— Живой, — еле шевеля негнущимися губами, цедил Саша. — Внутри все закоченело, а ноги, кажись, отморозил. А вот страху натерпелся! Что было, то было. Ужасное состояние. А когда видишь, как все ближе и ближе ложатся очереди и следующая, возможно, будет твоя… Хотели было податься к домам, но не удалось — рассвело. Нас засекли снайперы, а они знают свое дело: выстрел — и нет человека. Поэтому и пришлось лежать весь день практически без движения. В валенках и то очень холодно.

— Я тоже такое испытывал. А сейчас мы тебя отогреем. Ребята, где водка? Угощайте его от души. — Это наш проводник Саша Филатов. — Ноги ему надо как следует растереть. Вчера, сами понимаете, было не до знакомства. И на паренька градом посыпались вопросы.

— Расскажи им о себе, Саша, так будет лучше, — посоветовал лейтенант. И Саша рассказал:

— Когда началась война, мне исполнилось 15 лет. Был в оккупации. С весны сорок третьего — член подпольной группы Союза добровольного общества ликвидации фашизма (СДОЛФ). С октября — боец истребительного батальона. Командовали нами коммунисты П. Чухно и И. Передня. В конце ноября по рекомендации командования этого батальона и второго секретаря горкома партии товарища Юдина я в числе других был направлен в диверсионно-десантную группу, которая находилась в Днепропетровске. Там же в декабре вступил в комсомол. Днями был направлен в распоряжение командования 37-й армии. Перед тем как принять в отряд, со мной долго и обстоятельно беседовали. Беседовал со мной и командир спецотряда, и начальник штаба. А теперь вот у вас.

— А кто конкретно тебя выбрал или рекомендовал проводником?

— В отряд попал по рекомендации второго секретаря горкома партии Юдина, хорошо знавшего нашу семью…

— Как, подходящая кандидатура? — поинтересовался Дышинский. — Берем во взвод?

— О чем речь! Свой парень! — закончил Шапорев и дружески похлопал Сашу по плечу. Вечером в штаб отряда был вызван лейтенант Дышинский…

— Скоро ты останешься хозяином на этом берегу, — сказал, обращаясь к нему, Шурупов. — Теперь, когда электрозапалы на шлюзах обезврежены, ваша основная задача — сковать огнем и маневром действия противника.

Поздно вечером из взвода Дышинского по приказу Шурупова была отозвана группа Веревкина, перед которой была поставлена задача — найти надежное место для переправы на тот берег автоматчиков и разведчиков.

Под шелест пулеметных очередей саперы благополучно добрались до реки. Здесь Левкович спустился на лед и приступил к обследованию. Несмотря на осторожность, лед под ним провалился, и он по грудь оказался в воде. Выбравшись с помощью товарищей из ледяной купели, он продолжал выполнять начатую работу. Тогда старшина Веревкин спустился немного ниже по течению. Но здесь и ему не повезло — у противоположного берега он провалился в воду. Мерзли руки, ноги, мороз мертвой хваткой терзал тело. Отползли еще ниже по течению. Веревкин снова вышел на лед и снова провалился. И только через некоторое время с третьей попытки удалось найти такое место, где лед хотя и потрескивал, но выдерживал нагрузку от ползущего человека.

Левкович с Веревкиным перебрались на другой берег и тщательно его обследовали. Хоть это и казалось невероятным, но им удалось установить, что мин на той стороне около реки не было. А это уже многое значило. Оценив сложившуюся ситуацию, они решают усилить лед в районе найденной переправы, для чего используют подручные материалы, которые имелись в поселке, — доски, двери. После завершения этой операции часам к двенадцати ночи Веревкин доложил Шурупову о выполнении поставленной задачи и о том, что противоположный берег не заминирован. Веревкину Шурупов разрешил обсушиться. Но где? Теплого очага нет. А мороз брал свое. Старшина замерзал, он это чувствовал всеми клеточками своего коченевшего тела. Холод постепенно проникал вглубь, леденил сердце. Неужели конец? Свое спасение Веревкин видел только в движении. Оставшись в неотапливаемом помещении, он принялся шагать взад и вперед, сильно размахивая руками, приплясывая, а потом снова начиная в неистовом темпе шагать и шагать по комнате. Мороз есть мороз, он колол и жег огнем его коченевшее, готовое застыть тело. А он вопреки этому ходил и ходил как заведенный автомат, стуча ногой по ноге, шевеля плечами и неистово махая руками. И находясь в промерзшем помещении в течение нескольких часов, ему удалось теплом собственного тела слегка подсушить на себе одежду. Из этого же дома он вел наблюдение и огонь. Здесь на его глазах был убит однополчанин Яков Островский.

Выполнение операции продолжалось. Командир отряда, получив данные о том, что путь к Рабочему поселку открыт, принимает решение захватить поселок.

Около полуночи первыми в сопровождении саперов через Саксагань по двум наведенным переправам перешли штурмовые группы Дьяченко, Нестерова и Лебединцева под командованием Мясникова.

Для немцев это было полной неожиданностью, они были захвачены врасплох: одни из них отдыхали, другие занимались приготовлением пищи. Был захвачен пленный. Командир отряда, выслушав Мясникова о захвате нами в Рабочем поселке располагавшихся по улице Севанской шести домиков, решил не медлить, а перенести на ту сторону свой штаб. Он отчетливо представлял, что с утра противник попытается вернуть только что утраченные позиции. Ему надо быть там, среди своих бойцов, чтобы самому видеть и оперативно реагировать на действия противника. На этой стороне, в Стахановском, он решил оставить вспомогательный узел связи с радистами и телефонистами.

Перейдя в три часа ночи на правый берег Саксагани, он приказал занять под штаб дом № 82, а сам, пока было относительно спокойно, под сполохи осветительных ракет и вялую перестрелку, в сопровождении начальника штаба и замполита майора К. И. Нефедова начал обход обороны. Он знал, что бойцы и командиры подразделений были не новичками-новобранцами, а закаленными в боях воинами, но он хотел на все посмотреть самому и чтобы видели все, что он тоже здесь, вместе с ними. Переходя от дома к дому, он тщательно осматривал занятый боевой рубеж, давал необходимые указания, выслушивал предложения.

К этому времени бойцы по указанию своих командиров подразделений уже выбрали удобные позиции: кто-то расположился в домах у окон, у дверей, около домов, на чердаках, в хозяйственных постройках.

Теперь на левом берегу остались еще разведчики Дышинского и часть саперов. Во второй-половине ночи Дышинский собрал разведчиков двух отделений. Расселись вокруг костра, дымя папиросками. Отблески огня выхватывали из темноты их сосредоточенные, полные понимания лица.

— Я хочу с вами поделиться своими соображениями, — начал командир, — о нашем месте в бою. Как мне сообщили, основные силы отряда перешли Саксагань и захватили шесть домиков, возле плотины, так что бой на той стороне будет жестким. Наша задача — помочь им. Дело-то общее. Демонстрация атак, чем мы занимались вчера, сегодня, уверен, будет малоэффективной. Нужны более решительные действия. Хотя нас и мало, но частью своих сил мы это должны выполнить.

— Это приказ? — спросил кто-то из темноты.

— Нет. Это мое решение: пока у противника еще нет полной ясности о том, что произошло ночью, нам нужно захватить шлюзы, и сделать это до рассвета. Вот тогда немцы за нас возьмутся основательно, а это будет нашей конкретной помощью действиям отряда на той стороне.

…Ползти под гору было легко, и мы удачно добрались до реки. Справа от нас рельефно на фоне неба просматривались казавшиеся громадинами бетонные опоры шлюзов. Плотненько сползаемся к лейтенанту. Обведя всех взглядом, тот шепотом ставит задачу:

— Снег глубокий, поэтому вначале метров тридцать ползем — далее голо, отсюда бросок. Вы курите, а я еще разок взгляну, понаблюдаю за фрицами. — И он пополз от нас наверх, к «гребню», чтоб еще раз острым, наметанным глазом осмотреть местность. «Неужели не возьмем? Ведь шлюзы почти рядом! Один бросок? Всего один бросок! Надо только уловить момент. Один бросок — и шлюзы в наших руках», — прикидывал я. Зябко передернув плечами, затаился, впиваясь взглядом во вражескую оборону, а с той стороны, словно резвясь или стремясь взять первенство, скороговоркой били пулеметы. Особенно усердно били два, расположенные по обе стороны от крайнего домика. Хорошо видны желтые языки пламени. Огненные трассы свинца то проходили где-то в стороне, то почти рядом, отчего в лицо летели мелкие камешки, сбиваемые с бруствера, за которым мы укрывались. Был ли риск? Да, был! Но ведь вопрос можно поставить и так — во имя чего рисковать? Если ради дела, то надо. Дышинский умел и рисковать, хорошо зная, что риск тоже стихия удачи, и подчас он интуитивно верил в свою звезду. И это знание, это предчувствие выручали его не раз на страшных дорогах войны.