— Немного. Все же почему вы уехали так далеко?

— Не знаю, — пробормотал он. — Полагаю, мне хотелось убраться как можно дальше.

— От чего именно?

— От всего. — Избегая ее взгляда, он отогнал назойливого мотылька. — От работы. Ответственности. Прошлого.

Джорджи сочувственно вздохнула.

— От воспоминаний о жене?

Йен потер щеку и смущенно нахмурился.

— Да... и от этого.

Джорджи улыбнулась. Очень нежно.

— Жизнь для живых, Йен.

— Да, так все говорят. — Он отвел глаза, осматривая таинственную, погруженную в темноту пещеру. — Поразительное место! Пойдемте посмотрим поближе.

Древняя пещера была переполнена свидетельствами времени. Фрески, изображавшие сплетавшихся в объятиях любовников, потрескались и выцвели, но все еще были полны жизни. Ими был украшен даже потолок.

Курящиеся благовония и подношения из цветов украшали ноги изображенных бодисатв, идущих по каменистым тропам к просветлению. Колеблющиеся огоньки свечей отбрасывали неверные тени на барельефы, и казалось, что маленькие каменные фигуры двигаются и танцуют.

Мрачная атмосфера создавала впечатление, что они похоронены заживо в каменных саркофагах. И лишь непристойные изображения со всех сторон призывали их обнять жизнь с бесстрашным самозабвением и забыть обо всех условностях.

Живи днем...

Йен, должно быть, думал о том же, потому что неожиданно остановился и спросил:

— Как умерла ваша мать?

— Во время прогулки, — удивленно ответила она, — ужасная трагедия... она утонула.

Странное выражение — возможно, шок — промелькнуло в зеленых глазах, лицо его напряглось.

— Мне очень жаль.

Она пожала плечами. Скорбь долгое время боролась с гневом в ее сердце. И каждый раз гнев брал верх при мысли о глупейшей ошибке, совершенной матерью в тот день.

— Она поехала с подругами на пикник, и они приблизились к реке, вздувшейся после муссонных дождей. Дамы оказались нетерпеливыми и потребовали от возницы перебраться на другую сторону. Тот пытался объяснить им, что это небезопасно, но они настаивали, и всех унесло течением.

— Какой кошмар, — глухо обронил он.

— Как насчет вашей жены?

— Лихорадка. — Йен отвел глаза. — Так что вы хотели сказать мне?

Поспешность, с которой он сменил тему, и стоический тон вызывали сочувствие, и у нее не хватило духу расспрашивать дальше. Кроме того, и времени было не так много.

— Скажите, Шаху присутствует на ваших переговорах с махараджей? — едва слышно спросила она, увлекая его в тень, отбрасываемую толстой колонной.

— Да. Он будущий правитель Джанпура, и отец хотел преподать ему урок дипломатии.

— Вы не должны ему доверять.

— Я и не доверяю, особенно учитывая его поведение по отношению к вам. Но почему вы это сказали?

— Попав в гарем, я обнаружила, что он каждый день приходит повидаться с матерью. И, познакомившись с махарапи Судханой, я заподозрила, что она что-то затевает.

Йен насторожился.

— О чем вы?

— Думаю, сын рассказывает ей все, что происходит на переговорах. Знаете ли вы, что она сестра Баджи Рао?

— Да... я слышал, — помедлив, ответил Йен.

— Но что, если она использует своего сына как шпиона? Она вполне может передавать информацию брату.

— Думаю, Джохар умеет держать жену в руках, — возразил он. — И она не выходит за пределы гарема. Кому она может передавать информацию? И, кроме того, это означает, что она предает своего мужа. Зачем ей это?

— Месть, разумеется.

Йен свел брови.

— Разве вы не знаете, что махараджа безумно влюблен в Мину? — улыбнулась она.

Йен раздраженно вздохнул и потер лоб.

— В тонкости любовной жизни махараджи меня не посвятили. Черт возьми, брошенная женщина...

— Брошенная махарани, — поправила Джорджи. — Возможно, вам стоит позаботиться о том, чтобы наследника не допускали на переговоры.

— И какой же предлог я должен выдумать, не оскорбив при этом махараджу, да еще смертельно? Сказать Джохару, что его сын — гнусная змея, а жена замышляет заговор? Вряд ли он тут же подпишет договор.

— А если у нас будут доказательства? — поспешно спросила она, и Йен бросил на нее подозрительный взгляд.

— В зенане есть комната, где махарани принимает посетителей. Никого из посторонних туда не допускают. Если она что-то скрывает, то только в этом помещении. Бьюсь об заклад, я смогу пробраться туда и посмотреть...

— Нет, — твердо отрезал он, тыча пальцем ей в лицо. — Держитесь подальше от всего этого. Вам и без того грозит опасность. Это не игра.

— Йен, имея двух братьев, которые рвутся в любое сражение, я лучше других понимаю, как высоки ставки. И сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам предотвратить войну.

— Очень мило с вашей стороны, но я не собираюсь совать нос в домашние ссоры махараджи. Это неприлично и оскорбительно для него. Я просто постараюсь решить другую часть уравнения: выставлю часовых, пусть отслеживают возможных шпионов, которых посылает из форта махарани.

— Невозможно. Слишком много ворот и слишком много выходящих из дворца людей: слуг, торговцев, рабочих. Кроме того, видите, как легко режется песчаник?

Она показала на окружавшие их скульптуры.

— Большинство старых фортов оснащены подземными ходами. И махарани, разумеется, о них знает. Поскольку я имею доступ в гарем, у вас есть шанс узнать, что происходит в действительности. Поймите, она способна погубить все ваши замыслы.

— Даже если и так, она опоздала. Наши переговоры почти закончены. Уверен, что махараджа собирается подписать договор. Джорджиана, вы меня слышите? Я не желаю, чтобы вы вмешивались. Слишком опасно!

— Я не боюсь.

— В этом и проблема, — парировал он. — Вы поставили себя под удар самим приездом сюда и привлекли чересчур много внимания. Все мужчины в этом зале, если не считать ваших братьев, сражены вашей красотой. Даже Шаху.

— Даже вы? — выпалила она, не успев сообразить, что говорит.

Йен долго молча смотрел на нее.

— Думаю, ответ вам известен.

— Ответ истинного дипломата, — поддела она. — Вы никогда не отвечаете на вопросы прямо?

Маркиз смотрел на ее губы, словно борясь с искушением и споря с собой. В эту секунду он был таким спокойным и неподвижным, что Джорджи испугалась собственной дерзости. Но тут он полоснул ее горящим взглядом и шагнул ближе. Его огромная тень заслонила барельефы. В этот момент он походил на элегантного Люцифера, окутанного подземным мраком, величественного и грозного, сосредоточенного на своей цели.

Он коснулся ее с пьянящей легкостью, как человек, выжидающий своего часа. Провел кончиками пальцев по щеке. Тронул ушко, погладил линию подбородка. И приподнял его двумя пальцами.

И когда нагнул голову, чтобы попробовать ее на вкус, Джорджи затрепетала и закрыла глаза.

Его губы коснулись-погладили ее рот. Искушая. Обольщая подобно пустынному миражу, принявшему вид оазиса. Жажда к нему сводила ее с ума. Она понимала, что он из последних сил старается держать себя и свои страсти под жестким контролем, но эмоции кипели в глубине подобно лаве в жерле вулкана. В каждом касании его больших, но красивых рук чувствовалась скрытая сила.

Джорджи подняла ресницы и наткнулась на его взгляд.

— Ты так прекрасна, — прошептал он.

В ее глазах светилось застенчивое приглашение.

Он сжал ее в объятиях, жадно коснулся губ. Медленные настойчивые ласки языка заставили ее приоткрыть рот. И тут началась настоящая магия. Чувственная. Головокружительная. Эротическая.

Гипнотический ритм лишал разума.

Колени Джорджи подогнулись. Пришлось схватиться за Йена, чтобы не упасть. Обхватить его шею, сцепить пальцы на затылке.

Он стиснул ее еще сильнее.

Мощь его объятий, исступленные поцелуи говорили о силе его жажды. Его прикосновения нашептывали истории о бесконечных дальних путешествиях, о неустанных поисках неизвестно чего, об одиночестве... Свернувшееся тугой спиралью напряжение требовало выхода. И она жаждала утешить его, обнять и окружить своим теплом, дать ему дом и приют в своем теле. Позволить ему коснуться ее там, где никто и никогда не касался. Дрожащими руками она сжимала и ласкала его, безмолвно заверяя, что он может получить все, что пожелает. Слишком долго она делала вид, что существует и живет во имя справедливости. Но в глубине души сознавала, что существует и живет ради любви. И эта черта ее истинной натуры пугала так долго, особенно при встречах с мужчинами, но никогда раньше она не встречала человека, достойного всего, что могла дать. И теперь она ничего не боялась. Потому что доверяла ему. И их поцелуй — невероятное блаженство.