— Ха! Да я бы и сам ушел из этого гадючника. Охота смотреть на Валеркину харю! Баб нормальных — и тех не осталось. На рожи эти, что ли, смотреть? Никакой эстетики. А мужик без эстетики что конь без этого самого. Никакой работы, когда нет рядом красивых баб. Сплошное гестапо осталось, это если даже очень много выпить — все равно не поможет. Андестенд ми?

— Чего?

— Это по-английски. Понимаете меня, спрашиваю?

— Произношение ваше здорово смущает.

— Это во рту у меня как в туалете. Язык к небу прилип, а похмелиться нечем. Надо бы в магазин сгонять.

— Успеете. Как мужик мужика я вас понимаю. Значит, отсутствие эстетики, как вы это называете, и было основной причиной, по которой вы собирались уйти?

— Да причин было много на самом деле. Главное — неохота торчать целый день в магазине с этими отморозками. На работу — вовремя, с" работы — по звонку, как в собачьем питомнике, день пропустил — управляющий докладную строчит, покурить вышел — опять докладная. Не работа — каторга. А я личность, противодействующая угнетению, во мне такие порывы заложены! А тут весь день занят, никакой личной жизни, да и зарплата такая, что душе не развернуться. Да я схалтурю больше. У меня клиенты — кому софт на компьютер поставить, кому агрегат посмотреть, почему зависает, кому графику трехмерную запустить, детишки на ней помешались. В компьютерах я понимаю больше, чем в пылесосах, да и сканер могу посмотреть, принтер тоже не проблема. Эта пластмасса ломается нынче, как семечки. Вот и выходит — там десять баксов, там двадцатка, посерьезнее — так можно и полтинник срубить. А в магазине, в связи с кризисом, у меня последнее время за месяц только триста пятьдесят набегало. Ну, есть справедливость? Сто пятьдесят за квартиру отдай, а на остальные крутись как хочешь. Все выходные приходилось халтурить по частной клиентуре. Так и существовал: неделю на работе упахива-ешься, в выходные по своим. А жить когда?

Пока был коллектив нормальный, можно было еще терпеть. После работы отрывались. Здесь ведь как? То праздники, то дни рождения, то юбилеи, то просто конец рабочей недели — уж раза два в неделю найдется повод погудеть. Девки красивые — опять же есть обо что потереться. Когда в кладовочке, по пьяному делу, и перепихнешься. А мужику — много ли ему надо? У нас с Серебряковым, царство ему небесное, отношения нормальные были, он на это дело глаза закрывал. А если бы я не выпивал — быть бы мне управляющим, народ-то за меня стоял. Но — не могу не халявить. Слабость такая, понимаете? Если надо мной никого нет, так я волю сразу чувствую. Жизненный график их для меня как удавка: срывался иногда и давай гудеть! Конечно, на следующий день опоздание, выговор, снятие премии и все такое разное. В зарплату хлоп — опять стольника нет. А этот урод Валера сек каждый день. А сам такой дурак, что всю работу в магазине завалил. Поэтому я не стал дергаться, когда Паша сказал, что работы в торговом зале осталось только на одного менеджера, потому что был уверен, что оставят Борьку. И ушел я спокойно, у Бориса-то семья, ребенок, ему вкалывать надо, а я птица вольная. Да мне и по фигу, что эта работа, что другая. Потом звоню как-то раз: «Как там, Борис, в нашем магазинчике-то?» — а он мне спокойненько отвечает, что, мол, проработал немногим больше меня, через два дня выперли. Ну, я поинтересовался, что ж там, глобальное сокращение штатов, что ли, управляющий сам принтера выносит с пылесосами? А мой бывший коллега и заявляет, что взят вместо нас двоих один менеджер, мужик тупой, но свой, Валеры двоюродный братец. Тут я психанул, конечно, хотел идти бить рожу этому жирному борову, да тут халтурка подвернулась, день за день, забегался, а потом и остыл вовсе.

Конечно, другана мне жалко стало, хотел Бориса в долю взять, мужик он головастый, да совсем, видать, расклеился: ковыряется на каком-то складе с коробками, от людей шарахается. Не понимаю я его философию. Кому он чего докажет, если будет со своими мозгами и образованием в чернорабочих сидеть. Это как в анекдоте: назло кондуктору пойду пешком. Раза два я еще до Борьки домогался, а потом плюнул, вижу, жмется он, слова едва цедит, так дело у нас с ним и заглохло окончательно.

— А управляющему по морде проехались все-таки разок?

— А, это, наверно, Борис подсуетился рассказать? Было, было. Но я мужик горячий, но отходчивый: на потом ничего не переношу. Обидели меня — так сразу по мордам, а чтоб там счеты втихую сводить или интригами заниматься, так это увольте. Валера и сам на свою голову приключений найдет: чем больше деркма людям делаешь, тем больше его к тебе плывет. Захлебнется он рано или поздно и без моей помощи.

— А все-таки, Михаил Анатольевич, где вы были двадцать девятого августа в районе этак часиков десяти вечера?

— Ну, спросили. Я по вечерам дома не сижу, а главное, чисел не соблюдаю. У меня зарплата не по первым числам идет, мне все едино, что двадцать девятое, что пятое. Какой хоть день недели это был?

— Понедельник, говорят.

— А по понедельникам у меня обычно отходняк. Дурной день, никчемный. Спал, наверное, где ж я был? Двадцать девятое, двадцать девятое… Так, двадцать седьмого гуляли у Аньки на свадьбе, это я точно помню, в ресторане гуляли. А в воскресенье похмелялись уже у них дома, это тоже помню. Ну да, а как раз в понедельник я поехал к той бабе, что в ресторане снял, на этой самой свадьбе, показалось, что ничего себе телка. Сколько же я выпил, интересно? И чего только спьяну не померещится? Короче, оставила она мне свой телефончик, а я, не долго думая, взял да и звякнул в понедельник. Думаю, куй железо, пока горячо, а то потом и не вспомнит. Деваха эта вспомнила меня, конечно, ти-ли-вили, трали-вали, свидание назначили, я с утра подхалтурил маленько, побрился, одеколончиком дорогим себя облил. Приезжаю к метро, между прочим, не ближний свет: Матерь Божия! На полголовы выше меня, ноги худые, нос длинный. Но вечерок пришлось перекантоваться, не бежать же сразу, сам виноват. Но больше ни-ни. Эта мисс не в моем вкусе.

— Значит, вечер вы провели с той девушкой? У нее дома?

— Смеешься! Чего мне с ней дома делать? Я ж говорю, ошибочка вышла. Ну, повел ее в ресторан, в качестве компенсации, да и самому развлечься, чтоб вечер не пропадал.

— Во сколько вы были в ресторане?

— Да с девяти, кажется, и сидели.

— Телефончик не потеряли знакомой этой? .

— Забыл, как страшный сон. Хотя в записной книжке вроде остаться должен, не вычеркивать же. Постой, как там ее, Вика, Вера… Валя! Я же помню, что на «В». Где там они у меня, которые на эту букву? — Коваленко нашел записную книжку, зашелестел засаленными страницами. — Так, нашел, записывай, милиция.

— Ладно, проверим. — Леонидов сделал пометку в своем блокноте. — А у какой Ани вы так здорово на свадьбе погуляли двадцать седьмого числа? Не у вашей ли бывшей сослуживицы Анны Васильевны Гладышевой?

— Во! Все-то вы знаете! Проверяли, что ли, уже?

— Да нет, у вас хотел поинтересоваться. Она съехала с прежней квартиры и адресочек не оставила. Не подскажете, как ее можно отыскать?

— Анька-то вам зачем? У нее нынче медовый месяц. Они куда-то в однокомнатную с мужем переехали, тоже где-то в Строгино. А то Анька с теткой какой-то жила, молодой семьей не очень удобно, ну и съехала.

— Значит, Анна вышла замуж?

— Ну да. И фамилию поменяла, все как положено. Гуляли же мы, елки! Анька меня давно уже пригласила. Мировая баба! И мужик у нее классный. У Аньки все хорошо, так что вы ее не очень-то дергайте.

— Ее новый адрес и телефон у вас есть?

— Конечно, на букву «А» в той же книжке. — Он опять зашелестел затертыми страницами. Книженция была довольно пухлой.

— У вас что же, на каждую букву алфавита женщины есть? — не выдержал Леонидов.

— А на «Щ» разве имена бывают? — засмеялся Коваленко. — Я человек общительный и безотказный. Это что касается бабского пола.

— А Лилии Мильто, случайно, не было на той свадьбе?

— Как же без Лильки-то? Я с ней и пошел поначалу. Она девка красивая, проверенная, не то что та кикимора, на которую я спьяну польстился. У нас с Лилькой еще в магазине шуры-муры были, у нее насчет комплексов полный порядок: иначе говоря, полное отсутствие, но мужик я для нее не очень-то подходящий. Она ж с размахом мыслит, сразу же подцепила какого-то хмыря в костюмчике, с сотовым телефончиком, все как полагается для солидной жизни. Но я не в обиде, все правильно: девочке свое будущее надо устраивать. Мы друг к другу безо всяких там претензий: встретились, разбежались, никаких взаимных обязательств. Мне дорогих баб содержать не по карману, а жениться вроде бы рановато. Молодой я еще. — Он вздохнул и потер лысеющий, покрытый взъерошенными волосами череп.