…лучше футболом интересоваться… отец всегда любил футбол и
любил выпить, и никогда не переживал из-за политики, а уж тем
более не философствовал, служил себе и служил…
У телевизора, впрочем, и Шарагин и майор тоже стояли, новости смотрели, и уходили разочарованные, если Афганистан не упоминался. А программа «Время» вспоминала про Афганистан не часто.
…замалчивают…
Или же перевирали все.
– Афган – очень глубокая насечка на теле России. Как ты думаешь, эта война действительно необходима?
…прощупывает меня, что ли? хитрит?..
Обиделся Шарагин. И зачем-то заосторожничал:
– Разве офицер имеет право рассуждать на такие темы?
– Ты же ведь умный парень, Олег, ты же и так наверняка ни раз задумывался: что, да как, да почему?
– Задумывался.
– И?
– Ни конца, ни края войны не видно.
– И все?
– Много сил она у нас отнимает, а результатов – никаких.
– А то, что страна наша из-за этой войны меняется, заметил?
– В смысле?
– Что мы с тобой, да и сотни тысяч отслуживших Афган задаются одними и теми же вопросами: что это за война? что это за страна, в которой мы живем? куда мы идем?
– Задаемся.
– Брожение началось. Недовольство в людях растет. По-старому жить никто не хочет. И все меньше скрывают это.
– Да?
– Началось, поверь мне. Мы перестали бояться.
– Бояться? Чего бояться?
– Всего! И это хорошо! В тебе, прежде всего, и во мне это уже глубоко сидит. Значит, власть в стране больше не держится на страхе, как раньше.
– Дальше Камчатки не пошлют!
– Народ стал умней. Думать начал. Ему и сверху помогают – гласность провозгласили. Все карты – в руки.
– Времена меняются.
– Меняются. А знаешь, ведь судьба России, вполне возможно, выбрала бы совсем иное русло, не открой кто-то шлюз в Афганистан. У нас в стране именно с войны в Афгане, по сути, начались перемены. Не сразу, не с первого года войны, постепенно начал Афган влиять на все.
– Какие перемены? Ускорение, перестройка? А при чем здесь война? Это новая политика партии.
– Подожди, основные перемены – впереди. Они придут, когда война закончится.
…советник в госпитале, с загипсованной ногой, то же самое
говорил…
– Если все сложить вместе – Афган, новую политику партии и нежелание масс жить по-старому, то…
– Прямо как по Ленину, революционная ситуация!
– Вот именно! Что ни война – перемены для России, ломка, крушение, – заключил майор.
– Разве?
– А как же?! Смотри:1812 год породил декабристов, Крымская кампания подвела к освобождению крестьянства, война с Японией сотрясла всю страну, все общество, подтолкнув Россию к первой революции, с Первой мировой войной связан крах самодержавия, полный разлом страны, от которого, – он оглянулся – одни ли они? – никто до сих пор не оправился. Теперь – Афганистан.
Шарагин согласно закивал. И правда. Он никогда не обобщал вот таким образом войны, не связывал их с историческими изменениями в России.
– Хорошо, а Отечественная, Вторая мировая война? Что, в таком случае, она принесла России, какие перемены? – подметил Шарагин.
– Пожалуй, только Отечественная не привела к резким переменам. Почему? Во-первых, вся страна сплотилась ради победы, во-вторых, Сталин был.
– Сталин, – повторил Олег.
– Сравнения напрашиваются у человека, вернувшегося из чужой страны. Размышления отнимают покой.
…что верно – то верно…
– Порядок бы навести! Выправить недоделки, зажить лучше, чтоб все было, и чтоб все правильно делалось, с умом.
– Точно.
– Реформы напрашиваются. Назревшие – не назревшие. И если власть не укрепилась войной, если не в состоянии справиться с нахлынувшими настроениями, если не решается силой утихомирить усомнившихся и разочарованных, то волна сносит и саму власть. Яркий пример тебе – Первая мировая война. Сталин же предвидел все это. И принял меры. Потому-то после Отечественной, единственный раз, Россия не треснула.
…всю страну превратили в ГУЛАГ, застращали…
– В наше время так не застращаешь.
– Правильно. В принципе, и после Отечественной назревали перемены. После смерти Сталина ведь развенчали культ личности! Потом хрущевская оттепель наступила.
– И все снова заглохло. Испугались?
– Испугались не внизу, а наверху. Испугались потерять власть. Почувствовали, как запросто она ускользнет, позволь только народу расслабиться. Настало время обкомовских секретарей. Один кукурузой бредил, ботинком размахивал…
– Как ботинком размахивал? – усмехнулся Шарагин.
– Ну, в ООН. Снял ботинок и стал им размахивать. Я вам, говорит, покажу Кузькину мать!
– Серьезно? Я не знал.
– Было-было… Другой звездочки себе на грудь вешал. Всего достигли! Успокоились! Развитой социализм построили! И не заметили, как стали буксовать.
– Вас послушать, нами одни дураки управляли.
– А что, не так что ли?
– Как же мы тогда столько всего добились?
– Чего добились?
– Сверхдержавой стали! Промышленность какую создали! Первый спутник – наш, первый человека в космосе – советский! Да массу всего.
– «Волга» – не машина, колбаса – не еда, – майор прикурил новую сигарету, сгоревшую спичку убрал обратно в коробок. – Спутник… космонавт… Это все исключение из правил. Я про другое сейчас. Вот ты знаешь, куда идет наша страна?
– В каком смысле?
– В прямом.
– Вперед идем.
– Я серьезно.
– Геннадий Семенович, но ведь наша страна столько пережила! – не сдавался Шарагин.
Перечил он майору, потому что, наверное, угадывал – кто-то должен отстаивать страну, кто-то должен заступаться за державу, нельзя перечеркивать все только потому, что перегибы были.
…а перегиб по-русски – это не просто перегиб, это – надлом…
И нынче, видел он ясно, если так рассуждать,
…придем к очередному надлому…
– Ошибки были, естественно. Но каждый раз мы выправлялись, находили правильный путь. Да, при Брежневе затормозились. Но не надолго… Я верю в Горбачева, – признался Шарагин.
– И я верю. Он руководитель новой формации. Понимает, что мы засиделись, закисли, что нужен новый импульс, чтобы встряхнуть страну! Двинуть вперед! Растолкать, обновить…
– Точно.
– Точно-то точно, но пока еще перестраивать и перестраивать! До полного обновления еще ой как далеко! Разве при третьем человеке мы б с тобой на такие темы говорили?
– Слава Богу, сталинская эпоха закончилась. Горбачев такого не допустит.
– Откуда ты знаешь? – испытующе посмотрел на Шарагина майор.
– В наши дни сталинский террор невозможен.
– Соображаешь. И все-таки особые отделы никто не отменял… Но и Горбачева, между прочим, идеализировать не надо. Кто его знает, куда повернет! Вдруг тоже спохватятся и гайки начнут закручивать. Тогда сразу конец перестройке. Горбачев, тоже мне, у власти без году неделя, а дров уже успел наломать. Начал не с того. Во-первых, нельзя одновременно ускоряться и перестраиваться. Чепуха получается. Во-вторых, сколько виноградников из-за него повырубили?! Черт его дернул этот сухой закон вводить. В России – сухой закон?! Даже когда христианство принимали, и то выясняли, какая религия разрешает, а какая не разрешает вино пить. А он сразу раз – и запретил русскому человеку гулять и веселиться.
– Согласен. Глупо.
– Глупо, – повторил майор. – Не самое лучшее начало.
– С кем не бывает? На ошибках учатся.
– Эпоха великих вождей закончилось, Олег. Великие правители рождаются один раз в столетие. И вряд ли в этом веке, если и народился такой человек, придет он к власти в России. Потому-то я и говорю, что афганская война сыграет важную роль в перерождении Советского Союза. Никто не сможет остановить то, что надвигается. Горбачев, судя по всему, мягкий человек. Он начал реформы, но они могут его же и потопить.
– Каким образом?
– Сегодня мы ругаем брежневскую эпоху, потому что нам разрешили ее ругать, потому что он больше не у власти.