– Пойдем туда! – завопила она, и, оттолкнув Дэна, метнулась к окну. – Ублюдки! – закричала она на них. – Гнусные, мерзкие ублюдки!

Дэна прошиб испуг – она стояла на кровати и, казалось, готова была вот-вот выпрыгнуть из окна.

Он снова дотянулся до ее плеч и с силой потянул на себя. А потом круто развернул к себе лицом. Она все еще кричала, и он дважды короткими взмахами руки шлепнул ее по щекам. От неожиданности Марджи задохнулась и тут же зашлась в судорожных, истошных рыданиях.

– Прости меня, – прошептал он.

И в наступившей тишине услышал, как снаружи, прямо за дверью, кто-то засмеялся. Тот, громила.

Значит, он не ушел, – подумал Дэн, – и если бы сделал хоть пару шагов вперед, то смог бы схватить Марджи и, подобно Карле, вытащить ее в окно. Бог ты мой, – подумал он, – так близко...

Внутри него словно что-то щелкнуло, побудив к деятельности. Как ни странно, Дэн чувствовал себя как никогда спокойным.

– Ей ты все равно ничем не поможешь, – сказал он, поворачиваясь к Марджи. – И никто не поможет. Но ты можешь помочь нам. Если же ты этого не сделаешь, они и тебя тоже убьют.

Она подняла на него взгляд, услышала ровный, твердый голос и кивнула.

– Сделаем все, что будет в наших силах, – сказал Дэн.

Из спальни показались Ник и Лаура. Вид у девушки был неважнецкий, губы бледные, дрожащие. На ней был туго запахнутый белый банный халат. Глаза слегка поблескивали – неуверенные, робкие. Ник же, напротив, казалось, окончательно пришел в себя. Полностью одетый, в очках, он медленно повел Лауру через кухню ко входу в гостиную.

Поначалу Лаура их вроде бы даже и не замечала, но затем ее взгляд остановился на фигуре, которая, распростершись, лежала на кровати. Ее челюсть отпала. Несколько секунд стояла полная тишина, а затем она закричала. Это был высокий, пронзительный вопль. Вырвавшись из рук Ника, она, все так же крича, снова забежала в свою спальню и захлопнула за собой дверь. Ник собрался было последовать за ней.

– Оставь ее пока, – сказал ему Дэн. – Мне кажется, что там она находится в достаточной безопасности. Хотя, все же оставь дверь открытой – на всякий случай.

Ник распахнул дверь, и все заглянули внутрь. Явно намереваясь оказаться как можно дальше от окна, Лаура встала в углу за дверью, вытянувшись во весь рост. Ее отсутствующий, совершенно пустой взгляд был устремлен на противоположную стену.

– Да, вот так, – кивнул Дэн.

Он знал, что стоит ему повернуться и посмотреть на Марджи, как ее тут же вырвет. Ник тоже это понял и попытался было подоспеть к ней, но все же опоздал. Отвернувшись от них, она рухнула на колени – бледная как смерть, с отчаянно колотящимся сердцем, – и ее стошнило прямо на тоненькую ночнушку, прикрывавшую ее колени. Она почувствовала, как Дэн прикоснулся к ней, но не могла даже шевельнуться. Затем чьи-то руки подняли ее с пола и отнесли в спальню.

Дэн стащил с нее ночную рубашку и отшвырнул ее в угол. Ему приходилось спешить: теперь их оставалось только двое, а работы было невпроворот. Он протянул Нику один из молотков.

– Ты не видел поблизости какой-нибудь топор? – спросил он.

– В дровяном сарае, черт побери, – ответил Ник.

– Ну, тогда достань из ящика еще один нож – на тот случай, если они вздумают прорываться внутрь. А я пока сниму дверь этой спальни.

Он принялся стучать молотком по дверным петлям – те отошли без особого труда, и он понес снятую дверь в гостиную, по пути прихватив пригоршню гвоздей.

– Иди-ка сюда! – позвал он Ника.

Ник бросился ему на помощь, в руке у него уже был нож. Глаза парня горели от возбуждения.

– Где вещи Джима? – спросил он.

– Здесь, наверное. Хотя, не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– У него была такая синяя сумка, которую в самолетах пассажирам дают, – сказал Дэн. – В ней лежит револьвер.

– Револьвер?

– Ну, или пистолет. Большой такой. В синей авиационной сумке.

– Черт побери, ее надо обязательно найти, – пробормотал Дэн.

Они принялись обыскивать комнату, нашли чемодан, который стоял рядом с печкой, но синюю сумку так и не обнаружили.

– Вот ведь черт! – не удержался Ник. – Ну как же он не принес ее в дом! Она в багажнике лежала.

– А может, она на кухне? Ничего, найдем. Кстати, не нравится мне это раскрытое окно. А ну-ка, помоги.

Ник вплотную прислонил дверь к оконной раме, тогда как Дэн стал всаживать в нее гвозди, ни на мгновение не забывая про стоявшего снаружи мужчину. Того, здорового, с ножами и злобным смехом. Он думал о нем и при этом постоянно повторял про себя: «Ну вот, сейчас он появится. Вот, сейчас непременно появится». Ник мысленно представлял себе, что может сделать с ним такой здоровяк. В какое-то мгновение ему даже показалось, что он слышит его зловещий смех, скорее даже какое-то ехидное хихиканье, хотя не включал, что это всего лишь плод его воображения. Никто пока не пытался снести их новую преграду на окне, снаружи вообще не было слышно никакого движения. Но почему они не пытаются ворваться внутрь, подумал он. – Почему не атакуют? Ведь тот здоровяк без особого труда смел бы его со своего пути еще тогда, когда он в первый раз открыл дверь. Чего, черт побери, добиваются эти люди?

Он по самую шляпку вогнал последний гвоздь.

Ну вот, так уже лучше. А теперь следующее окно. И револьвер.

Карла между тем продолжала висеть на толстой веревке и медленно покачиваться вокруг своей оси. От пережитого ужаса она почти ничего не соображала.

Сейчас ее била дикая дрожь, тело было покрыто потом, на животе и бедрах все еще поблескивала липкая кровь Джима. Прохладный ночной воздух резкими, стремительными порывами обдувал ее лихорадочно горящую плоть. Рана на спине, которую она получила, когда ее выволакивали через окно, успела затянуться и почти не болела. Боль сосредоточилась в другом месте – в ногах, которым отчаянно недоставало крови, в туго стянутых, распухших лодыжках. Язык во рту набряк, губы пересохли и потрескались. Она попыталась было сфокусировать взгляд на происходящем вокруг.

В нескольких ярдах от нее группа одетых в лохмотья детей складывала что-то из сухих листьев, веток и старого, подгнившего дерева. Худой, изможденный мужчина потыкал ее пальцем между ребрами и поставил под ней большое металлическое корыто – из тех, в которых в деревнях люди нередко даже моются. Стоявший неподалеку от него мужчина в красной рубахе деревянной киянкой вбивал в землю два кола, по одному с каждой стороны от ее тела, примерно в четырех футах друг от друга. Что-то в его рубахе показалось ей смутно знакомым. Она также заметила, что на одной его руке недоставало двух пальцев, и тут же вспомнила, что видела именно его, когда он шел вдоль ручья и даже помахал ей рукой. Когда же это было? Неужели только вчера?

Толком ничего не понимая, она наблюдала за тем, как он привязывал к каждому колу по длинному кожаному ремню, после чего принялся еще глубже вгонять их в землю. Затем, выпрямившись, он протянул один ремень к ее левому запястью и крепко обвязал его. Она попыталась было отдернуться от него, но из этой затеи у нее, естественно, ничего не получилось – сил уже почти не оставалось. Он же лишь засмеялся, наблюдая за ее потугами. Карла почувствовала легкое жжение в кончиках пальцев и поняла, что с минуты на минуту боль доберется и туда. Аналогичную процедуру «красный» провел и с ее правым запястьем, после чего она лишилась возможности даже раскачиваться на веревке вперед-назад. Карла заглянула в корыто.

Вокруг нее постепенно сгущалась темнота, испещренная крохотными точечками света.

Ей было слышно, как где-то в отдалении, внутри дома, приглушенно стучит молоток, хотя никак не могла смекнуть, что это может означать, не увязывала эти удары с чем-то знакомым, понятным. Она также слышала звуки собственного рыдания и чувствовала, как по лбу текут потоки слез, хотя и это ощущение казалось ей совсем далеким. Карла чувствовала, что с каждой секундой все больше слабеет, и потому отчаянно удерживала остатки сознания, не допуская очередного приступа шока. Ей казалось, что если ей удастся не забыться, не лишиться чувств, то что-то непременно, обязательно ее спасет. Только тогда у нее сохранится какой-то шанс. Она затрясла головой и тут же увидела, как тощий полез в карман штанов, вынул складной нож и открыл его. Изо всех сил дернувшись, она испытала мгновенную боль, и тут же к ней стремительно вернулась былая чистота мыслей.