— Нет? — деланно удивился Лян. — Да, слова твои правильны, идут от самого сердца. Однако разговор — дело дешевое, — заключил он под одобрительный гул. — Я сам всей душой стремлюсь к справедливости, и это известно каждому. И вот что я решаю!

Лян поднял вверх руку, призывая собравшихся к молчанию.

— Ты покажешь нам, что рука твоя так же крепка, как и слово. А могучий удалец Кун Разящая Секира тебе в том поможет. Развяжите его! Дайте место для сражения!

Разбойники, переговариваясь, отступили.

Освободился широкий круг.

Чижиков почувствовал, как чьи-то сильные пальцы взялись за спутывавшую его запястья веревку.

Кун торжествующе зашипел, двинулся к Коте.

— Сейчас ты увидишь свою смерть! — бросил он в лицо Чижикову, обдавая его смрадным дыханием. — Молись предкам, молись скорей, варвар, ибо ты незамедлительно встретишься с ними!

С этими словами разбойник рванул с Котиной шеи универсальный переводчик. Шнурок лопнул, и тут же все вокруг заговорили на непонятном — мяукающем, визгливом, шипящем языке. Котя не понимал ни слова, но поведение его противника говорило само за себя: Кун отскочил назад и яростно рубанул секирой воздух, справа налево и слева направо.

Котя почувствовал, что руки его наконец свободны, и в этот миг его вытолкнули в боевой круг. Чижиков устоял на ногах, спешно растирая онемевшие запястья, не замечая боли, которую причиняли прикосновения к ссадинам и свежим синякам. Надеяться было не на кого: прочие его спутники оставались по-прежнему связанными, да будь они и свободны, какой в бою прок от знатного китаеведа или же от девушки из будущего?

Ярость, клокотавшая в душе Чижикова, подернулась льдом решимости. А Кун уже обходил его по широкой дуге, занося над головой секиру.

Он по-прежнему красовался перед приятелями, этот Кун, не воспринимая варвара, хотя тот и был его выше на две головы, всерьез. Он думал о том, как славно разнесет сейчас чужака на две половинки и какую сподвижники сложат песню о его славном подвиге. Да и жаркое уже практически подоспело…

Котя же не думал ни о чем. Он просто стоял, спешно восстанавливая чувствительность в руках, и ждал. Все же не зря он несколько лет подряд каждый вечер выходил на татами, и пусть с тех пор и прошло время, но тело помнило куда больше, чем голова. Стойку Котя принял самую что ни на есть правильную.

Тут Кун издал боевой вопль и, мелко перебирая кривыми ногами, с криком понесся на Котю.

«Богорожденный Аякс размахнулся огромною пикой…» — вдруг из глубин сознания пришли строки из «Илиады».

Чижиков не стал убегать. Он не отпрыгнул и не пригнулся, в ужасе прикрывая голову. Котя просто подождал и в нужный момент мягко отступил в сторону, и когда несшийся со скоростью атакующего кабана разбойник поравнялся с ним, всем корпусом толкнул его в бок.

Эффект был вполне ожидаем: Кун, чей богатырский замах пришелся в пустоту, потерял равновесие, секиру и кубарем полетел под ноги зрителям.

— Щит светозарный насквозь пролетела могучая пика, Гекторов панцирь пронзила, сработанный с тонким искусством. И против самого паха хитон Приамида рассекла. Он увернулся однако и гибели черной избегнул… — споро разворачиваясь лицом к разбойнику, вскричал Чижиков под вой и улюлюканье разбойного братства.

Обалдевший Кун потряс кудлатой башкою, затем вскочил на ноги, схватил секиру и снова взялся обходить Котю по дуге, на сей раз уже не красуясь, но полностью сосредоточившись на противнике.

Чижиков придерживался прежней тактики: стоял и ждал.

Кун приблизился маленькими шажками и быстро рубанул секирой, тут же отскочив назад. Котя легко ушел от удара. Он быстро учился, этот Кун.

Еще замах, снова удар. Скорее — ложный выпад, проверка.

— Баба трусливая, прочь убирайся! Расстанься с надеждой на стены наши подняться, меня отразивши, и женщин наших к судам повести. Я смерти предам тебя раньше! — ткнул Чижиков в Куна пальцем.

Легендарные герои античной древности сошлись перед его мысленным взором в титанической битве. Боевое безумие охватило Котю.

Кун слов его, само собой, не понял, но, видимо, посчитал их оскорбительными, потому что яростно прыгнул вперед, одновременно нанося коварный удар сбоку. Котя, чуть развернувшись вслед его движению, перехватил обеими руками древко не нашедшей цели секиры и рванул оружие на себя. Разбойник не ожидал этого, но древка не выпустил — он был силен свирепой животной силой. Кун попытался отступить, изо всех сил потянув древко на себя, чтобы высвободить оружие и единым взмахом покончить с варваром, но тот вдруг отвесил ему столь мощный пинок ногою в живот, что разбойник от неожиданности и боли разжал пальцы и во второй раз полетел на землю.

— …Но мечом Диомед размахнулся, прямо по шее ударил и оба рассек сухожилья. В пыль голова покатилась, еще бормотать продолжая, — провозгласил Чижиков, коротко взмахнув трофейной секирой, и, видя, что на сей раз Кун вряд ли поднимется так скоро, огляделся.

Над холмом стоял всеобщий лай. Со всех сторон Котю обступили разбойники: рты их были раскрыты в крике, руки сжимали оружие — Чижиков видел направленные на него пики и копья, а где-то сзади застыли под присмотром троих молодцов Сумкин, Ника и Лю Бан со слугой-мальчишкой. Котя успел заметить выражение небывалого изумления на лице Федора, но тут круг разбойников заметно сузился.

— Горе! Что будет со мною? Беда, если в бег обращусь я перед толпою врагов. Но ужаснее, если захвачен буду один. Обратил Молневержец товарищей в бегство! — возвышая голос, продекламировал Котя.

Он стоял один перед лицом многочисленных недругов, подобный воспетому Гомером греческому титану. В сердце его не было страха.

— Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?! Знаю, что трусы одни отступают бесчестно из боя! Тот же, кто духом отважен, обязан во всяком сраженье крепко стоять — поражает ли он, иль его поражают!!!

Чижиков скандировал Гомера с такой яростью, что гневные рожи отшатнулись в замешательстве.

Внезапно раздался мощный рык: расталкивая разбойников, к Чижикову шагнул предводитель — тот, кого называли старшим братом Ляном. Он что-то пролаял, свирепо оглянувшись, и разбойники покорно отступили. Затем Лян перевел взгляд на Котю, и Чижиков не увидел в том взгляде звериной жажды убийства и злобы; взгляд был скорее заинтересованный, в нем читалось даже что-то похожее на уважение. Лян высказался — требовательно, напористо. Но Чижиков ничего не понял.

Оценивающе поглядев на него, Лян широким властным жестом отогнал своих собратьев подальше. Снова образовался круг, пространство для боя очистилось, и в нем остались лишь Чижиков и вожак разбойников.

Котя тяжело вздохнул. Он лишился возможности понимать окружающих, но поведение главаря не оставляло сомнений: Лян вызывал Чижикова на поединок. Разбойник сорвал с себя безрукавку, отшвырнул ее в толпу, стукнул себя кулаком в выпуклую грудь, сжал и разжал немаленькие кулаки. Не глядя, протянул назад руку, и кто-то вложил в нее тяжелый, явно металлический посох. Лян указал пальцем на Чижикова и произнес короткую и жесткую фразу.

Воцарилось молчание.

Лян явно ждал ответа.

И Чижиков ответил.

— Богорожденный Аякс Теламоний, владыка народов! Полно со мною тебе говорить, как с бессильным ребенком, иль как с женою, которой неведомо ратное дело! В мужеубийствах и битвах я опыт имею немалый, щит сухокожный умею ворочать и вправо и влево, с ним управляюсь искусно и храбро в кровавом сраженье. На колеснице умею ворваться и в конную свалку, пляску Ареса смогу проплясать и в бою рукопашном. Но на такого, как ты, не хочу нападать я украдкой, высмотрев тайно. Открыто я бью. Посмотрю, попаду ли! — громко, с вызовом продекламировал Чижиков, глядя в глаза предводителю разбойников, и отшвырнул секиру прочь.

Лян кивнул — медленно, с пониманием, и разжал пальцы: посох с глухим стуком упал на землю.

Разбойник сделал шаг вперед.

Чижиков, в чьем сознании Гектор рубился с Аяксом, механически принял вовсе не античную боевую стойку: чуть присел, отставив немного левую ногу назад, согнул перед грудью руки, глубоко вдохнул и резко выдохнул.