— Здорово, сыщик, — усмехнулся Барышев.

— Ты руку-то отпусти, чемпион, и не ори так громко: я не на работе. Какими судьбами?

— Не поверишь: похоже, Серебрякова грехи замаливает. Сказала, что после каникул возьмет Аню на работу в фирму, а пока предложила присоединиться к компании… Улавливаешь?

— А я женился. Где там моя звезда? Саша! Знакомься: Аня, Сергей. Самые приятные люди в этой компании, не считая, конечно, меня.

Саша зарумянилась, Аня тоже смутилась. Из тех, с кем довелось общаться Леонидову, это была вторая женщина, которая не разучилась еще краснеть после двадцати лет.

— Ну, что, народ, — раздался жизнерадостный голос юноши приятной наружности, — давайте примем по десять капель для согрева! Где там у нас горючее?

— В моей машине. — Серебрякова достала из сумочки ключи.

Мужчины тут же побежали к машине за снедью, женщины потянулись к столу разворачивать привезенные продукты.

К половине десятого в холле появился стол, загруженный разного рода бутылками. Дамы торопливо доделывали бутерброды с мясом, рыбой, икрой. Из номеров поспешно тащили кресла, стулья и все, на что можно было приземлиться. Оголодавший замерзший народ облизывался. Из двенадцатого номера люкс вышел наконец в костюме «Адидас» пузатый Калачев. Коллектив его проигнорировал, но он с начальственным выражением лица занял место во главе стола.

Валерий Иванов тоже стульев не носил, молча ждал начала банкета. Его пустые, мертвые глаза внимательно следили, кто чем занимается, словно мысленно он уже распределял месячную премию за вклад каждого в общее дело рождественского веселья.

Леонидов с тоской смотрел на эту суету и понимал, что сейчас будет выпита одна рюмка, за ней потянется другая и ничего прояснить в такой ситуации конечно же не удастся. Народ занимала только одна мысль: поскорее принять и расслабиться.

Наконец Калачев потянулся за шампанским, какой-то незнакомый Леонидову смуглый молодой человек за бутылкой водки, Глебов зацапал красивую емкость с марочным вином.

Общество с трудом дождалось конца торжественной калачевской речи.

«И чего он тут раскомандовался?» — подумал Леонидов, наливая в стакан с водкой апельсиновый сок. Ему показалось, что этого плотного, лобастого мужика он уже где-то видел, только где?

Первую выпили почти не закусывая. Саша с наслаждением потягивала шампанское, Алексей снова разводил в граненом санаторском стакане гремучий коктейль, добавив для вкуса в водку с соком еще и белого мартини.

Дальше все закружилось, как в калейдоскопе. Замерзшему и голодному народу сразу стало весело. Спиртное до желудков дошло гораздо быстрее, чем закуска, и уже через полчаса вовсю орала музыка, молодежь начала снимать с себя куртки и свитера. Паша Сергеев явно решил напиться. Нора только кусала ярко накрашенные губы и несколько раз пыталась сказать ему что-то злое, но коммерческий директор, судя по всему, уже вошел в штопор и отмахивался от Норы, как от надоевшей мухи, без конца подливая себе в стакан.

Илья Петрович Калачев еще пытался держаться, но шампанское распирало его изнутри. Пузырьки уже бурлили в его начальственном мозгу, норовя сбить его с пути истинного и швырнуть упрямца в круг танцующих. Впрочем, Екатерина Леонидовна уже давно резвилась, высоко вскидывая ноги в сапогах на высоченных каблуках. Дети, оставленные без родительского присмотра, носились со второго этажа на третий, где была мансарда. Ее деревянный балкон нависал над столом метрах в трех, наверху слышалась веселая возня и детский смех.

Сережка тоже бесился там, на балконе, сцепившись с Павликом Казначеевым, сыном толстой бухгалтерши Юлии Николаевны. Там же кувыркались Леша Корсаков, Даша и Даник Глебов. Дети вовсю пользовались свободой, предоставленной им решившими отдохнуть от них родителями.

Все это Алексей уже воспринимал с трудом. После третьего коктейля ему стало совсем хорошо. Он обнимал смеющуюся Сашу и выплясывал в общем кругу.

«Глупо, ну глупо быть сегодня трезвым, — уговаривал он свое второе «я» в виде сурового, осуждающего все происходящее работника уголовного розыска капитана Леонидова. — Всем весело, всем хорошо. Елки, первое января все-таки, последний год исчезающего тысячелетия!»

Плотный Валера Иванов где-то на заднем плане роботообразно двигал толстыми конечностями, толстая дурашливая Лиза, продавщица из «Алексера», трясла непонятного цвета кудрями рядом с подругой Эльзой. Костя Манцев, менеджер, уже несколько минут с пьяным упорством пытался снять с себя очередную одежку.

Вдруг ярким цветным пятном в объятия Леонидова упала смеющаяся Оля Минаева, бывшая секретарша покойного Серебрякова. Алексей подхватил ее и повел в круг танцующих.

— Следователь, а я тебя помню, — лукаво прошептала она.

— Только жене не говори, — пьяно пробормотал Леонидов, почти роняя ее на пол в глубоком па.

Потом он вдруг очутился рядом с Норой.

— А со мной потанцуешь? — явно заигрывая, усмехнулась зеленоглазая русалка.

Инстинкт самосохранения работал у Леонидова даже в припадке буйного веселья. Нору он на пол ронять не стал, прекрасно помнил, какую штуку она хотела с ним выкинуть на пару с покойницей Ланой. С пьяным упорством Алексей удерживал женщину на пионерском расстоянии, Нора же упорно тянула его на себя, косясь на танцующую рядом Сашу в объятиях Сергея Барышева.

Вдруг совершенно отчетливо Леонидов увидел абсолютно трезвую Ирину Серебрякову, одиноко сидевшую в углу старенького дивана. Она держала в руках полный граненый стакан шампанского, но не пила, разглядывала на свет вино, а через него и резвящуюся пьяную толпу. Взгляд ее ничего не выражал.

Часа в два ночи наконец угомонились дети. Взрос: лые расходиться так скоро не собирались.

Где-то в три по второму кругу начали пить за Новый год, за новое счастье, здоровье и процветание фирмы, после многочисленных тостов народ цепочкой потянулся на деревянный балкон — перекурить. Периодически исчезали какие-то парочки, но вновь появлялись, вливаясь в общее веселье. Все слилось в пестрый хмельной кавардак: люди, лица, пьяная любовь, мокрые поцелуи, запах табака и мучительная рвота у перебравших спиртного на голодный желудок. Леонидов крутился во всем этом людском водовороте, не отделяя себя от толпы.

В каком-то тумане он успел за рукав вытащить Сашу из сумасшедшего водоворота и прокричать ей в ухо:

— Ну как, весело?

— Весело! А сколько всего вкусного, и шампанское — прелесть. Можно еще?

— Можно, только не захмелей.

— Ой, я уже на ногах едва стою. — Саша качала кудрями, и ее голова казалась наполненным гелием воздушным шариком, который пытался взлететь под самый потолок.

Кончилось тем, что Алексей поймал ее на балконе вместе с Аней Барышевой. Обе пытались неумело закурить. Сигареты они стрельнули у Маринки Лазаревич — секретарши Паши Сергеева. Леонидов отвел их вниз, сдав Аню на руки невозмутимому Сергею. Барышев выглядел абсолютно трезвым, юной жене показал внушительный кулак и сигарету отобрал. Противник всякого насилия Леонидов Сашу ругать не стал, начал было речь о вреде курения, но, запутавшись спьяну, махнул рукой и оставил жену в покое.

Часов после четырех буйное веселье, благополучно миновав свой пик, пошло на убыль. Саша не выдержала и ушла спать. Калачев уволок упирающуюся Екатерину Леонидовну, куда-то исчезла Нора.

Серебрякова по-прежнему сидела в углу дивана.

К шести часам в холле остались самые стойкие. Алексей почувствовал, что засыпает, и нехотя покинул импровизированный танцзал. В комнате на одной кровати сопел носом Сережка, на другой забилась под одеяло Александра. Он осторожно подвинул спящую жену, прилег и прижался к ее теплой спине. В голове все так кружилось, что Леонидов не смог даже сразу закрыть глаза, комната вращалась, словно он катался на карусели и перед самым носом в темноте прыгали цветные шарики, мешая погрузиться в спасительный сон. Наконец Алексею это удалось, и сознание, как, в глубокую яму, провалилось в тяжелый дурманящий сон.