— Уже начинаю, — сказал Шамбамбукли. — И буду тебе очень признателен, если ты не станешь мешать. Я, знаешь ли, работаю, это творческий процесс, он не терпит постороннего вмешательства.

— Ладно, ладно, молчу! — Мазукта демонстративно зажал рот ладонью.

Шамбамбукли закрыл глаза, сделал несколько долгих вдохов и выдохов, и наконец приступил к работе. Вопреки ожиданиям Мазукты — или, скорее, полностью согласно его ожиданиям, работал Шамбамбукли вдумчиво, не спеша, не упуская никаких деталей и не пренебрегая мелочами. Мазукта, сам не чуждый высокого искусства, поневоле залюбовался. Однако через полчаса вспомнил о споре и тихонько кашлянул.

— Шамбамбукли, вообще-то…

— Я же просил не мешать! — раздраженно отмахнулся Шамбамбукли. — Потом поговорим! Все — потом!

Мазукта не стал спорить, устроился поудобнее и продолжил наблюдение за чужой работой. В конце концов, ему уже проигрыш не грозил, а посмотреть было на что. Шамбамбукли творил красиво, с любовью, аж завидки брали.

Наконец Шамбамбукли нанес последний штрих, отложил в сторону инструменты и утер пот со лба.

— Мне очень жаль тебя огорчать, — произнес Мазукта, — но прошло никак не меньше недели.

— Правда? — изумился Шамбамбукли.

— Правда. Вообще-то, прошло около четырнадцати миллионов лет, но не будем мелочиться. В любом случае, это явно больше двух минут.

— Ты ошибаешься, — покачал головой Шамбамбукли. — Две минуты еще не истекли.

— Ну, знаешь ли! — рассмеялся Мазукта. — Я, конечно, знаю, что во время творческого процесса иногда забываешь про течение времени, но все-таки, всему же есть границы!

— Творческий процесс туг совершенно ни при чем, — возразил Шамбамбукли. — Но факт есть факт: прошло всего несколько секунд с начала работы, и вот, можешь убедиться, все уже готово.

Мазукта склонил голову набок и пристально изучил безмятежно-честное лицо друга.

— Похоже, ты действительно веришь в то, что сказал, — заметил он.

— Потому что это правда. Да ты на часы посмотри!

— Они стоят, — недовольно скривился Мазукта. — Ничего удивительного, их же четырнадцать миллионов лет не заводили. Совсем забыл.

Шамбамбукли устало вздохнул.

— Мазукта! Скажи мне, пожалуйста, сколько это — час?

— Час — это шестьдесят минут. Одна двадцать четвертая часть суток.

— А сколько это — сутки?

— Сутки — это двадцать четыре часа… А-а, черт! — Мазукта хлопнул себя по лбу.

— Вот именно. Сутки — это промежуток времени от захода солнца и до следующего его захода. А солнце в этом мире еще ни разу не садилось. Ты только сейчас заметил, что Земля все это время была повернута к Солнцу одной стороной?

— С тебя два щелбана, — угрюмо проворчал Мазукта, подставляя лоб. — Бей, изверг.

— Охотно! Р-раз! — Шамбамбукли отвесил другу звонкий щелбан. — А это — два!

Он нежно щелкнул землю в круглый бок, придавая ей вращательный момент.

И все заверте…

— Ну хорошо, подсудимый, — сказал демиург Шамбамбукли, пролистав Книгу Жизни человека. — С тобой все понятно. Где-то грешил, где-то не очень, тут исправил, там усугубил… в общем и целом совершенно нормальная, вполне удовлетворительная жизнь. Поздравляю, можешь отдыхать.

— Спасибо, господин судья, — сказал человек.

— Объясни мне только один момент. — Шамбамбукли склонился над Книгой. — Большинство твоих прегрешений логически обоснованы, у тебя были какие-то причины поступать именно так. Но вот зачем ты побил этого несчастного старичка? Он ведь тебе ничего не сделал, даже слова плохого не сказал.

— Он искусствовед, — мрачно пробурчал человек.

— Что-что? — не понял Шамбамбукли.

— Искусствовед, — повторил человек. — Он. А я писатель. Был. Понимаешь?

— Нет, — признался Шамбамбукли.

Человек вздохнул.

— Писатель я был. А он — искусствовед. Специальный такой тип, который читает то, что я написал, а потом всем рассказывает, какие из этого можно сделать выводы.

— Постой-постой! — перебил Шамбамбукли. — Это что-то вроде «было заповедано: „не играй с огнем, можешь обжечься“ — где под играми с огнем подразумевались обряды огнепоклонников, а огнепоклонниками в то время было принято называть вообще любых язычников, слово „можешь“ в данном контексте следует рассматривать не как разрешение, а как повеление, и потому истинный смысл заповеди — „всех неверных — на костер!“, и именно так ее надо понимать» — что-то вроде этого, да?

— Да, — кивнул человек.

— Все ясно, — сказал Шамбамбукли и стукнул молоточком по столу. — Оправдан. Следующий!

— Создатель, — обратился человек к демиургу Шамбамбукли, — ты не поверишь, но я пришел с претензией.

— Ну почему же, поверю, — поспешил успокоить демиург. — А в чем, собственно, дело?

— Меня поразила молния, — пожаловался человек.

— Насмерть? — уточнил Шамбамбукли.

— Ага, — человек кивнул. — Так вот, это было несправедливо!

— Не может быть!

— Я же говорил, что ты не поверишь… — вздохнул человек.

— Так, давай по порядку. Как с тобой такое приключилось и в чем заключается несправедливость?

— Я просто гулял на лугу, — сказал человек. — А тут вдруг дождь. Вернее даже, гроза. Мокнуть не хотелось, ну я и спрятался под деревом. А потом ничего не помню, только вспышку и удар, даже испугаться не успел… Вот, собственно, и все.

— Ну и где же здесь несправедливость? — спросил Шамбамбукли.

— Почему это случилось именно со мной?! — выкрикнул человек. — Тысячи людей прячутся от дождя под деревьями, и им ничего за это не бывает. Почему ты покарал только меня? Да, я знаю, что поступил скверно, нарушил твою заповедь…

— Это не заповедь, — мягко перебил его Шамбамбукли. — Это был просто дружеский совет, не стоять под деревом во время грозы, а то молния ударит. О вашем же благе заботился, между прочим.

— Но молния-то ударила именно меня! Не кого-то другого, не всех, преступивших завет…

— Не завет, а совет, — снова поправил Шамбамбукли.

— Ну хорошо, не всех, кто пренебрег твоим советом, даже не каждого второго, а выборочно, конкретно меня! Одного из всех! Чем я провинился перед тобой? Остальных-то ты пожалел, а меня…

— Мне и тебя жалко, — заверил человека демиург. — Но ты сам виноват, я тут ни при чем. Я никого не караю.

— Ну да, «ни при чем»! — не поверил человек. — Молния-то твоя.

— Да, моя, — с достоинством отозвался демиург. — Как и весь этот мир, кстати. Я его своими руками собирал и прекрасно знаю, как в нем все устроено. Вот и с вами поделился этой ценной информацией, чтобы вы тоже немного разбирались, что к чему. И не делали заведомых глупостей!

— Но так ведь поступают все! — возразил человек. — И ни с кем ничего страшного не происходит.

— Разумеется, — солидно кивнул Шамбамбукли. — Хорош бы я был, если бы не позаботился о нескольких уровнях защиты! Но иногда, знаешь, неприятности все-таки случаются. Именно поэтому существует такая вещь, как правила техники безопасности.

— Чего?

— Того! Вот у тебя дома мясорубка была?

— Ну, была…

— Ты в нее пальцы совал?

— Да что я, псих, что ли?

— Ну почему же обязательно псих? Тысячи людей суют и ничего с ними не происходит. Хотя, по идее, так делать не следует.

— Ну и что?

— Ты думаешь, этот мир — менее сложная или менее опасная штука, чем мясорубка? В нем, знаешь, сколько деталей?

Человек задумался.

— Не знаю. Много, наверное.

— Ты и не представляешь себе, насколько много! — доверительно сообщил Шамбамбукли. — У вас даже чисел таких нет. Мир… в общем, это довольно сложная штука.

Шамбамбукли потер пальцами переносицу и продолжил немного смущенно:

— Это даже для меня довольно сложно. Я, во всяком случае, так и не смог сделать его абсолютно безопасным местом. Подозреваю, что подобное никому не под силу, всего ведь не предусмотришь. А ведь я, как любой создатель, несу ответственность за свое изделие. Вам, людям, всю жизнь им пользоваться, неловко будет, если кого-нибудь вдруг током шарахнет или пальцы отрубит. Поэтому я и дал вам подробнейшее руководство по эксплуатации. Да еще и постарался изложить его самым доступным языком, чтобы и дети поняли…