— Мужики, Щука пришел! — крикнул он, повернув голову в сторону холла. — Заходи, Саня, гостем будешь!

В холле было накурено до предела, в спертом воздухе витали облака сизого дыма. За журнальным столиком, заставленном разнокалиберными стаканами, бутылками и тарелочками с остатками закуски, сидели Блоцкий, Лякин, Гвоздин и Агарышев. Все были заметно выпившими. Появление Полещука, гордо поставившего на столик бутылку "Джонни Уокера" компания встретила криками радости. То ли по поводу его прихода, то ли из-за литровой бутылки виски, а возможно, по обеим причинам.

— Чего так поздно? — недовольно спросил Сережа Лякин. — Ждали, ждали… все выпили… Хорошо, что принес пузырь… Садись, давай!

— Дела задержали, — стал оправдываться Полещук, оглядываясь в поисках свободного стула.

— Знаем мы эти дела! — сказал Блоцкий. — С телкой греческой, небось, общался?

— Штрафную ему! — пьяным голосом крикнул Леша Агарышев, сворачивая пробку "Джонни Уокера". Его узенькие глазки, выдававшие наличие в роду среднеазиатских корней, превратились в щелочки. — Бери стакан, Щука! — и он щедро плеснул в стакан янтарной жидкости. — Разбогател, однако, наш Полещук, — добавил он, разглядывая бутылку виски. — Это ж сколько такая стоит?

— Стоп, ребята! — поднялся со стула Полещук. — Никаких гречанок не было, дела другие… А виски — подарок! Давайте, за встречу!

— Не гони лошадей, Щука! — сказал Женя Гвоздин. — Еще не у всех нолито… — И он посмотрел на друзей своими немного странными, с поволокой глазами. — Вот теперь — вперед!

Все дружно выпили и стали обсуждать, в какой ночной клуб лучше поехать, когда допьют этот литровый пузырь. Витя Сажин предложил «Аризону», Агарышев — «Мэриленд», кто-то — только что открывшееся кафе «Шабака» в Гелиополисе… Начали спорить, где лучше и дешевле входной билет, но к единому мнению так и не пришли. Вновь наполнили стаканы и выпили. Полещук после второй «штрафной» порции (мы, мол, давно «квасим», а ты, Щука, трезвый, как огурчик!) здорово охмелел: сказались усталость, нервное напряжение и виски, выпитое с Сафватом в кафе. Он почти не участвовал в разговорах, слушал, молча курил и думал о завтрашней встрече с Тэтой.

К нему со стаканом подсел Сережа Лякин.

— Чего грустишь, Саня? — спросил он. — Давай, еще махнем по граммульке!

— Да устал я, Серега, — ответил Полещук. — Тяжелый день, мотался по городу…

— С греческой красавицей?

— И ты туда же! — обиженно произнес Полещук. — Мы ж договорились: никому ни слова, это мои личные дела…

— Ладно, не обижайся, старик! Давай выпьем! Кстати, мужики тоже слышали по "Голосу Израиля" о нашей дивизии ПВО, которая уже переброшена сюда, в Египет. И почти по всему каналу какое-то зловещее затишье: Леха говорил, что у них в северном секторе тихо, у Сажина — тоже тишина… Как бы это не было затишьем перед бурей…

Полещук проснулся с тяжелой головой, дико хотелось пить. Он с трудом встал, вышел в холл, потом побрел на кухню в поисках чего-нибудь вроде бутылочки «колы». Конечно, нигде ничего подобного не было, в холодильнике — хоть шаром покати! Напившись воды из-под крана, он вернулся в свою комнату, упал на кровать и стал вспоминать, чем закончилась вчерашняя пьянка. Мысли ворочались со скрипом, как несмазанные шестеренки в коробке передач. Постепенно он почти восстановил в памяти концовку вечера.

Допив "Джонни Уокер", большинством голосов решили никуда не ехать, а сбегать в аптеку за спитром и продолжить мероприятие. Сбросились по фунту-полтора, кинули на пальцах, кому бежать — выпало Сажину, которого добровольно вызвался сопроводить Гвоздин. Через полчаса оба вернулись со спиртом, несколькими бутылками «Кока-Колы», огурцами, помидорами, парой лепешек и тремя банками рыбных консервов. И пошло-поехало: тосты, разговоры, воспоминания… Потом начали орать песни. А вот что было после этого Полещук так и не смог вспомнить. Провал в памяти. "Вроде, ничего особенного и не было, — подумал он, — добрался до своей койки и лег спать." Он посмотрел на аккуратно сложенную на стуле одежду, перестал терзаться мыслями и заснул…

— Лейтенант Полещук, подъем! — услышал он голос Лякина, трясущего его за плечо. — Сколько можно спать?! Я вот пивка принес!

Полещук открыл глаза и увидел стоящего возле кровати Серегу с неизменной сигаретой в губах. Он сел на кровати:

— А где пиво?

— Давай, давай, поднимайся, старик! Пиво ждет тебя в холле! Или товарищ лейтенант желают «Стеллу» в постель?

Полещук протер глаза, встал с кровати и, не одеваясь, направился в холл, где на журнальном столике красовались две зеленые запотевшие бутылки "Стеллы".

— Ну, Серега, ты просто ангел-спаситель! — сказал он, наливая пиво в стакан. — Чего вчера было? Голова раскалывается — ни хрена не помню!

— Мне-то плесни! — подставил стакан Лякин. — Ничего не было: Леха надрался, ты — тоже был хорош… Никуда не поехали, песни строевые горланили, идиоты… "Мы — парашютисты, тревожно на небе чистом…!" И «Ладогу» еще… А потом ты запел свою хохляцкую "Нiчь яка мicячна", здорово пел, но слов-то никто не знает… Сажа куда-то пропал, может, шармут пошел искать… Гвоздь тоже исчез…

Полещук слушал Лякина, подливал в стаканы «Стеллу» и ему становилось хорошо.

— Ну, какие планы на сегодня? — спросил Лякин. — Предлагаю взять пузырек спиртяги, между прочим, осталось кое-что, вчера не смогли осилить — и рвануть в спортклуб Гелиополиса, в бассейн… — он посмотрел на Полещука. — Ты как?

— Я не хочу, — сказал Полещук, вспомнив про Тэту, которая, возможно, уже прилетела в Каир. — Надо с хабиром сегодня пообщаться.

— Да на кой хрен тебе хабир? — возмутился Лякин, вертя в руках мятую пачку «Клеопатры», — Успеешь еще… На канале…

— Так, Серега, надо — значит надо! — сказал Полещук. — У Агеева должны быть данные насчет «Фантома», которые мне нужно перевести на арабский. Для ротных офицеров…

— Там переведешь, в своем Фаиде! — сказал Лякин. — Тоже мне проблема!

— Нет, я хочу это сделать здесь, — заупрямился Полещук, пошел в комнату и демонстративно достал из портфеля словарь. — Там будет не до этого, как будто ты не знаешь…

— Халас, — сказал Лякин. — Сейчас я сбегаю к себе за спиртом, выпьем, а потом переводи… Козел ты, Щука…! — И он ушел.

…Двести граммов чистого спирта, разбавленного водой из-под крана, легли на выпитое пиво (не говоря уже об алкоголе, вылаканном вчера), и через полчаса оба лейтенанта почти "не вязали лыка". Полещук еще помнил про Тэту, но никаких сил расстаться с Лякиным у него не уже не было. А Лякин продолжал твердить о наступающей войне с Америкой, тыкал спьяну сигаретой в обшивку диванчика, потом оба дружно заливали дымящееся место водой, радуясь, что заметили очаг возгорания… Наконец, Лякин задремал на диванчике.

Забрав его зажигалку и радуясь тому, что еще немного соображает, Полещук спустился вниз и, успешно, как ему показалось, миновав гостиничных соглядотаев, дошел до телефона-автомата возле кафе и набрал номер отеля аэропорта.

— Мисс Тэту Эстатопуло из компании «Олимпик», — спросил Полещук, пытаясь четко выговаривать слова на английском.

— Тэта! — cказал он, услышав знакомый голос. — Я сейчас приеду к тебе, darling!

— Может не надо сейчас, Алекс? — ответила Тэта. — Ты, похоже, dead drunk [пьян в доску — англ. ], Shuka!?

— Совсем немного… Главное — я вернулся, я — живой…! А сейчас я трогаю рукой твой крестик, — сказал Полещук, досадуя про себя, что он так не вовремя надрался, — и мечтаю тебя увидеть, darling!