Воздух деревни Корфе Мортенсон почувствовал за километр. Запах можжевелового дыма и немытого человеческого тела после стерильного горного воздуха был невыносим. Думая, что все еще находится на верном пути, Мортенсон решил, что подходит к Асколе, откуда три месяца назад отправился штурмовать К2. Но все вокруг казалось незнакомым. Он подошел к церемониальным воротам деревни – простой деревянной арке, стоящей на краю картофельного поля. К этому времени его уже сопровождало около пятидесяти мальчишек.

Мортенсон осмотрелся, надеясь увидеть Музафара. Но увидел только пожилого человека в шерстяной шапочке топи, такой же серой, как и его борода. Тот ждал Грега за воротами. Черты его лица были настолько резкими, что казались вырубленными из камня. Старика звали Хаджи Али. Он был вождем Корфе, «nurmadhar» на местном наречии.

«Ассалам алейкум», – произнес Хаджи Али, пожимая руку Мортенсона. Он торжественно провел гостя через ворота. Закон гостеприимства балти соблюдали свято. Сначала Али подвел Грега к церемониальному источнику, где следовало вымыть руки и лицо, затем пригласил к себе домой.

Корфе находилась на горном уступе в 250 метрах над уровнем реки Бралду. Эта своеобразная «полка» напоминала платформу альпиниста, подвешенную на отвесной скале. На ней теснились квадратные трехэтажные каменные домики безо всяких украшений. Они почти слились бы со стенами каньона, если бы на их плоских крышах не сушились абрикосы, лук и пшеница.

Хаджи Али привел Мортенсона в дом, который ничем не отличался от остальных. Он быстро убрал постельные принадлежности (при этом пыль из них распространилась по всей комнате), разложил подушки рядом с очагом и пригласил Мортенсона садиться.

Пока готовился чай, хозяин и гость молчали. Слышались только шаги и шорох подушек: двадцать мужчин из большой семьи Хаджи Али входили и занимали свои места у очага. Едкий дым ячьего навоза уходил в большое квадратное отверстие в потолке. Мортенсон заметил, что дети, которые провожали его в деревню, заглядывают в это отверстие. Судя по всему, они расположились на крыше. До этого в Корфе ни разу не было иностранцев.

Хаджи Али сунул руку в карман своего расшитого жилета, вытащил куски вяленого мяса горного козла и энергично размял их с листьями крепкого жевательного табака «naswar». Затем предложил кусочек Мортенсону. Под доброжелательными взглядами десятков зрителей тот сумел справиться с одной из самых сложных задач в своей жизни. А когда хозяин предложил Грегу чашку чая с маслом, тот выпил ее почти с удовольствием.

Наконец, ритуал гостеприимства был исполнен. Вождь наклонился вперед, и его бородатое лицо оказалось прямо перед лицом Мортенсона. «Cheezaley?» – рявкнул он. Это непереводимое с балти слово означает что-то вроде «какого черта?». Пользуясь известными ему словами и массой жестов, Грег объяснил собравшимся, что он американец, что пытался покорить К2 (это заявление было воспринято одобрительно). Сказал, что ослаб и болен и теперь идет в Асколе, где его ждет джип, который отвезет его в столицу Балтистана, Скарду.

Исчерпав последние силы, Мортенсон откинулся на подушки. Бесконечный путь и попытки изложить свою историю окончательно его измотали. Мягкие подушки, тепло от очага, множество людей… Мортенсон почувствовал такую усталость, что, казалось, сейчас заснет прямо здесь.

«Met Askole (не Асколе), – со смехом сказал Хаджи Али и указал пальцем себе под ноги. – Корфе».

Мортенсон подскочил. Он никогда не слышал о Корфе и был уверен, что не видел этого названия ни на одной карте Каракорума, хотя, готовясь к экспедиции, изучил их немало. Волнуясь, объяснил, что ему нужно добраться до Асколе и встретиться там с человеком по имени Музафар, у которого остались его вещи.

Хаджи Али обхватил гостя за плечи и силой усадил обратно на подушки. Он обратился к своему сыну Туаа, который частенько бывал в Скарду и немного знал английский. Тот перевел: «Сегодня идти в Асколе невозможно. Большая проблема. Полтора дня пути. Завтра Хаджи пошлет искать Музафар. Теперь ты спать».

Хозяин поднялся и прогнал детей, которые все еще заглядывали в комнату с крыши. Мужчины разошлись по домам. Несмотря на тревогу, гнев на самого себя, ощущение полной беспомощности, Грег Мортенсон повалился на подушки и мгновенно заснул.

Кто-то накрыл его тяжелым одеялом. Грег отогрелся и почувствовал настоящее блаженство. Впервые с конца весны он ночевал в доме. В тусклом свете углей в очаге Мортенсон видел очертания спящих людей. Отовсюду слышался храп. Он перекатился на спину, и его собственный храп гармонично влился в этот хор.

Когда он проснулся, рядом уже никого не было. Через отверстие в потолке виднелось голубое небо. Жена Хаджи Али, Сакина, увидела, что гость ворочается, и принесла ему ласси[6], свежеиспеченные лепешки чапатти[7] и сладкий чай. Это была первая женщина балти, которая к нему подошла. Мортенсон подумал, что у нее самое доброе лицо, какое он видел в жизни. Морщинки в уголках рта и глаз говорили о веселом нраве. Длинные волосы были заплетены по-тибетски и скрывались под шерстяной шапочкой урдва, украшенной бусинками, ракушками и старинными монетами. Сакина стояла и ждала, когда Мортенсон приступит к завтраку.

Стоило ему откусить первый кусочек теплой чапатти, размоченной в ласси, как он понял, что страшно голоден. Мортенсон с волчьим аппетитом проглотил все, что принесла Сакина, и выпил сладкий чай. Женщина приветливо улыбнулась и принесла еще. Если бы Мортенсон знал, насколько дорог сахар для балти, как редко они сами употребляют его в пищу, он отказался бы от второй кружки чая.

Сакина вышла, а он стал осматривать комнату. Обстановка была спартанской, если не сказать нищенской. На одной стене висел выгоревший плакат с изображением швейцарского шале[8] на зеленом лугу, покрытом яркими цветами. Все остальное – от закопченных кухонных принадлежностей до масляных фонарей – имело утилитарный характер. Тяжелое одеяло, под которым он спал, было сделано из темно-коричневого шелка и украшено крохотными зеркальцами. Остальные обитатели жилища укрывались тонкими шерстяными одеялами, украшенными тем, что оказалось под рукой. Эти люди явно отдали гостю лучшее, что было в доме.

Мортенсон услышал за окном громкие голоса, вышел из дома и вместе с остальными жителями деревни направился на скалу над рекой Бралду. Он увидел, как через реку по стальному тросу, натянутому на высоте 60 метров, перебирается человек. Такой способ переправы экономил ему полдня, которые потребовались бы на то, чтобы подняться выше по течению и перейти поток по мосту возле Корфе. Но падение означало бы его неминуемую смерть. Когда человек был уже на полпути над ущельем, Мортенсон узнал Музафара. Он увидел, что проводник захватил с собой и знакомый сорокакилограммовый рюкзак альпиниста.

На этот раз медвежья хватка Музафара не застала Мортенсона врасплох – он не закашлялся. Глаза проводника увлажнились. Он поднял руки к небу и воскликнул: «Аллах Акбар!» Казалось, на него пролилась манна небесная.

На ужин у Хаджи Али приготовили «biango» – жареную курицу, такую же жилистую и жесткую, как и те балти, что ее вырастили. Мортенсон узнал, что Музафара в Каракоруме хорошо знают. Тридцать лет он считался одним из самых опытных проводников в Гималаях. Его достижения и заслуги были велики и разнообразны. Например, в 1960 году он сопровождал знаменитого американского альпиниста Ника Клинча в первом его восхождении на Машербрум. Грега поразило то, что за время похода Музафар ни разу об этом не упомянул.