— Я всегда подозревала, что ваша семейка с прибабахами, но не думала, что настолько. — Она задорно расхохоталась. Весело и от души. — Молодец, девочка. Грамотно умеет показать свое истинное отношение к происходящему.

Ишь ты, даже до комплиментов снизошла. А то с момента нашего знакомства она хорошо если парой взглядов меня удостоила. Притворщица.

— А если Великий Полоз приедет сюда, к тебе? — задала вполне резонный вопрос ушастенькая красавица.

— Не приедет, — твердо заверил ее Фен.

— Почему это?

— Потому что гордость не позволит признаться в своем бессилии по отношению к какой-то девчонке. А уж к отцу он тем более не сунется. Будет искать любыми другими способами.

Моя будущая невестка откровенно забавлялась разговором. Или ее в такой восторг привели мои брачные выходки, или она все-таки себе на уме. Я, например, в своих проблемах ничего смешного не находила.

Фен, будучи солидарен со мной, даже не улыбнулся.

— Понимаешь, в чем дело. — Он неторопливо поднялся, мягко отстранив от себя Наинерилию, и принялся мерить шагами комнату. — Я бы с удовольствием помог ей, если бы знал как. Полоз не так плох, как Салли его расписывает, и это неудивительно. Она напугана, растеряна и подавлена. И есть от чего. Когда шанс на благополучный исход дела существует, ты все равно до конца не уверен, сработает он или нет. Я очень люблю свою сестру, Нери. — Он остановился напротив кресла спиной ко мне, да еще и заслонив от меня эльфийку, поэтому видеть лица обоих я не могла, но слушала более чем внимательно. Не часто тебе в любви признаются, пусть и родной брат. За глаза такие признания обычно звучат более искренне. — Но у меня нет выбора, я должен отвезти ее к отцу.

Я так упивалась чистым и светлым признанием брата, что не сразу поняла смысл последней фразы.

— Думаешь, она согласится? — с легкой долей сомнения поинтересовалась Наинерилия.

— Не согласится, естественно.

— Но как же тогда…

— А Салли ничего не должна знать. Пусть пока пребывает в счастливом неведении и думает, что она в безопасности. — Фен снова заходил по комнате. — Пойми, любимая, это не моя капризная прихоть. Просто так нужно. Не мне. Ей самой. И кое-кому еще.

Я судорожно хватала ртом воздух. Так вот какую помощь ты хочешь мне предложить, коварный братишка. А я верила тебе, надеялась, рассчитывала. Получается, я ехала к тебе за поддержкой, а попала в самую настоящую западню.

Мой мир, моя вера, и так слишком хрупкие и ненадежные, стали рушиться от этих жестоких слов, словно карточный домик от легкого порыва ветра.

Как же так? За что? Почему самые близкие люди меня предали? И самое паршивое — ради кого?!

Как я выбралась из ставшей вдруг душной и тесной каморки и добралась до своей комнаты, не помню. В голове билась всего одна мысль: «За что?» Почему тот, кому веришь безоговорочно и готов вручить ключи от собственной судьбы, оказывается преданным и добрым только на словах? Почему, глядя в глаза, мне так искренне врут, что я наивно принимаю эту гадкую ложь за правду? Только потому, что очень хочу в нее верить? А кому тогда вообще можно верить?!

Я закрыла дверь на ключ и, рухнув на кровать, разревелась. Плохо мне. Больно. И обидно. А еще страшно. Страшно потому, что ничего не изменится, и все вернется на круги своя. Я не властна над своей судьбой, жизнью, желаниями. Это ли не самое ужасное наказание?

Время перестало существовать, превратившись в одно бесконечное мгновение. Мгновение длиною в вечность. И сквозь эту вечность мое сознание уловило странные звуки, совершенно не сочетающиеся с тем, что творилось у меня в душе.

— Сатия! Сатия, ты слышишь меня?

Сначала я даже не придала этому значения, но настойчивость призывающего была просто потрясающей.

— Если ты сейчас же не отлипнешь от подушки, я тебя укушу, честное слово! Больно укушу.

Угроза возымела действие, я подняла голову. Быть укушенной неизвестно кем не хотелось, как, собственно, не хотелось вообще ничего.

— Ура! Контакт налажен! — снова раздался рядом все тот же до противности жизнерадостный голос. Мне жутко захотелось испортить его обладателю настроение, чтобы не усугублял своим присутствием мое и без того отвратительное состояние. Зареванная подушка пришлась как нельзя кстати и полетела в сторону окна.

— Сгинь, нечистая! — Голос от многочасового рева сделался хриплым и сдавленным, но пожелание прозвучало от души.

— Сатия! Так нечестно! Мы к ней с приветом, а она кидаться!

Так эта гадость еще и не одна пожаловала?

Повернув голову, я взглянула в сторону окна, где на фоне темного ночного неба маячила странная фигурка. Точно нечистая, потому что кто еще может заглядывать снаружи в окно третьего этажа.

— Да открой же ты, а то тут карниз очень узкий и держаться почти не за что.

Движимая разбуженным в столь неудачный час любопытством, я все-таки подошла к окну и распахнула створки, горя желанием не столько выполнить слезную просьбу незваных пришельцев впустить их внутрь, а сколько вытолкать взашей, чтобы не мешали страдать.

— Ура! Мы спасены!

И на меня тут же навалилось что-то тяжелое, извивающееся и очень цепкое. Я не удержала равновесия и плюхнулась на пол, благо ковры здесь были мягкими и пушистыми, но пятая точка все равно пострадала от такого напора. Нечистые в количестве двух штук, как я успела в темноте разглядеть, прыгнули на меня сверху и принялись тискать. Особенно усердно старался один. Наверное, у него ко мне тоже накопилась куча претензий.

— Сати, как же я по тебе соскучился! Как я переживал за тебя! Как весь извелся!

— И я за компанию, — пропищала вторая нечисть. — Это, оказывается, так интересно!

Первый голос, так искренне захлебывающийся от восторга, показался мне смутно знакомым.

— Ты кто? — вяло отбиваясь от странных нападающих и на всякий случай защищая горло (кто знает, вдруг они собираются мною поужинать), поинтересовалась я.

Чуть не задушившие меня объятия сразу ослабли, сменившись недовольным сопением, чем я не преминула воспользоваться и вскочила, нашаривая в темноте что-нибудь потяжелее.

— Что здесь с тобой делали, если так быстро отшибли память?

— Может, ее опоили зельем забвения? — выдвинул предположение второй, писклявый, явно девчачий голосок.

— Думаешь, такое возможно?

— А почему бы нет.

— Ничем меня не опоили, — проворчала я, вклиниваясь в этот непонятный диалог. — Но лучше бы, наверное, опоили.

И тут ярко вспыхнул камин, на мгновение ослепив и заставив зажмуриться. Я даже шарахнулась в сторону от неожиданности, но на что-то налетела, скорее всего, на угол кровати, и снова плюхнулась на пол. Быть саламандрой и иметь способность жить в огне не избавляет от таких вот неприятных ощущений, как яркая вспышка света в глаза.

— Кажется, она точно не в себе, — печально констатировал девчачий голос, стоя сбоку от меня.

— Это сильно усложняет дело, придется стукнуть ее по голове, чтобы не сопротивлялась.

А вот обладателя второго голоса я теперь хорошо рассмотрела.

— Мирабчик!!! Сокол ты мой неоперившийся! Как ты сюда попал? И почему через окно?

К собственному удивлению, я была действительно рада видеть это клыкастое недоразумение и с удовольствием тискала похрюкивающего то ли от радости, то ли от нехватки воздуха эльфыреныша.

С трудом вырвавшись из моих цепких ручонок, Мираб в порыве инстинкта самосохранения, дабы не быть до смерти затисканным, спрятался за спину своей помощницы, в которой я с удивлением узнала Мальку. Интересно, и когда эти двое успели спеться, если изначально клыкастый подросток на дух не желал выносить это довольно милое и общительное существо.

— Давайте рассказывайте, что вы тут делаете, — продолжая радостно улыбаться, потребовала я. — Только тихо, чтобы нас никто не услышал. Еще не хватало, чтобы сюда набежала куча народу.

— Странно, что она еще не набежала от твоих диких воплей, — тревожно прислушиваясь к звукам за дверью, отчитал меня Мираб.