— Если ты мне поможешь, то завтра можно будет это сделать. А пока не хотел бы поработать манекеном для битья? Думаю, что тебе будет приятно.

Глядя на разбитые многочисленными ударами манекены, я сильно сомневался в том, что мне будет приятно. Ведь я же не мазохист! Но если Ануся сказала, что будет приятно, я должен был ей верить.

— А почему бы нет?

Ануся что-то сказала своим ученицам по-польски. И девушки начали усердно отрабатывать прессинг ушей манекенов двумя руками. Прием им явно понравился. А одну из девушек Ануся пригласила на татами. Мне на ушко она шепнула:

— Не бойся, она тебя сильно бить не будет. Она русская. Замужем за поляком. Родилась где-то на Дальнем Востоке. В девичестве однофамилица твоего друга Александра.

— А я и не боюсь. — Сказал я, но это было неправдой.

Я обратился к девушке.

— Как вас зовут?

— Майя Геннадьевна, — совершенно серьезно ответила взрослая девушка примерно двадцати двух лет от роду.

— Майя Геннадьевна, я буду проводить все свои движения и охваты в замедленном темпе. У меня к вам только одна просьба. Не проводить удары и болевые приемы в полную силу. Договорились?

— Договорились. — Ответила она.

По её голосу я понял, что это не так. Ни о чем мы с ней не договорились. И даже то, что она тоже была русской, абсолютно ничего не меняло. Перед нею был насильник, маньяк, враг. По наивности или легкомысленности своей, попавшийся ей на пути. Бедный, несчастный насильник!

Как полагается, я поклонился своему сопернику. Майя слегка кивнула мне. Я сделал шаг вперед и плавно провел охват поверх рук. Хорошие духи, подумал я, у девушки. Приятно пахнут. Это было последнее, о чем я подумал. Резкая боль внизу живота согнула меня пополам и потянула вниз. Мне захотелось крикнуть.

— Easier, please (Легче, пожалуйста)! — Видимо, мне было действительно больно. Когда мне больно, я всегда выражаюсь на иностранном языке. И не всегда сам понимаю, на каком (как ни странно, чаще всего я выражаюсь на английском)? Но в этот раз мне было так больно, что я даже не смог ничего крикнуть. А лишь молча сполз вниз на татами.

Так, значит, будет приятно? Ну, Ануся, удружила. Может быть, она меня больше не любит? Или любит не всего. Быть может, некоторые части меня ей больше не нравятся?

В моей голове постепенно стали появляться какие-то мысли. Все они были очень печальными. Я сделал несколько резких выдохов. Надавливать на мизинцы я не стал. Этот способ выхода из болевого шока мне, почему-то, мало помогал. Я ограничился лишь небольшой проработкой точки Хэ-гу. Мы продолжили.

Теперь я проводил охват сбоку поверх рук. Кажется, при освобождении от этого охвата никаких ударов не проводится? Или я что-то путаю? Все смешалось в доме Яблонских. Кони, люди, мысли. В моей голове порядка было еще меньше.

Под правой рукой я почувствовал, какая упругая грудь у Майи. Её кимоно напомнило мне ночную пижаму Ануси. Ануся! Я почему-то вдруг подумал о ней. О том, что в работе насильника есть тоже приятные моменты, я подумать уже не успел.

Майя Геннадьевна провела захват. Она провела захват, и несколько мгновений наслаждались своей безграничной властью надо мной. Я скромно напомнил ей о гуманизме. Сзади раздался веселый смех Ануси. Тренировка подошла к концу. Девушки пошли в душ. Ануся подошла ко мне.

— Я сказала правду. Это действительно было очень приятно. Может быть, я только не сказала, кому? Ах, сказала? Ну, значит ошиблась.

Я согласился. Да, скорее всего, пани Ануся действительно ошиблась. Но девушки уходили из спортзала довольными. Им тренировка явно понравилась. Да и удовольствие они видимо тоже получили. В мою голову закралась совершенно крамольная мысль. А вдруг и Анусе это было приятно?

Судя по её веселым глазам, я понял, что не ошибся в своей версии.

— Нам нужно будет поработать дома над техникой защиты от охватов. — Сказала она.

Я согласился с Анусей.

— Если нужно, значит нужно. Но на сегодня у нас массаж. Не забыли, пани Ануся?

Пани Ануся никогда ничего не забывала. Моя милая, родная девочка, как же я тебя люблю!

Мы приехали домой. По пути заехали в лавку за продуктами. Сегодня вечером мы решили устроить праздник Живота. Другими словами, мы взяли бутылку вина и какое-то ассорти из морепродуктов. Купили коробку французских шоколадных конфет и небольшую корзиночку клубники. Взбитые сливки и мороженое. Гулять, так гулять! Вы говорите, что в календаре нет такого праздника. Клевета! Если бы такого праздника не было, его обязательно пришлось бы придумать. Ведь он такой замечательный! Особенно рядом с любимой девушкой.

После легкого ужина мы пошли на экскурсию. В гостиную. Зажгли свечи и включили музыкальный центр. Поставили диск любимого Анусей Джо Коккера. И разожгли камин. В доме сразу же стало тепло и уютно. Потрескивание поленьев и отсветы огня на стенах вносили в мелодии Джо Коккера неповторимое очарование.

Мы сидели на диване. Пили вино. Закусывали клубникой. Танцевали. Целовались. Мои руки снова угодили куда-то не туда. Ануся остановила меня.

— Я хочу массаж. — В её голосе появилось что-то от маленькой избалованной девочки. Видимо она уже засыпала. На ходу.

— Желание пани свято. Пойдем на диван, моё солнышко.

— Нет, я хочу в спальную.

Мы пошли в спальную к Анусе. Её огромная кровать мало напоминала массажный столик, но была не менее удобной. Пока Ануся раздевалась, я вымыл руки. Ануся улыбнулась.

— Все массажисты любят мыть руки больше, чем гладить своих пациенток.

Я заступился за всех своих коллег.

— Неправда. Лично я больше всего на свете люблю тебя. А теперь пациент, не разговаривайте. Постарайтесь думать о чем-нибудь хорошем и светлом. О море, о цветах и обо мне. Договорились?

Голос Ануси прозвучал неожиданно бодро и радостно.

— Договорились.

Я начал с области Инь-цзяо. Это вместилище жизненной энергии. Свой массаж я всегда начинал с проекции этой точки на спину. Ануся стала постепенно превращаться в подтаявший пломбир.

— Ты, что так и будешь одетым?

Я ничего не ответил. Но одежду сбросил удивительно быстро. Возможно, одеваюсь я не совсем со вкусом. Зато раздеваюсь очень быстро. В этом упрекнуть меня было нельзя.

Ануся сладко потянулась. Она снова стала Светланкой. Родной и самой близкой. Она очень любила, когда я её гладил. Хотя у меня и был один большой недостаток. Я никогда не укладывался в то время, которое отпускалось на массаж спины или ног. Просто был очень медлительным. Но Светланка прощала мне этот недостаток. И то, что обычный общий массаж затягивался у нас с нею на несколько часов. У каждого свои недостатки. Есть они и у меня. Я очень медлительный.

После спины и плеч, я надолго завис над её шеей. Очень важно по вечерам хорошенько погладить плечи и шею любимой девушке. Это улучшит кровообращение в этой области, усилит приток кислорода в мозг и выведение из него продуктов распада. А значит, на следующее утро ваша любимая проснется со светлой головой и светлыми мыслями.

Но до следующего утра было еще далеко. Меня попросили сосредоточиться на ногах. Как и всех девушек Анусю волновал вопрос целлюлита. Волновал совершенно напрасно. В ближайшие сто лет ей это не грозило. Но для профилактики можно было часок-другой погладить и её очаровательные ножки. Тем более, что они мне всегда так нравились.

Меня попросили обратить внимание на грудь. Что я и сделал. Мою маленькую девочку интересовала возможность её укрепления. Это было вполне возможно. Нужно было только не лениться.

Я сделал массаж лица и головы. А потом чей-то сонный голос произнес.

— Тельце ваше. Делайте с ним что хотите.

Что хочу, делать с ним я не мог. Пока не мог. Пока я должен был делать то, что должен. Светланка никогда не была моей пациенткой. Вы прекрасно знаете, что врачи не могут лечить своих близких. Хотя пациенты иногда с этим и не согласны. Но таков закон природы. Вы можете творить чудеса, спасать совершенно безнадежно больных, но очень часто не можете помочь самым близким вам людям. Какой-то жизненный парадокс. Посторонние помогают вашим близким гораздо лучше вас.