Из глубины сквера послышался захлебывающийся лай. Брут приподнял голову, встал на лапы. Через несколько секунд дорожку стремительно пересек рыжий кошачий силуэт – даже не силуэт, а размазанные в воздухе рыжие полосы. За ним мчался, заливаясь лаем, серый пудель в попонке.

– Брут, нельзя! – крикнул Петр Данилович, выхватывая из кармана поводок.

Но он опоздал. Брут в несколько гигантских прыжков преодолел расстояние до развилки, выскочил наперерез пуделю и, словно играючись, сшиб его грудью. Лай прервался на высокой ноте, пудель отлетел в кусты, как мячик. Брут уселся на задние лапы, коротко рыкнул и, как ни в чем не бывало, стал чесаться. Он был явно доволен собой.

– Вот балбес! – Петр Данилович вскочил со скамейки. – А ну ко мне! Брут! Ко мне! Вот скотина! Кому сказал!.. Брут!!

Тот перестал чесаться, проводил взглядом пуделя, с жалобными воплями выбежавшего из кустов и рванувшего в глубь сквера. Лишь потом задумчиво посмотрел на хозяина. Наклонил голову, словно вид подполковника ФСБ в отставке, извергающего поток брани и возмущенно хлопающего себя по коленке, казался ему не то что нестрашным, неопасным, а просто-напросто забавным. И лишь после того, как Петр Данилович пообещал оставить его без обеда, Брут решил уступить и нехотя потрусил к нему.

– Иногда просто не знаю, что делать с этой псиной, – буркнул отец, надевая на пса поводок. – Пошли отсюда скорее, пока эти пудельманы не прибежали...

Они вышли к пустырю и стали обходить сквер по тропинке.

– Наверное, просто слишком мы с ним носимся, вот в чем дело, – продолжал ворчать Петр Данилович. – Брут то, Брут сё, ути-пути, сбалансированное питание, витаминчики, а не угодно ли овсяночки на завтрак.... А он на голову садится.

Евсеев не удержался от улыбки, глядя, с каким выражением удивления и укора пес посмотрел на отца.

– Старые мы с матерью становимся. Стареем, раскиселиваемся. Времени свободного уйма, вот и результат... А может, внука просто хочется понянчить. Время-то пришло вроде бы... – Петр Данилович поднял глаза на сына. – Вы там как, не надумали случайно?

– Нет пока, – сказал Евсеев.

– Жаль. Это вы, конечно, маху даете. Мальцу уже восемь могло стукнуть, мы бы с ним на рыбалку по выходным могли... А вместо него мы с матерью вот этого зазнайку нянчим-балуем. Рядом, Брут! – прикрикнул он на пса, которому вдруг вздумалось усесться посреди дорожки. – Субли... Сублим... Как это модное слово, не знаешь?

– Сублимация, наверное.

– Точно. Когда хочешь одно, получаешь совсем другое и делаешь вид, будто так и надо. Верно?

– Ну-у...

– А, не важно! – перебил отец. – Мне сублимация эта, как покойнику баня с веником. Ты вот что разъясни мне лучше: «скайп» – что за штука такая? Это с компьютером как-то связано?

– Да, это программа такая, – сказал Евсеев. – Ставишь ее, и имеешь в результате как бы бесплатный видеотелефон. Разговариваешь с человеком, который находится в Америке, видишь его в реальном времени...

– Прям в Америке? Без контроля и цензуры? – изумился отец.

Сын усмехнулся.

– Ну, конечно! Какая сейчас цензура... Можно набрать «ЦРУ» – и попадаешь к ним на сайт. А там их история, условия приема на работу, библиотека ведомственная... И на сайт ФБР так же просто заходишь, и в библиотеку Конгресса...

– Ты что, серьезно?!

– Ну, конечно! Я же предлагал тебе подарить компьютер. Но ты ведь не очень жалуешь эти новинки... Или решил, наконец, пересмотреть позицию? Шагать в ногу со временем? А, отец?

Петр Данилович как-то мучительно дрогнул лицом, нахмурился.

– Нет, – сказал он. – Это меня товарищ один вчера спросил... Я ему про Фому, он мне про Ерему. Я ему про профессионализм талдычу, а он мне: «Вы скайпом умеете пользоваться?»

– Какой еще товарищ? – не понял Евсеев.

– Красюков, кадровик ваш...

– Красюков?! Ты с ним встречался? Зачем?

Они обошли сквер и остановились у дорожки, ведущей к автомобильной стоянке, а дальше – к жилому кварталу, к дому. Петр Данилович остановился, потер широкий лоб, словно раздумывая, пройти еще кружок или повернуть домой.

– Я ведь письмами их не первый год закидываю, ты знаешь, – проговорил он тихо, словно сам с собой. – И Лубянку, и Академию ФСБ, даже в аппарат президента писал. Денег не прошу – работы дайте. Любую. Я ведь старый служака, с огромным опытом, пусть не семи пядей во лбу, звезд с неба не хватал, громких каких-то операций за мной нет. Но дело я держал вот так!

Он с силой сжал пальцы в кулак так, что косточки побелели. Поднял его перед лицом – увесистый, крепкий кулак человека, переделавшего за долгую жизнь немало тяжкой работы.

– И молодых могу научить. У меня опыт, знания, каких нет у многих нынешних офицеров...

Он с ожесточением повторил:

– Нет и нет, и неоткуда взяться! Возьмите, говорю, используйте, дайте пожилому человеку возможность еще немного помочь стране, которой он столько уже отдал...

Петр Данилович все же повернул к дому, свистнул Бруту.

– Про то, как провалили нашу сеть в Нью-Йорке и восточных штатах, я уже не говорю. Агентурная работа – не мой профиль... И все равно: глупо провалили! У одной дамочки началась истерика, все сразу посыпалось! Только не в дамочке дело – в организации сети! Конструктивная, как говорят инженеры, ошибка!

Он быстро взглянул на сына, рассчитывая поймать на его лице снисходительную улыбку или что-то в этом роде: как же, старик вообразил себя великим стратегом!.. Евсеев-младший не улыбался.

– Да ладно с ней, с сетью этой заокеанской!.. – завелся пуще прежнего отставной подполковник. – Под носом у нас что делается! Вот что покоя не дает! Депутаты воруют и убивают, владельцы государственных предприятий прямо заявляют, что пьют с бандитами! Делятся с ними народными деньгами! В Ставрополе – в старом казачьем городе! – на центральной площади черкесы какие-то лезгинку свою танцуют и посылают всех прохожих по матушке! Это как понимать?!.. И все при оружии – не огнестрел, так травматика! Все стреляют! Артисту в баре не налили – выстрел! На дороге не того подрезал – выстрел! А те, кому по службе положено стрелять, те почему-то гибнут при исполнении, не успев даже расчехлить пистолет! Черт-те что творится!!

Евсеев шел рядом, не перебивая, не спрашивая, не споря. Пусть отец выговорится. Не говорить же ему, что операм госбезопасности оружия практически не выдают. Сами покупают «травматику» помощней – например, «Хорхе». Недавно лейтенант Сергеев из такого резиновыми шариками преступнику ноги прострелил – насквозь! А раз не из штатного «макара» стрелял, то и применения оружия нет: военный следователь этому даже значения не придал и никакого расследования не проводил. Но если бы у бандита не нож, а «макар» оказался, то дело для Сергеева совсем по-другому бы закончилось...

– Никто ситуацию на Кавказе не отслеживает, анализа не проводит! – возмущенно гремел отец. – Там у всех оружие, у всех гонор, настроены: чуть-что – глотки рвать! А у нас и оружия нет, и учат законопослушанию... И что? Получается, там волки растут, а у нас овцы! Те сюда приезжают и в наших стреляют. А наши туда и поехать боятся! Должен кто-то этим озаботиться? Нет, никто ничего не видит!

Петр Данилович разошелся не на шутку. Редкие прохожие оборачивались, даже Брут как-то притих, шел послушно рядом, не отставал и не демонстрировал свое превосходство.

– А почему? – прогремел Петр Данилович. – Потому что профессиональные навыки утрачены! Не тому учат, не так учат, как раньше! И учиться не хотят! Раньше так было: научись, или ногой тебе под зад без лишних разговоров!..

Они вышли к дороге и остановились у пешеходного светофора. Здесь было людно, рядом автобусная остановка. Отец стал говорить тише:

– Вот я и писал, и просил. Хоть внештатным консультантом. Двух-трех лейтенантиков хотя бы вразумить, растолковать им, что к чему, носом ткнуть. Жизни молодые им спасти. И я был бы доволен...

Загорелся зеленый. Петр Данилович взял Брута на короткий поводок, и они пошли.