбил тебя в тот момент, как увидел. Ты мчалась по рынку пряностей на белой лошади. Я понятия не имел, кто ты, но точно знал, что вижу перед собой самое храброе, самое безумное, самое прекрасное создание на свете. И теперь, узнав тебя, считаю, что ты в тысячу раз прекраснее, чем мне показалось тогда.

Она неверяще рассмеялась и тут же заплакала. Бриллианты слез покатились по щекам. Не успел он опомниться, как она бросилась ему на шею и радостно прошептала:

— Женись на мне! Да, я хочу стать твоей женой. Хочу, чтобы мы всегда были вместе.

Он схватил ее за плечи.

— Ты согласна? Согласна стать моей женой? Наконец-то опомнилась и послушалась своего сердца?

— Да! — Она энергично закивала. — Да! Я хочу выйти за тебя замуж! Я люблю тебя, Йен! Люблю! И если ты все еще хочешь меня, ничто не сможет нас разлучить!

Он молча смотрел на нее, стараясь запечатлеть в памяти ее лицо в этот момент. Чтобы никогда не забыть любви, сияющей на этом лице.

— Если? — прошептал он наконец и рывком притянул к себе ее худенькое тело.

Ощутил его трепет и поцеловал розовую щеку.

— Ты так дорога мне, — признался он, закрыв глаза.

Давным-давно он отказался от всяких надежд, что истинная любовь когда-нибудь его посетит.

Теперь он держит в своих объятиях прелестную волшебную женщину, ставшую такой же дорогой ему, как его собственная плоть и кровь.

Он поцеловал ее в макушку, стараясь успокоить бушующее в его груди море эмоций. Таких странных и незнакомых...

Она отстранилась и улыбнулась, лаская его щеку. И хотела что-то сказать, но нахмурилась и повернулась к окну.

— Слышишь, Йен? Собака!

Йен обернулся к окну и уже хотел что-то сказать, но осекся и прислушался.

— Похоже на Гипериона, — выдавил он, насторожившись.

Этот пес жил у Хока всегда. Когда-то он был щенком. Они — мальчишками...

Йен неожиданно нахмурился:

— Этот пес не лаял с тех пор, как король Георг еще был в своем уме.

Йен поднялся, подошел к окнам и осмотрел двор.

И точно: большой старый пес, обычно смирный и флегматичный, сейчас метался взад-вперед перед высоким забором из кованого железа, окружавшим владения герцога. Боже, да ньюфаундленд захлебывался лаем и рычал, как бешеный волк, пытаясь до чего-то добраться.

Или кого-то?

Йен прищурился.

Чужак в доме?

Он стал изучать тенистый парк, пытаясь отыскать объект ярости Гипериона.

Но тут его взгляд упал на одетого в черное человека.

Йен оцепенел.

Ужас пронзил его разрядом молнии.

Не может быть!