Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я уже почти привыкла к исчезновениям Бетси. Ей было шесть, и она уже вовсю болтала. Главным образом о всякой ерунде. Она обреталась в придуманном мире — в раю, где родилась и жила до того, как попала в Роклифф.

В школу она не ходила. Записать-то ее записали, только продержалась она там всего два дня. Я к тому времени уже перешла в среднюю школу. И хотя прежде, чем сесть в свой автобус, я провожала ее в деревню, и целовала на прощанье у школьных ворот, и совала в карман лишнюю конфетку для перемены, она по-прежнему писалась, по-прежнему качалась на стульях, выдергивала себе волосы и кусалась.

Типичное антиобщественное поведение, сказали в школе, отправили Бетси назад, и один из воспитателей отлупил ее. Когда я пришла, она лежала, свернувшись, у себя на койке и походила на яблоко-падалицу: розовые щечки в ссадинах и кровоподтеках. А синяки на ногах выглядели как чешуя у дохлой рыбины. Я спросила ее, когда купала, почему она писает под себя?

Бетси вздернула худенькие плечики до ушей.

— Потому что могу.

Я отлично поняла, что она имеет в виду.

После купания мы пошли погулять. Было тепло. Мне хотелось побыть с ней вдвоем, собрать маргаритки, сплести венки, делать что-то простое и привычное.

— Моя мама умерла, — сказала я Бетси. — Только ужасно давно, я ее почти не помню.

На поле, за оградой участка, по которому мы с ней брели, паслись коровы. Когда Бетси была со мной, она ничем не отличалась от других детей. Тихая, ласковая и послушная. Мне она нужна была не меньше, чем я ей, — прикосновение к тому, кто знает.

Бетси подбежала к забору из столбов и перекладин, который отделял нас от десятков животных. Она мычала и, приставив ко лбу пальцы, делала вид, будто бодает забор. Мы были с ней одинаковыми — брошенные сироты, которые не чаяли дождаться, когда кончится детство, и упорно бодали головой пустоту. Единственная разница была в том, что я теперь об этом знала. Я утратила благодать детского неведения.

— У нее был рак, — сказала я. Бетси отыскала длинную палку, просунула ее через забор и ткнула в коровью лепешку. Туча мух взвилась и зароилась вокруг нас, Бетси взвизгнула. — А папу я не видела лет сто. Он женился на Патрисии. Ты про это знала, Бетси? — Она не слушала, но мне все равно нравилось с ней болтать. — А потом они разошлись.

Я всегда гадала: почему Патрисия молчала о том, что вышла замуж за папу? Стеснялась, наверно, того, что она моя мачеха, что у нее собственный сын, что он свободен и живет как все люди. «Только даром семья пропала, — думала я. — А у меня вообще никакой семьи».

В тот раз на обратном пути мы нашли Джеймса. В саду, на дереве. Шея багровая от веревки, лицо налилось кровью.

Его заметила Бетси и, сжав в ниточку губы, вытаращила огромные, как у коровы, глазищи. Вытянутое тело Джеймса медленно поворачивалось под самой толстой веткой яблони, ноги почти касались земли. Солнце пробивалось сквозь листву, и по лицу Джеймса прыгали зайчики. Я вскрикнула и рассыпала маргаритки.

— Нет, нет, нет!

Недоверчивые круглые глаза Бетси сузились в удивленные щелочки. Будто она углядела на том дереве эльфа, будто Джеймс, такой красивый и теперь недоступный, явился из тех же краев, что и она сама.

Мы постояли, каждая чуть-чуть завидуя тому, что он ускользнул от своих демонов. Он мучился кошмарами, но в свои шестнадцать стал достаточно взрослым, чтобы понять: все эти годы его терзали не видения.

Набравшись храбрости, мы приблизились — нас тянуло любопытство — и разглядели у него на шее глубокий шрам от врезавшейся веревки. Это был шнурок, скрученный из нескольких тонких бечевок и завязанный длинной толстой петлей. Мы смотрели не отрываясь.

— Он все заранее придумал.

Я тронула ботинок, черная кожа блестела на солнце. На нем были серые носки и темно-синие шорты, голени сплошь в синяках, как у Бетси. Я глянула ему в лицо: ничего общего с Джеймсом, бледным, застенчивым и тихим как мышка. Все думали, что ему не больше одиннадцати, а он был почти взрослым. Говорил высоким девчачьим голосом, и над верхней губой даже пушок не пробивался. Должно быть, ему едва хватило сил, чтобы залезть на дерево, но напоследок он доказал, что не трус.

— Прощай, Джеймс, — сказала я.

— Пока, Джеймс, — повторила за мной Бетси и бросила в него палку, но промахнулась. — А что Джеймс делает? — спросила она.

— Он умер.

— Как твоя мама?

— Да.

Мы еще немножко поглядели на Джеймса. Муха села к нему на колено, я смахнула ее. С уголка рта у него медленно стекла и застыла красная струйка, и он все смотрел на россыпь яблок, висящих вровень с его лицом.

— Пойдем, — позвала я Бетси. — Надо возвращаться.

Я никому не сказала о том, что мы видели. После стольких лет Джеймс заслужил немножко покоя.

— А мы умрем? — спросила Бетси, набирая пригоршню камешков с дорожки.

— Может быть, когда-нибудь, — ответила я, а сама подумала: как это мне раньше в голову не пришло?

Глава 40

В обмен на помощь с компьютером я скрепя сердце соглашаюсь пойти вместе с Эдамом побеседовать с одной деревенской женщиной. А внутреннему голосу, который предостерегает меня от опрометчивого поступка, велю угомониться. Эдам рвется побольше узнать о своей сестре, и я, если честно, тоже. Кроме того, он мне просто нравится. А он просто старается помочь. Мы с ним сходимся все ближе, и хотя я еще не готова к чувствам, которыми сопровождается дружба, мне это приятно.

Эдам сгибается над своим ноутбуком, а когда тот в третий раз зависает, принимается колотить по нему.

— Давно нужно новым обзавестись, — бурчит он себе под нос, затем расплывается в ухмылке и поднимает на меня глаза. Похоже, мое присутствие его забавляет.

Я неловко примостилась на краешке его кровати, а он сам устроился за столом. Повсюду стопки книг и бумаг. Даже в полумраке виден слой пыли, покрывающей буквально все.

— В четвертый раз повезет. — Эдам встает, проходит по комнате с покатым полом и узловатыми балками потолка и сжимает мне плечи. От неожиданности я вздрагиваю. — Я перетащу тебя в двадцать первый век, даже если это будет стоить мне жизни! — До него вдруг доходит, что он сейчас сделал, и он резко отступает.

— Я не с другой планеты, доводилось пользоваться Интернетом, — усмехаюсь я.

— Ну наконец-то! — Эдам подключается к Интернету, кивком подзывает меня и пододвигает мне свой стул: — Садись сюда. Это, мисс Джерард, называется «Интернет». Удивительный мир, где можно завести знакомство с кем угодно — с китайцами, с австралийцами, даже с инопланетянами. — Эдам разливает по чашкам чай и продолжает лекцию по ликвидации компьютерной безграмотности, будто я полный неуч. — В банановой республике тоже умеют заваривать чай, — роняет он, потому что я смотрю не на экран, а в чашку. — Так-с, сейчас зарегистрируем тебя в школьной сети. И ты сможешь прочесть всю почту, которую проворонила. Сводка школьных новостей выходит каждый день. — Опираясь одной рукой на спинку стула, Эдам нагибается через мое плечо. От него пахнет сандалом, лесом, весенним дождем. Не хочу ничего этого замечать. — Входить во внутреннюю сеть могут только сотрудники и школьники. А сотрудники еще имеют доступ к Интернету на более высоком уровне. Так что если хочешь потрепаться с друзьями на Facebook или если, скажем, подсела на Ebay — без проблем. Для нас ничего запретного, а вот девочкам, согласно школьным правилам, доступны исключительно образовательные сайты.

— Что, прости? — У меня вдруг включается слух. Собственно, я не просила объяснять, что такое Интернет, сама знаю. — Нет, говоришь, запретных сайтов?

— Для сотрудников нет.

Эдам возвышается надо мной. Сегодня он в джинсах, а не в привычных темно-серых рабочих брюках. Вместо рубашки — линялая футболка с названием какой-то рок-группы через всю грудь, подбородок тронут однодневной щетиной, по цвету темнее, чем его волосы. А главное — он выглядит усталым, расстроенным. Что-то случилось?

49
{"b":"140024","o":1}