Баби лежит под ним. Она стесняется, ей немного страшно. Марко ей улыбается. Белые зубы блестят в полутьме.

– Я знал, что ты выберешь это белье. Ты просто прекрасна.

Ее губы полураскрыты. Марко наклоняется и целует ее. Она, почти не шевелясь, нежно, мягко отвечает ему на поцелуй. Этой ночью на радио звучат самые чудесные песни. Во всяком случае, им так кажется. Марко нежно, ласково настаивает на том, чтобы пойти дальше. Но увы. Ему удается только снять с Баби бюстгальтер. Вот и все, и ничего больше. Потом он отвозит ее домой. Провожает до дверей и нежно целует, старательно скрывая злость. И уезжает в ночь. Ему приходит на память песня Биттисти. О том, что девушка похожа на торт со взбитыми сливками: радуется, если ее не попробовали.

Воспоминания…

Внезапно повисает необыкновенная тишина. Класс будто застыл, зависнув в воздухе. Баби оглядывает девушек вокруг, своих товарок. Милые, отвратительные, тощие, толстые, красивые, страшные, миленькие. Вот Паллина. Кто то быстро листает учебник, другие взволнованно повторяют заданное. Одна особенно нервная трет пальцами лоб и глаза. Другая наклоняется в бок, чтобы скрыться. Настало время опроса. Джаччи ведет указывающей дланью по списку. Это все игра-она уже знает, где остановиться. «Джаннетти!» Девушка встает, оставив на парте призрачные надежды и немного макияжа. «Феста!» Берет свою тетрадь и Сильвия. Она едва успела списать перевод. Сильвия идет меж двух рядов, подходит к кафедре и сдает тетрадь. Встает у двери, рядом с Джаннетти.

Они обескураженно глядят друг на друга, пытаясь найти силы в объединившей их беде. Джаччи поднимает голову от списка и оглядывает класс. Некоторые девушки уверенно встречают взгляд, показывая, что они подготовились. Одна из притворяшек подалась вперед, чуть ли не напрашиваясь. Сердца отчаянно колотятся.

– Ломбарди.

Паллина поднимается. Смотрит на Баби. Будто перед смертью прощается. Идет к кафедре, как приговоренная.

Паллина встает между Джаннетти и Феста. Сильвия ободряет ее улыбкой, шепчет: «Выкрутимся как-нибудь», отчего Паллине становится совсем не по себе. Первой спрашивают Джаннетти. Она переводит кусок текста, спотыкаясь на ударениях. Безуспешно ищет, как верно перевести слово на итальянский. Не отвечает, от какого глагола происходит «давнопрошедшее» время. Случайно угадывает причастие будущего времени, но герундий ей образовать не удается. Сильвия Феста мучается над первой, самой легкой частью перевода. Глагол она неназвала, даже близко не угадала. И почти призналась в том, что перевод списала. Она рассказывает неправдоподобную историю про то, что ее мать больна, что она и сама себя плохо чувствует. Непонятно как, ей удается верно просклонять существительное третьего склонения. Паллина застывает от ужаса. Ей досталась третья, самая трудная часть перевода. Она быстро и почти без ошибок читает текст. Но на этом месте и останавливается. Затем выдает чересчур вольный вариант перевода. Но аккузатив не в том месте делает фразу совершенно не правильной. Баби обеспокоенно смотрит на подругу. Паллина не знает, что делать. Баби открывает учебник. Читает предложение. Сравнивает с переводом одной из зубрилок. Легким шепотом привлекает внимание Паллины. Джаччи со скучающим видом смотрит в окно, дожидаясь, пока Паллина ответит.

Баби распластывается на парте и, спрятовшись за спиной впеди сидящей, подсказывает свой задушевной подружке, как верно перевести. Паллина шлет ей воздушный поцелуй и повторяет в полный голос то, что Баби ей только что прошептала. Джаччи, неожиданно услышав нужные слова на нужном месте, поворачивается к классу. Слишком уж это хорошо, чтобы быть случайностью.

– Великолепно. Кажется, кое-кто у нас готов отвечать. Джервази, поскольку вы явно знаете лучше всех, идите к доске и переводите.

Паллина виновато перебивает Джаччи.

– Синьора Джаччи, извините, это я виновата, я сама попросила ее…

– Замечательно, Ломбарди, ценю вашу честность. Очень благородно с вашей стороны. Однако, вне всякого сомнения, вы совершенно ничего не знаете. А теперь я хотела бы послушать Джервази. выходите, выходите.

Баби поднимается, но остается на своем месте.

– Синьора Джаччи, я не готова.

– Замечательно, но тем не менее-выйдете, пожалуйста к доске.

– Зачем мне выходить к доске-чтобы повторить тоже самое? Я не готова. Яне смогла выучить, извините. Поставьте «неуд».

– Хорошо, поставлю. Вы довольны?

– Почти так же, как Катинелли, когда не дает списать!

Класс смеется. Джаччи бьет рукой по списку.

– Тишина! Джервази, дайте дневник. Может замечание порадует вас еще больше. И вашу мать тоже-ей придется это подписать.

Баби относит дневник, учительница быстро и зло записывает. Закрывает дневник и возвращает владелице.

– Завтра принесете с подписью родителей.

Баби думает: есть в жизни вещи и похуже, но лучше сейчас об этом не распространяться вслух. Молча возвращается она на свое место.

Сильвии поставили пять баллов. Это явно слишком много за такой убогий ответ. Может быть, в зачет пошли ее извинения. Но даже в них ей стоит немного поупражняться. Ее мать так часто болеет, что того и гляди скончается.

Паллина возвращается на место с четырьмя баллами. По правде говоря, она и их не заслуживает. Джаннетти удается получить удовлетворительную оценку. Джаччи, ставя отметку, награждает Джаннетти латинской пословицей об одноглазом, который счастлив жить в стране слепых. Баби открывает дневник. Заглядывает в конец, на последние страницы. Рядом с алфавитным списком одноклассниц два листочка, на которых она отмечает, кого уже спросили. Баби ставит последние галочки напротив фамилий Джаннетти, Ломбарди и Феста. Круг опросов замкнулся. Затем Баби ставит галочку напротив своего имени. Она вспоминает о замечании. Читает его.

Баби захлопывает дневник. Смотрит на преподавательницу. Вот же сука. Потом задумывается о матери. Подумать только, замечание! Наверное, ее накажут. Опять раздуют целый скандал. Или еще что-нибудь придумают.

Овчарка бежит по пляжу с палкой в зубах. Легко отталкивается, едва касаясь песка, поднимая фонтанчики. Подбегает к Стэпу. Он выдергивает чуть обслюнявленную палку из пасти. Пес ложится, умостив голову между вытянутых передних лап. Стэп делает вид, что бросает палку вправо. Пес дергается, но напрасно. Стэп снова делает вид, что хочет бросить палку.

Наконец он кидает палку далеко в воду. Собака срывается с места. Тут же ныряет. Голова пса мелькает меж волн, он плывет против течения. Палка плавает немного дальше. Стэп сидит, смотрит. Чудесны день. Еще никого нет. И вдруг – страшный шум. Яркий свет. Собака исчезает. Исчезает и море, и далекие горы, холмы справа, песок.

– Какого черта?

Стэп переворачивается на другой бок, накрывая голову подушкой.

– Кто там приперся?

Полло подняв жалюзи, открывает окно:

– Мать моя, ну и вонища! Надо проветрить. На, держи, я тебе бутербродов принес.

Полло швыряет на кровать зеленый пакет из кафе «Евклид».

Стэп вылезает из – под одеяла и потягивается.

– Тебя Мария впустила?

– Да, она сейчас кофе варит.

– Который час?

– Десять.

Стэп встает с постели.

– Чтоб ты сдох, нельзя было дать мне еще чуть-чуть поспать?

– Я тебя бить не буду только потому, что ты принес еды, – и направляется на кухню, Полло следом.

Еще горячий кофейник стоит на деревянной подставке. Рядом кувшин с теплым молоком и холодное в невскрытом голубом пакете.

Уборщица Мария, невысокая женщина лет пятидесяти, выходит из комнатки рядом, где она гладит.

– Мария, вот его, – Стэп указывает на Полло, – что бы ни случилось, не впускать в этот дом раньше одиннадцати часов.