– Ну, хотя бы прокатиться, а? – гнула она свое. – Там же аренда какая-нибудь, наверное... Или как это называется. Капитана можно нанять, в конце концов...

– Прокатиться – вон, на прогулочном катере катайся! – Семаго старался говорить сдержанно, хотя какая тут к черту может быть сдержанность. – Это тебе не такси, это частная яхта, у нее хозяин есть! С какого это испугу он тебя катать на ней станет?

– Откуда я знаю, с какого испугу? – взвилась Наташка. – Да она тут каждый день плавает, туда-сюда! И там каждый раз какие-то танцы! Ее арендуют, это дураку понятно! Кого хочешь спроси!

– Кого спросить? Кого? – рявкнул Семаго. – Кого? Вон тех педиков испанских?

Он кивнул на соседние лежаки.

– Этих педрил в узеньких плавках, да? Так они понашему ни бельмеса! Хау ду ю ду! О чем я с ними говорить буду? Или тебе это не важно? Небось, не терпится самой с ними пообщаться, а?

Наташка презрительно улыбнулась.

– Да скажи прямо, что жаба душит! В этом все и дело! За бабки свои трясешься! Ты!..

Наташка резко отвернулась, уставилась на море. Глаза превратились в щелочки, губы сжаты, руки сложены на груди – на довольно крепкой еще, аппетитной груди, хотя там, в глубокой ложбинке, где встречаются два полушария – «восток и запад», как говорил Семаго, – кожа стала чуть дрябловатой, вяловатой, в таких почти невидимых микроскопических морщинках.

«И чего я парюсь с этой дурой? – мелькнуло вдруг у него, как откровение. – Наташка стареет, тут ничего не попишешь. Красоты у нее с годами не прибавляется, ума – тоже, к сожалению, зато стервозности...»

– Вы извините, что я вмешиваюсь... Случайно услышал, что вы заинтересовались этой яхтой, и вот решил...

Он обернулся. Это «испанцы-португальцы», те самые, с соседних лежаков. Один из них подошел к Наташке, встал, выставив ногу и подперев бока накачанными руками; второй топтался рядом, исподлобья поглядывал на Семаго.

– Так вы абсолютно правы, она сдается в аренду, – говорил первый на чистом русском языке. – И совсем недорого, около восьмисот евро за сутки. Это без солярки и без капитана, конечно, но там без проблем столковаться, для русских делают скидку, потому что владелец яхты сам русский. Он сейчас в отъезде, а яхту свою сдает, чтобы зимний ремонт окупить...

«Испанец» нахально лыбился Наташке в лицо и слегка так поигрывал широкими плечами.

– А офис арендатора находится прямо в отеле, на первом этаже, вы наверняка проходили мимо, просто не заметили. Вы ведь в «Альмудайне» остановились, если я не ошибаюсь?..

– Конечно! – обрадовалась Наташка. – Ой, а вы тоже? Так вы нам покажете этот офис? А может, вы нам и капитана поможете найти?

– Да я и сам за капитана могу, – скромно заметил тот. – И лицензия есть, и стаж, и все документы в порядке... Да там ничего сложного, если разобраться. Куда проще, чем по Садовому в час пик...

– Ой, так вы москвич?! – Наташка окончательно пришла в восторг.

– Да. Кстати, меня зовут Вадим. А моего друга – Юрий. Мы в 230-м живем...

– Очень приятно! Я – Наташа! Я из 245-го, почти по соседству!..

Они стояли и ворковали, как голубки, будто Семаго здесь и не было, будто вообще никогда на свете и не существовало. У него даже дыхание перехватило от такого нахальства.

– Ну, пидоры! – процедил он себе под нос и двинулся на этого Вадима, еще толком не зная, то ли заедет ему в улыбающуюся рожу, то ли просто уведет отсюда Наташку в номер и вставит ей ума. Или чего получится. Но на дороге его неожиданно оказался второй, который Юрий.

– Сам ты пидор, урюк... – сказал тихо Юрий и коленкой врезал Семаго в пах.

Удар подлый, опасный. Бывает, что не попадешь, и тогда пиши пропало – убьют. Но этот гад попал, и до того удачно, что Семаго так и остался стоять на месте, присогнувшись, сдвинув мучительно колени и вращая невидящими от боли глазами. После этого подошел Вадим и, все так же улыбаясь, ударил под ложечку...

Когда чувства постепенно вернулись на место, Семаго обнаружил, что Вадим и Юрий исчезли, Наташка исчезла тоже. Хотя нет, пардон, Наташка сидела на лежаке, подобрав колено и упершись в него подбородком. Она смотрела на море, зло насвистывая сквозь зубы какой-то мотивчик. На Семагу она не смотрела.

– Ну что, опять подрался, да? – она обращалась к морю. – А без этого никак нельзя? Приличные молодые люди, воспитанные, в отличие от некоторых. Так нет – сперва оскорбил, а потом права качаешь...

Семаго вдохнул-выдохнул, после чего сообщил ей:

– Вот что. Я тебя сейчас просто убью. Честное слово. Так что топай быстро в номер, если не хочешь, чтобы я это сделал на виду у всей публики.

– Попробуй. А я полицию вызову, – спокойно ответила Наташка. – И расскажу, как ты прилюдно оскорблял представителей сексуальных меньшинств. По-моему, здесь это называется проявлением расизма. Ну, или чего-то в этом роде. А потом ты угрожал моей жизни. Или склонял к сожительству. Или хотел продать меня в сексуальное рабство. Как ты думаешь, мне поверят?

Семаго опешил.

– Ты рехнулась, да? – спросил он.

– Нисколько, – обворожительно улыбнулась Наташка.

По этой улыбке Семаго понял, что – да. И вызовет, и расскажет. И, что хуже всего, – ей и в самом деле поверят. Да, отдых начался хреновато...

Первую субботу на отдыхе решили отпраздновать по-царски – ужином в «Палм Палас». Это ресторан в одноименном пятизвездочном отеле, рядом с пляжем Кала Майор. В «Альмудайне», где они поселились, тоже есть бар, но там лишь три несчастные звезды, и, значит, никуда не годится. Так сказала Наташка. С Наташкой Семаго в последнее время не спорил.

– Ну что надулся, как мышь на крупу? Паэлья не нравится – закажи что-нибудь другое. Как маленький, честное слово. Вот тут сарон какой-то есть. Нет, капон, наверное, правильно. Хочешь капон? – Наташка на секунду подняла глаза на Семаго и опять уставилась в меню, будто увидела что-то неприличное. – Ага, вот еще: тор-ти-ла. Тортила, что ли? Из черепахи? Мама, ну и названия. Короче, не знаю. Выбирай сам, что тебе надо. Только учти: водку жрать без закуски ты у меня не будешь, запомни.

Водку, ага. Стопарь чистой здесь – двадцать пять евро. Кроме шуток. Не стограммовый, как логично было бы предположить, а какой-то наперсток, граммов тридцать, не больше. Нажрешься тут.

– Не могу понять – в чем здесь фишка, – мрачно сказал Семаго, закапывая вилкой красную креветку в желтый рис. – Взяли плов, набросали сверху морепродуктов – и вот тебе национальное блюдо... Не пойму...

Он торжественно отправил в рот рис с отчетливым рыбьим привкусом, потом отпил из наперстка. Вкуса – ноль, вода из крана и то погуще будет. Рядом тут же возник хлыщ в алом френче, налил ему новую порцию. Еще двадцать пять!

– Как тут нажрешься? – сказал Семаго Наташке.

– И очень хорошо, – Наташка рассеянно нахмурила брови, быстро глянула по сторонам. – Никаких драк сегодня, никаких «Маршей ракетчиков». Хватит. Я уже устала от всего этого.

– А я что? – вопросил Семаго. – Я ничего.

Принесли вторую перемену: рыбу какую-то на шпажках, пирог с колбасой – что-то наподобие пиццы, салатов всяких. Семаго заказывал наугад, названий этих испанских он не знает, смотрел только на ценник, чтоб не сильно кусалось. Деньги здесь разлетаются как дым, что-то невероятное. Семаго всегда считал себя человеком более-менее обеспеченным, каких-то серьезных финансовых затруднений давно не испытывал. В гастрономе отоваривался не глядя, бензин заливал до щелчка, на одежде-обуви не экономил. Что еще? И ведь не в Саратове жил, не в Урюпинске каком-нибудь – в Москве-матушке, где все на дороговизну жалуются!..

Короче, думал Семаго, что он крутой серьезный мужик. Потому и на Майорку махнули, а не в Турцию, не в Египет. Гулять так гулять, а чего нам? И только тут он понял, что попал не в свою лигу. Ошибся дверью. Залез не в свои сани. Чтобы не умереть с голоду в этой Майорке, не подохнуть тут со скуки и от обезвоживания организма, надо платить и платить. Две чашечки кофе – двадцатка, бутылочка воды – червонец, вино –двадцатка, гидроцикл – полтинник, дискотека – двадцатка, пара коктейлей – тридцатник... Вот и вылетели полторы сотни, причем совершенно незаметно.