Едва успели построиться, как из-за снежной круговерти выскочили и подкатили к нам несколько полуоткрытых машин. Из первой не по годам легко выпрыгнул командир дивизии полковник А. Н. Петрушин с адъютантом и начальник разведки дивизии майор Матвеев. Из остальных машин — в основном офицеры штаба и политотдела. Полковник Петрушин был коренаст, невысок ростом. Красное, бугристое, с прожилками лицо было непроницаемо спокойным, на нем выделялись толстые губы и крупный нос. После официального рапорта командира роты комдив поздоровался с нами, а потом медленно пошел вдоль маленького строя, пристально вглядываясь в наши лица, словно он видел нас впервые. Дойдя до меня, стоящего на левом фланге, он пристально заглянул и мне в глаза, как будто желая о чем-то спросить. Но отвел свой взгляд и, повернувшись, неторопливо пошел в другую сторону. А я почему-то надолго запомнил этот проницательно-прощупывающий взгляд комдива.

Из состояния оцепенения меня вывел Канаев, который, как всегда, стоял рядом со мной. Ему хоть и холодно в шинели, но он хорохорится, бодрится и свысока поглядывает на меня. Но его состояние выдает лицо, все волосики поднялись, словно мелкие иголочки, оно посерело, только озорно смотрят глаза. За ним, молодцевато расправив плечи, стоит Соболев. Этого ничем не проймешь. Лицо словно точеное, тщательно выбритое, красное, так и пышет здоровьем. Далее — Шапорев Гошка, Пчелинцев Андрей и на правом фланге — Дышинский. Его я выделяю по белому полушубку, меховой пушистой ушанке, надетой в соответствии с требованиями ношения формы.

Переминаясь с ноги на ногу, перед строем около машины стояло человек пятнадцать капитанов и майоров. Одетые в добротные полушубки, красиво перехваченные ремнями, они держались молодцевато, несмотря на неистовый, со злым посвистом ветер, наблюдая за нами и перебрасываясь между собой отдельными фразами.

Пройдя несколько раз вдоль строя туда и обратно, комдив остановился посредине, снял с одной руки лайковую перчатку и, сделав паузу, обратился к нам. Этот жест не остался незамеченным — мы поняли, что он чем-то взволнован.

— Товарищи разведчики! — начал командир дивизии. — Предстоит выполнить важную операцию. Операция серьезная и трудная. Нужны добровольцы. — Голос его звучал глуховато, но тепло. Не было в нем прежнего голоса, чеканного, рубленого, что свойственно кадровым офицерам. — Кто считает себя неподготовленным, может остаться. Никаких мер к этим лицам командованием принято не будет. В том, что вы вернетесь все, я не уверен. Куда и зачем, об этом говорить не будем. Ясно?

— Ясно! — дружно ответил строй.

— На принятие решения даю две минуты! Повернувшись, полковник направился к Матвееву, стоявшему чуть сзади, на ходу доставая портсигар.

«Надо идти, коль просят, а не приказывают, — размышлял я. — Значит, так надо. Надо!» И, приняв такое важное для себя решение, я даже повеселел. На душе стало как-то спокойнее. Я был уверен, что и мои товарищи поступят так же. Строй стоял не шелохнувшись.

Время шло. Перекуривая, приехавшие офицеры тихо переговаривались, наблюдая за ними. Взглянув на часы, комдив резко щелчком отбросил в снег окурок, натянул на руку перчатку и приблизился к строю.

— Подумали? Готовы к принятию решения? Если надо, еще подождем.

— Подумали! Готовы!

— Кто готов идти на выполнение задания — два шага вперед, марш!

Стоя на левом фланге, я хорошо видел всех. После слов команды строй мерно качнулся, и все, как один человек, сделали два шага вперед и остановились. Я и не мыслил другого исхода. Но это общее, единогласное решение всего коллектива как-то подняло и меня в своих собственных глазах, и я ощутил себя еще более связанным со своими товарищами незримыми, но крепкими узами дружбы, именуемыми воинским братством. От избытка чувств у меня к горлу подступил комок, глаза потеплели и готовы были пустить слезу. Этими двумя шагами вперед наши дела, помыслы и надежды сбалансировались, приводились к общему знаменателю, и я даже не сердцем, а каким-то шестым чувством понял, что мы стали друг другу еще ближе, роднее.

— Благодарю за службу! — взяв под козырек, ответил полковник на нашу готовность.

— Садков! Выведите из строя раненых, больных, если есть таковые, и постройте их вместе со старшиной вот здесь, сбоку. — И он указал место.

Из строя Садков вывел четверых раненых, повара и двоих приболевших. Среди них был наш помкомвзвода, раненный в руку, Иван Неверов.

— А теперь продолжим нашу работу. — И комдив снова подошел к правому флангу роты и у разведчика, стоящего рядом с командиром взвода Н. С. Култаевым, спросил:

— Где полушубок?

— Товарищ полковник! — за всех ответил командир роты. — У нас их мало, на всех не хватит. Да они их и не носят. Полушубки надевают, когда идут наблюдать на передний край. В основном они круглый год носят телогрейки.

— Хорошо! Старшина! Неси сюда все, что есть в наличии.

Старшина роты Колобков, воевавший еще на финской, торопливо вышел из строя и побежал в дом. Вскоре он вернулся с четырьмя полушубками. Но этот запас иссяк. Скоро с полушубками пришлось расстаться старшине и всем, кто оставался в расположении роты.

Наблюдая за этой процедурой переодевания, я никак не мог осмыслить всего происходящего. Меня навязчиво мучил вопрос, почему сам комдив занялся таким делом?

Неужели он не доверяет другим? Или это так важно и срочно?

Теперь при подходе к следующему разведчику, одетому в шинель или телогрейку, он рукой подзывал одного из прибывших с ним офицеров и предлагал: «Поменяйтесь!»

Операция с переодеванием шла к концу. Но двух полушубков все-таки недоставало. В том числе и мне. Комдив приказал адъютанту привезти недостающие полушубки с его квартиры.

Затем полковник поинтересовался, как мы обуты. Приказал троим разведчикам разуться и, лично убедившись в добротности обуви, наличии теплых портянок, остался доволен.

— Желаю вам успеха в выполнении задания! — напутствовал он. — До встречи в дивизии! Матвеев, заканчивайте, а мы поехали.

Машины одна за другой покидают расположение роты, а вскоре в штаб армии ушла информация о готовности разведроты к выполнению задания.

— Товарищи! Через два часа — выход. Старшина, они уходят, их надо покормить. С собой взять только оружие и малые саперные лопатки. Куда придете, там вас обеспечат всем необходимым, — закончил майор.

В указанное время 43 разведчика во главе с командиром роты старшим лейтенантом М. Д.

Садковым и командирами взводов Героем Советского Союза гвардии лейтенантом В. А.

Дышинским и гвардии старшиной Н. С. Култаевым, добротно одетые и обутые, пошли к месту сбора.

Зимний день короток. Незаметно под посвист метели пришел и вечер. Едва стало темнеть, когда мы пришли в поселок Веселые Терны. Здесь нас уже ждали. Небольшими группами, по пять — семь чело век, разведчиков быстро развели по домам на ночлег. Не успели разместиться на новом месте, как последовала команда получать продукты. Канаев, как старший по званию, выделил хозяйственного Пчелинцева, но тот скоро вернулся и сообщил, что донести продукты он не может и ему нужна помощь хотя бы одного человека. Мы недоуменно переглянулись. Как правило, на ужин сухим пайком каждому выдавали по полтора-два сухаря да по маленькой банке консервов на отделение. Канаев выделил еще одного — Шапорева, и они ушли. Не прошло и четверти часа, как они вернулись с горой расфасованных продуктов, которые начали выкладывать на стол. Места на столе не хватило, придвинули широкую лавку.

Каждый из нас получил тушенку, сливочное масло, водку, сухари, концентрат, а также белоснежные маскхалаты и по добротному вещмешку, вероятно специально пошитому.

Размеры вещмешков были немного больше обычных.

Глядя на гору продуктов, я понимал, что это не без основания. Родина дала все, что она в состоянии была дать, проявила особую заботу о нас накануне выполнения специального задания. Но это будет завтра-послезавтра. А сегодня по предложению Канаева мы единогласно решили устроить хороший ужин.