Писарев хотел ответить, что не он в этом виноват, но потом сказал себе,
что и он виноват, поэтому промолчал и, чувствуя, что выглядит в глазах
сыновей жалким, начал делать жесты официантке; та подошла быстро,
узнав, видимо, его по недавнему телеспектаклю, и он стал излишне
экзальтированно выспрашивать ее про какое-то особое ассорти, и тогда Вася
положил свою крепкую ладонь на его колено и сказал:
— Па, ты только не сердись, ладно?
...Назаров придвинул к себе маленький блокнот, лежавший возле
телефона, раскрыл его, достал ручку, приготовился записывать; на часы
больше не смотрел.
— Мы хотели бы, во-первых, сделать представление, очень красочное,
некий мюзикл, «Министерство сердечности»... О том, как важно нам всем
жить с открытой душой, как горько, когда сердечность исчезает из
человеческого общения...
— Хорошая мысль, — отметив что-то в своем блокнотике, согласился
Назаров, — только за создание нового министерства вас не похвалят, и так
их слишком у нас много, нарушать намерены принцип режима экономии?
— «Центр сердечности» — еще хуже, — возразил увлеченно Писарев.
— Вроде как «онкологический центр»...
— Ну, это не мне решать, а вам, я только высказываю соображение;
повторяю: идея хорошая, добрая, я за.
— Второе представление, над которым мы много думали, называется
пока что условно: «Урок политеса». Я, знаете, до сих пор не могу себе
простить, что в букинистический сдал книгу «Правила хорошего тона»...
Студент был, денег не хватало на билет, ехали на море нашей коммуной
отдыхать...
— Я помню это издание, — откинувшись на спинку стула, сказал
Назаров. — Мы изучали эстетику, и наш профессор советовал нам
посмотреть именно эту книгу. Мы тогда, — усмехнулся он, — должны были
как раз драконить этот хороший тон... Крутые были времена, что
поделаешь... Тема тоже интересная, нравится мне все это...
Я только не очень представляю, как урок политеса можно сделать
зрелищем... Если нет интриги, будут ли смотреть? Впрочем, это опять-таки
ваша забота, вы художники, вам и решать...
— Это будет очень сюжетно, Станислав Федорович, поверьте, я не умею
рассказывать замысел, мне легче показать все это на сцене, с музыкой,
кинопроекцией; зрелище, особенно массовое, всегда сюжетно...
— Уговорили, — легко и тактично поторопил Назаров, — согласен.
— У нас множество планов, — заторопился Писарев, но, вовремя
спохватившись, провел языком по небу два раза и, кашлянув, заключил: —
Политес не в том, чтобы соблюдать внешние правила хорошего тона, это
мелко; политес — если хотите — можно также подтвердить неким
учреждением типа «Министерство красоты»...
— Но, угадав смешинку в
глазах Назарова за мгновение перед тем, как она вспыхнула, легко отыграл:
— Штатное расписание, как понимаю, горплан нам не утвердит, так что
поищем варианты. И, наконец, последнее из того, что мы считаем
первоочередным, столь же важным, как и первые две задумки, — спектакль
под названием «Вехи»...
— Название не годится, наши горячие головы вас обвинят в
устряловщине, «смене вех» и во всем таком прочем! И так многих под-
кусываете в ваших постановках, думаете, мало у вас врагов из числа
перестраховщиков?
— Но это же вехи нашей истории, Станислав Федорович!
— Назовите «этапы». Или «часы». «Звездные часы», наконец, никто не
упрекнет вас в подражании Цвейгу.
— Еще как упрекнут...
— Опять-таки я высказал свою точку зрения, вы вправе не согласиться
со мною, Александр Игоревич... В конечном счете это вопрос формы...
Какие периоды истории намерены осветить?
— Начиная с Киевской Руси, через Александра Невского к Дмитрию
Донскому, Иван Калита, Грозный, Смута, Петр Великий, Радищев,
декабристы, Пушкин, Народная воля, Ленин, Революция, борьба с нацизмом,
космос, БАМ.
— Думаете уместить в одно представление?
— Нет, мы хотим попробовать сделать спектакль, который бы
распадался на три представления, вроде бы трехсерийный, по три вечера.
— Любопытно... Вы никак не тронете проблему борьбы за мир?
Писарев неожиданно для себя заскользил локтями к Назарову и
чуть что не выкрикнул:
— Так вот ведь и название, Станислав Федорович! Для всего пред
приятия! «Концепция мира»! Разве нет?!
— Здорово, — согласился Назаров, — просто здорово.
Он снял трубку телефона, предварительно нажав одну из кнопо
чек на столе, — видимо, включился в сеть, набрал номер и сказал:
— Кирилл Владимирович, добрый день... У меня в гостях Алек
сандр Игоревич Писарев... Да... Именно по поводу его письма. У него
очень, с моей точки зрения, интересная идея с созданием нового те
атра массовых зрелищ... Кто у нас этим занимается? Кто? — Наза
ров быстро пометил что-то в своем блокноте. — Очень хорошо. Вот
вы его и попросите подготовить решение, а письмо товарища Писа
рева я перешлю вам. Хорошо... Да нет, еще не выносили... Просто-
напросто плохо проработано, поверхностно... Как бы сказал Александр
Игоревич, бессердечно... Да... Пусть посмотрят еще раз, тогда и
примем решение... Хорошо, спасибо...
Он положил трубку на рычаг; лицо его чуть расслабилось, потеплело,
когда он увидел сияющие глаза Писарева, ставшие гораздо большими, чем
раньше; хотел что-то сказать, но в это время раздался звонок.
— Если б не мог отключаться, — заметил он, снимая трубку, — о
работе не было б и речи, звонки, как в справочном бюро.
Глянув еще раз на часы, он сказал:
— Слушаю...
Прикрыл трубку ладонью, извиняюще
шепнул:
— Дочка...
Писарев удивился той перемене, которая произошла в лице Назарова:
крепко рубленные морщины разошлись еще больше, от чего стало заметно,
как он стар, — мелкие, сетчатые морщинки на висках, запавшие, усталые
глаза, цыплячьи — от постоянного напряжения — продольные складочки на
шее.
— Да, Ариночка, да, маленькая... Нет, нет, пара минут у меня
есть... Да что ты говоришь?! Ну, поздравляю тебя... Только осторожно,
Аришка... Ну, об этом мы еще поговорим. Мы с мамой ждем тебя
сегодня. До свидания, Арина...
Он положил трубку, выключил аппарат из сети:
— У Арины очередь на «Жигули» подошла, вчера купила, сейчас
номер дали. Она у меня хоть молоденькая совсем, но послезавтра
защищается, бытовая химия, чертовски интересно и нужно. Так вот,
Александр Игоревич, вашим вопросом, как вы слыхали, займется мой
коллега, зовут его Кирилл Владимирович... Возьмите у Аллы Луки
ничны — она нас кофе угощала, мой секретарь, мы вместе уж как
двадцать лет работаем — номер его телефона и позвоните к нему сра
зу же, быка надо брать за рога, наше дело чиновное, закрутят по со
вещаниям, не ровен час забудет. И — приглашайте на премьеру.