До Сянъяна добрались без происшествий — всем на удивление. Перед выходом на столичный тракт Фэй Лун принял необходимые меры: велел Чижикову, Сумкину и Нике закрыть лица тряпками до самых глаз, а с Федора велел еще и очки снять. Сумкина вели под руку. Маскировке подвергся также и благовещий зверь Шпунтик — для него из дерюги соорудили нечто вроде кулька, откуда кот при необходимости мог выглядывать. Уговорить Шпунтика довериться объятиям импровизированной клетки оказалось довольно затруднительно, и Чижикову пришлось попросить всех удалиться на приличное расстояние, потому что на обращения вроде «о великий благовещий зверь!» Шпунтик реагировал совершенно адекватно, то есть понимал: главный здесь он, а потому нечего трясти перед ним всяким тряпьем. Оставшись с котом наедине, Чижиков поговорил с ним по-свойски, объяснив, какие ужасные вещи могут случиться со Шпунтиком, если он не покорится и не будет вести себя как можно более незаметно. Разбалованный постоянными поклонениями, кот особо не поверил, но, получив тычка, снизошел до просьбы и был упакован. Чижиков повесил сверток на бок.

Можно было выступать.

Тракт оказался довольно оживленным: мимо как раз тянулся целый караван из телег, влекомых мулами и быками. К нему и присоединились — Фэй Лун быстро договорился с хозяином одной из телег; тускло блеснул маленький серебряный слиток. Телеги тащились неспешно, но когда солнце начало клониться к закату, впереди показался Сянъян.

В город входить не стали, да это уже и не было возможно: на привратной башне ухнул барабан и ворота стали закрываться на ночь. Телеги разорвали караванное построение — некоторые устремились к лепившимся снаружи к городской стене домам, а часть осталась на дороге. Путники распрягали мулов, готовясь провести ночь под телегами.

Поблагодарив подвезшего их торговца, Фэй Лун спрыгнул наземь и направился к городской стене; следовало найти комнату на постоялом дворе, пояснил он. И такая комната довольно быстро нашлась — на полу циновки, маленькое оконце в глинобитной некрашеной стене, тусклая, глиняная же, масляная лампа. Здесь Фэй Лун всех и оставил, а сам в сопровождении одного из своих бойцов отправился в «одно место, чтобы подготовить все к проникновению в сокровищницу». Ника неожиданно решила пойти с Фэй Луном, но тот мягко и настойчиво воспротивился.

Лян Большой с Куном вышли в надвигающуюся ночь и вскоре вернулись с едой — рисовыми колобками, кой-какими овощами, вяленым мясом и неизменной брагой. Закрыв изнутри дверь и приперев ее для верности секирой, путники освободили из заточения благовещего зверя, а Сумкин со вздохом облегчения надел очки. Зверь тут же начал вылизываться, выразительно поглядывая на Чижикова: видишь, как меня испачкали, а ведь я себя вел тихо и был так незаметен!

Котя выдал Шпунтику вяленого мяса.

Шпунтик утешился.

В ожидании возвращения Фэй Луна время текло медленно. Скудно светила масляная лампа.

— Посмотреть Сянъян… — мечтательно прошептал Сумкин, усевшись рядом с Котей у дальней стены и отключив переводчик. — Увидеть Сянъян и умереть! Пойдем, а? Покурим заодно.

— Да ночь же! — ответил Чижиков. — И зачем тебе этот Сянъян сдался?

— Нет, ты не понимаешь, старик! Это же циньский Сянъян, он до наших дней не сохранился! Древнекитайская столица, да о таком каждый может только мечтать!

— Уймись, Федор Михайлович. Ты вон уже полный узел сувениров натырил. Все тебе мало.

— Ну и натырил, и что? — сварливо окрысился Сумкин. — Это все вещи необычайной исторической важности, которую ты не понимаешь исключительно в силу собственной косности и ограниченности, а настоящий ученый оценит на раз. Автограф самого Лю Бана! У кого такое еще есть, скажи?

— Да кто тебе поверит-то? Сам подумай. Нацарапано что-то на куске деревяшки…

— Тоже верно, — задумался Сумкин. Потом снова ожил. — А можно анализ провести, старик, радиоуглеродный анализ, вот и станет ясно, что деревяшка эта очень даже древняя, а не просто фигня какая-то!

— Пойдем действительно покурим, что ли…

Они вышли под звездное небо. Неприметный уголок нашелся быстро — у составленных друг на друга громадных глиняных жбанов.

— Это для зерна, — пояснил Сумкин, похлопав жбан по боку. — В них зерно хранят, старик. Угощайся, — достал он сигареты. У Чижикова табак кончился еще вчера.

— Знаешь, я тут думал… — задумчиво пуская дым, заговорил Сумкин. — Я даже слишком много думал… Вот зачем я здесь, старик? Ну, должен же быть какой-то смысл в том, что меня перекинули в древний Китай, помимо того, конечно, что лично мне как китаеведу это крайне кайфово, а? Посмотреть Сянъян… Я хочу сказать, что вряд ли кто-то специально озаботился тем, чтобы я познакомился с Лю Баном лично. И я пришел к выводу, что те, кто меня сюда заслал, исходили из того, что я стану слабым звеном.

— Федор Михайлович, да брось ты.

— Нет-нет, серьезно, — криво улыбнулся Сумкин. — Я, конечно, вредный, настырный, приставучий, но когда надо, я умею смело взглянуть правде в глаза. Вот ты, старик, — ты умеешь драться, ты спортивный и мускулистый, Ника — тоже ничего себе, вон мечом как машет, а Шпунтик — вообще благовещий зверь. Какая ни есть, а вы — команда, понимаешь? Но я-то в нее не вписываюсь, я фактически бесполезен — разве пару-тройку поучительных историй из древнекитайской жизни расскажу, но кому оно надо, когда за нами люди с холодным оружием постоянно бегают? Я плохо вижу, у меня очки, я много курю, да слабый я, ноги вон стер совсем, ковыляю на последнем мужестве, чего там… Вот и выходит, старик, что я теоретически должен был повиснуть на вас лишним грузом, который — я не скажу за Нику, — ты вряд ли бы сбросил. В смысле — привязал бы меня к какому-нибудь дереву за полной ненадобностью и бесполезностью, а сам пошел бы себе спокойно дальше, выкинув из головы некоего Сумкина. Смысл в том, чтобы заставить тебя со мной возиться. Да мне очки разбить — и все, привет! Я же крайне уязвимый, старик, даже в морду дать не умею! Вот я и говорю: я бы стал вас тормозить, а в конечном итоге вообще способствовал тому, чтобы вы с Никой завалили ее пресловутую миссию. Это единственное разумное объяснение, которое приходит в мою умную голову.

— Ну… — Чижиков задумался: а ведь верно! — Определенный смысл в твоих рассуждениях есть.

— Спасибо на добром слове!

— Но ведь ты нас не затормозил, и очки тебе не разбили. Более того, ведь это ты сообразил огненными стрелами в гвардейцев пулять, Федор Михайлович.

— Да, здесь у них что-то явно пошло не так. — Сумкин загасил окурок о жбан. — Словно на живую нитку товарищи работали, на авось.

— Смотри, кажется, Фэй Лун идет! — хлопнул приятеля по плечу Котя. — Пошли-ка до хаты.

Проникновение во дворец решили провести не откладывая. Ночью.

Фэй Лун, критически осмотрев всех, объявил, что в сокровищницу нужно идти малыми силами: так проще, а кроме того, способ оказаться в нужном месте, которым он располагает, не подействует, если будет участвовать много людей. Нужен разумный минимум.

— Я так решаю, — сказал Фэй Лун, — пойду я, господин Килэки, благовещий зверь мао и мой помощник, верный друг Бао, — указал он на одного из своих спутников, невысокого крепыша.

— И я, — твердо сказала Ника.

— Нет, — покачал головой Фэй Лун.

— Но я должна идти! — девушка вскочила на ноги.

— Зачем? — спросил Фэй Лун. — Насколько я понимаю, именно господин Килэки в силах узнать, какая именно вещь из сокровищницы нужна. Благовещий зверь может нам пригодиться в силу своей небесной сущности. А мой друг Бао всегда сможет заменить меня самого, если мне придется вступить в схватку со стражей. Три человека и благовещий зверь — больше провести я не сумею.

— Тогда я заменю Бао, — предложила Ника.

— Я не знаю, каковы вы в бою, госпожа, — покачал головой Фэй Лун. — И не имею времени и желания это выяснять. А Бао — проверенный лихой храбрец, знающий не понаслышке, что такое меч.