С ошарашенным видом я стала оглядываться по сторонам.

Время остановилось, и весь мир замер. В одно мгновение автобусы остановились на полпути, а пар, выдыхаемый прохожими, застыл вязким облаком. Казалось, стоит протянуть руку, и увязнешь в его плотной массе. Какой-то мужчина в длинном черном пальто легким щелчком стряхивал пепел с сигареты, да так и не закончил это занятие, а от сигареты тянулась вверх тонкая неподвижная струйка дыма. Создавалось впечатление, что невидимая рука поставила время на паузу, а мне забыли об этом сообщить.

Над одним из автобусов мелькнуло белое оперение птицы. Я присмотрелась внимательней.

Там, на крыше автобуса, распушила свои перышки белоснежная бабушкина сова, которая подмигивала мне желтыми бусинками глаз. Она кивала головой, будто спрашивая: «Что случилось, хозяйка?»

Я шагнула вперед, но не тут-то было. Движения давались с трудом, будто невесомый воздух вокруг меня превратился в густой сироп. Приходилось идти очень медленно, преодолевая сопротивление плотного воздуха. Три шага, четыре — все ближе и ближе к автобусу с гостеприимно распахнутыми дверьми. Уже виден неподвижный водитель с микрофоном у рта и закрытыми глазами, застигнутый паузой во время мигания.

Внезапно тишина вокруг меня взорвалась, как воздушный шар, и вновь заполонили шум двигателей, голоса прохожих, тихое завывание ветра. В ошеломлении я замерла, не сводя взгляда с водителя автобуса, а тот как раз договорил свое объявление в микрофон и перевел взгляд на меня.

— Ну что, садишься, малышка? — обратился он ко мне.

Раскрасневшимися щеками и белой длиннющей бородой водитель напоминал старого доброго Санта-Клауса. Пожалуй, только шарф на шее с изображением американского флага и распухшие суставы пальцев выбивались из общей рождественской картины. А сам водитель жизнерадостностью и доброжелательностью внушал такое доверие пассажирам, что вряд ли они пожелают видеть кого-нибудь другого за рулем многотонной махины.

Я вошла в автобус с громко бьющимся от волнения сердцем, предъявила проездной и заняла место неподалеку от выхода. Как показала практика, далеко от водительского места садиться не стоит — можно стать жертвой обколотого психа или карманника. Однако и близко к водителю садиться на сей раз не хочется. Вдруг он заметит, что со мной творится неладное: например, накатит на меня очередная волна дурноты и вытошнит прямо в салоне.

А самочувствие сейчас такое, что и до рвоты недалеко.

С трудом удалось восстановить учащенное дыхание. Несмотря на то, что под курткой и шапкой с меня тек градом пот, зубы по-прежнему выбивали дробь, а по коже бегала орда мурашек. Я скрестила на груди дрожащие руки, внушая, что нисколько себя не жалею. Наконец автобус заурчал и сдвинулся с места. Интересно, сова еще сидит на крыше? И видят ли ее прохожие?

Так и с ума сойти недолго, Дрю!

С другой стороны, меня охватило необычное умиротворение. Бабушка всегда советовала прислушиваться к внутреннему голосу. И если сейчас меня ведет ее сова, стоит ли ломать голову по поводу правильности принятого решения?! Нет, нужно лишь следовать за ней. Как часто раньше приходилось доказывать отцу, что интуиция вовсе не является последствием детских страхов или плодом богатого воображения. Ведь он сам часто повторял, что инстинкты ни разу не подвели меня при выслеживании нежити, которую отец не видел. Ведь обычного человеческого зрения для этого недостаточно… Мне кажется, ни один из взрослых людей не верит в интуицию, даже зная наперед, что за углом скрываются ужасные чудовища.

Странно, но до сегодняшнего дня время не останавливало своего бега и мир не застывал вокруг меня в одном мгновении. И сова никогда не являлась мне при свете дня, оставаясь ночной гостьей из пограничного мира между явью и сном.

Меня передернуло с ног до головы.

Береженого Бог бережет, Дрю! Полученный свыше знак не означает, что тебя ждут впереди сплошь приятные сюрпризы!

Именно так отреагировал бы на появление совы папа. Бабушка скорей всего кивнула бы в ответ, молча соглашаясь с ним, и ее седые брови взметнулись бы вверх, давал понять, что я в сотый раз озвучиваю очевидные факты, которые нет нужды повторять.

Я отогнала нахлынувшую тоску по дому и родным, остро чувствуя свое одиночество. Вкус цитрусов во рту стал понемногу слабеть, особенно когда автобус завернул за угол, скрипя колесами по обсыпанной песком дороге. В глазах кололо от набежавших слез, но я неотрывно смотрела в окно в ожидании следующих событий.

Два часа спустя небо наполовину затянуло свинцовыми тучами, из которых на землю посыпалась мелкая снежная крупа. Во рту опять появился стойкий вкус соленых цитрусов, будто я прогуливаюсь вдоль апельсиновой аллеи. Снова в ушах прозвенел тот самый звон — словно ударили в гонг и его звук еще не замер. Неожиданно для себя я просигналила водителю об остановке, дернув за шнур. Добавлю, что рука сама потянулась вперед и схватила шнур.

Так всегда происходит, когда следуешь внутреннему голосу. А еще никогда не знаешь, что случится в следующий момент.

— Смотри, не замерзни! — с улыбкой напутствовал меня водитель, когда я проходила мимо.

Он говорил то же самое почти каждому мало-мальски симпатичному пассажиру, покидающему салон автобуса.

Я натянула шапку на глаза и осторожно ступила на ледяную дорогу, надеясь от всей души, что не поскользнусь и не отобью задницу.

Слава богу, обошлось.

Я облегченно вздохнула и огляделась по сторонам. Автобусная остановка с пластиковой крышей была испещрена граффити, а вокруг под темным низким небом громоздились товарные склады и хранилища. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь кучевые облака, скупо освещая кружившие в морозном воздухе снежинки. Стремительно надвигались сумерки, приближался тоскливый вечер. Здесь, на севере, всегда очень рано темнеет зимой.

Поразительно рано и слишком быстро.

Я оглянулась и решила сплюнуть, чтобы хоть как-то избавиться от вкуса апельсинов во рту. Ветер подвывал, швыряя горстями снежную крупу в стены автобусной остановки. Бабушкина сова — белое пятно на фоне темнеющего неба — бесшумно планировала на мягких пушистых крыльях.

Знаете, меня посчитали бы сумасшедшей, вздумай я рассказать хоть малую толику своих сегодняшних злоключений. Вот ответьте, что здесь может делать сова?

Тем не менее я поспешила за ней. Под ногами затрещал покрывшийся ледяной коркой снег, не выдерживая тяжести тела. Тротуары в трущобах не чистят, поэтому пришлось перелезать через сугробы, увязая по колено в снегу. Чтобы перейти дорогу, пришлось преодолеть огромные заносы грязно-серого снега, насыпанные снегоочистительными машинами. На пути опять встретилась высокая, почти по пояс, гора перемешанного с песком снега, а за ней вход в темный узкий переулок, куда бесшумно и уверенно, словно биллиардный шар в лузу, скользнула сова. Переулок окружали заброшенные склады, на одном из которых сохранилась вывеска, довольно потрепанная и залепленная снегом, предлагающая услуги по заготовке мяса от компании «Солнечный свет».

Переулок не занесло снегом только благодаря деревянным перекрытиям и всякой рухляди, наваленной у входа. Прекрасное место для засады, не находите? Особенно в темное время суток, а до наступления сумерек остаются считанные секунды.

Описав круг над моей головой, сова долетела до поворота и скрылась из глаз.

Великолепно! Вот мы и дошли до поворота, ведущего в неизвестность. Будь со мной отец, он давно отослал бы меня в начало переулка, а сам двинулся вперед небольшими перебежками от укрытия к укрытию. Я же иду как на прогулке по бульвару — по самому центру, ни от кого не таясь!

Промозглый ветер со свистом ударял ледяные крупицы о ровную поверхность деревянных перекрытий. Там снег таял, и капельки воды скатывались вниз, в темный холодный переулок.

Я сунула правую руку в карман, нащупывая прохладную рукоять складного ножа. Онемевшие на морозе пальцы тут же перестали ныть.