Потом осторожно приступили к истории смерти ее отца.

Михаил Королев погиб два года назад при странных обстоятельствах. Следствие склонилось к версии самоубийства, хотя неопровержимых доказательств этой версии все-таки не было.

Королев выбросился из окна. Он выпрыгнул из своей старой, давно им не используемой квартиры на улице 1905 года.

Он не жил там уже много лет, она просто стояла закрытая. Несмотря на импортные стеклопакеты, квартира была полна пыли. Только на подоконнике ее не было. Провели десятки экспертиз, но так и не доказали, что он спрыгнул сам. Тем более не доказали, что его сбросили.

Вроде бы соседи слева слышали довольно громкий разговор, но возможно, это был телевизор или Королев ругался по мобильному.

Последнее время у него было очень плохое настроение. Это заметили окружающие. И если быть откровенным, то с чего ему было веселиться? Единственная дочь третий год лежала в коме, и, говорили, надежды никакой. Отношения с молодой женой были плохие; он собирался разводиться, причем все считали, что развод будет трудным – уж больно ушлая девка. Пять лет назад Королев уже пережил неприятный судебный процесс, затеянный первой женой, Еленой, которая вдруг заявила, что ее имущественные права ущемлены. Что, мол, когда она разводилась с Михаилом Королевым, то ничего с него не потребовала, а ведь он миллионер.

Этот развод произошел давным-давно, когда Королев не был богатым, но за дело ухватились его конкуренты. Кое-какие акции Михаил приобрел еще будучи женатым на Елене, и теперь их можно было оспорить.

Елена никогда бы не догадалась шантажировать его этими акциями. Она вообще плохо представляла, что это такое. Но, во-первых, ее личность была уже сильно разрушена наркотиками. Во-вторых, за нее вплотную взялись: и даже не столько второй муж (тот тоже был наркоманом и марионеткой), сколько опытные хитрые дяди.

Королев был согласен на серьезные уступки и предлагал Елене мировую, но ее подзуживали, говорили, наверное: «Видишь, как он испугался. Потому что знает: твое дело правое! Не вздумай поддаться. Он хочет откупиться жалким особняком в Марбелле? Дурочка, ты получишь столько, что купишь себе сорок таких особняков!»

Действительно, дурочка. Он сделал ей такое сказочное предложение только от широты души, ну и еще потому, что понимал: процесс обогатит только адвокатов. Хорошо, что на второй год тяжбы, в момент краткосрочного прояснения сознания до нее все-таки дошло, что лучше не упрямиться.

А ведь Елена была интеллигентной московской женщиной – хоть и наркоманкой, но выпускницей педагогического института. Чего же было ждать от новой королевской жены, этой сногсшибательной, просто невероятной по красоте девушки, приехавшей покорять Москву и проявившей такие качества завоевателя, что даже Чингисхан оторопел бы, с ней познакомившись?

Самое интересное, что все это бродило на уровне слухов. Никто так и не узнал, был бы суд или нет – Королев умер. На то, что суд вполне мог быть, указывали косвенные факты, например, завещание. В нем молодой вдове выделялась все та же квартира на 1905 года и больше ничего.

Такое пренебрежительное отношение к женщине, с которой Королев прожил пять лет, многое говорило не о нем, а о ней. Михаил не был жадным человеком. Достаточно сказать, что он каждый месяц платил пенсию первой теще! Та не поехала в Марбеллу, с дочерью-наркоманкой не общалась, и до самой своей смерти жила одна на деньги человека, которому в свое время испортила столько крови. Но вторую жену Королев держал в узде. «Вот она его довела, наверное!» – говорили в фонде о молодой вдове, когда стало известно о завещании.

Была и еще одна – косвенная – причина самоубийства. Еще до покушения на дочь у Королева были серьезные проблемы с властями. Его пытались привлечь сразу по нескольким статьям – там была и неуплата налогов в особо крупных размерах, и мошенничество с целью завладения чужим имуществом, и даже создание преступной группировки для физического устранения конкурентов.

Суд его оправдал, но Королев выпутался буквально чудом. Тогда и покрупнее олигархов сажали.

После своего поражения государство на время затаилось, а потом приступило к дальнейшим действиям: они уже были не масштабные, зато более подлые, почти незаконные. Это выматывало.

Королев, видимо, всерьез воспринимал угрозу тюрьмы. Из-за неприятностей его состояние таяло буквально на глазах. Он словно и не старался его спасти. Он был погружен в какие-то другие проблемы, ходил отрешенный, не похожий сам на себя. Поэтому версия самоубийства именно в тот момент не показалась его сотрудникам невероятной – хотя еще год назад они бы ее таковой сочли.

Марина Королева все это уже знала. Ей сказали, что ее мать живет в Марбелле, что дозвониться до нее не могут, но ей отправили телеграмму Если она не приедет, не будет ничего удивительного. Их отношения не были теплыми. Кроме того, она наркоманка. С этим надо смириться.

– Насколько я могу судить, вам хватало любви и без нее, – сказал Иван Григорьевич. – Поэтому постарайтесь не расстраиваться. Отец вас обожал, в Свердловске у вас была дивная бабушка – настоящая такая бабуля. Она, правда, умерла, когда вам было одиннадцать лет, но до этого вы просто купались в ее любви. Разумеется, у вашего отца были разные женщины – это неизбежно – но он никогда даже не думал ставить любовь к ним и любовь к вам на чаши весов. Если так можно выразиться, вы были главная женщина его жизни. Это огромное счастье, Марина.

– С отцом все понятно, а вот что с моим лицом? – спросила она тогда.

Он опустил взгляд.

Марина уже трогала свое лицо – оно сильно чесалось. К ней почти каждый день приходила косметолог и делала какие-то маски, примочки, водила какими-то приборами. А лицо все равно было бугристым на ощупь.

– Тот, кто ударил вас по голове, еще плеснул вам в лицо кислотой.

– Зачем?

– Не знаю, Марина.

– Меня ведь хотели убить?

– Думаю, да.

– Зачем тогда кислота?

– Следствие тоже не знает… Впрочем, ваше лицо почти обычное. Бывают лица и похуже.

– Иван Григорьевич, – произнесла она. – Этот факт мне пришлось вытягивать из вас клещами. Неужели вы думали, что после всего, что со мной произошло, меня это сильно огорчит?

– Вы же девушка.

– Я не девушка, Иван Григорьевич. Я особенное существо. У меня нет памяти, меня пытались убить, а мой отец покончил с собой. Такие существа, как я, собственной красотой не озабочены.

– Это вы сейчас так говорите, Марина. Все наладится. Вы станете интересоваться и лицом. И это будет правильно. У вас достаточно денег для того, чтобы сделать эту проблему несущественной. Пригласите меня на свадьбу?

– Обязательно. А теперь принесите мне зеркало.

Оно у него уже стояло наготове за дверью.

Марина ожидала увидеть что-то чудовищное, но увидела просто неприятное, как бы изъеденное оспой лицо. Ужасно в нем было только то, что оно совсем не походило на те фотографии, которые ей уже показали. На снимках было ее лицо до покушения, оно тоже не было красивым, но к нему она уже привыкла.

Здесь все было совсем другое.

– И нос другой, и глаза… – сказала она, не отрывая взгляда от зеркала. Ей было очень неприятно смотреть, но она хотела, чтобы главврач увидел, какой у нее сильный характер.

– Делали операции, – он чуть поморщился.

– У меня еще один вопрос… Вторая жена моего отца. Я так понимаю, что они не успели развестись. Где же она теперь? Живет на улице 1905 года?

– В завещании был один пункт… Понимаете, у вас в тот момент, помимо отца, было трое родственников. Мать, бабушка по линии матери и мачеха. В завещании, которое Королев составил незадолго до своего самоубийства, каждой из них в случае его смерти полагалось некоторое имущество. Оно было небольшим, основной наследницей, разумеется, были вы. Вашим лечением должен был заниматься фонд. Но Королев считал, что необходим контроль со стороны родственников. Больше всего он доверял теще – вашей бабушке. Но она, к сожалению, была очень больна и умерла от инфаркта еще до его самоубийства. После этого было бы логично доверить контроль вашей матери. Но вы уже знаете, что она наркоманка. Правда, Королев попытался решить этот вопрос. Если бы она уехала из Испании, развелась с мужем и прошла курс лечения в нашей же клинике, то имела бы право принять контроль на себя. За это она получала бы десять тысяч долларов в месяц. Но она не приехала. Оставалась мачеха. Для нее десять тысяч долларов в месяц были очень большими деньгами…