5. Вы умели обе прощать маме многое. Я ни о какой своей личной
жизни все эти годы, когда стал жить без постоянных скандалов, не
думал. Не потому, что не позволял, просто я жил ожиданием той
поры, когда мы будем вместе: на море ли, когда надо Оку научить
плавать, на Эльбрусе ли, в Бакуриани. Вы не так относились ко мне
последнее время. Я с горем в сердце улетаю. С горем.
6. Мой последний миг — где бы он ни был — будет вашим.
7. Ваш долг — по мере сил — сохранить мою память. Иначе уж
вовсе вам станет стыдно.
Для этого вы обязаны сделать все, чтобы мое собрание сочинtний,
включенное в план издания «Современника» по решению Совета
министров на 1984/85 год, — вышло. Если за это не биться, не писать
писем, не обивать пороги — его похоронят из-за сугубой ко мне
неприязни, базирующейся на зависти умению работать.
В этом вам будет помощник «Сов. пис.» РСФСР, Сережа, Володя
Солодин из цензуры, Санечка Беляев, Саша Бовин из «Известий»,
Замятин из ЦК и Бор. Иван. Стукалин, пред. Госкомиздата. Как надо
издавать сочинения по томам — оставил Сане Беляеву.
Очень долго ждал вашего звонка.
Не дождался.
Дай вам Господь, люди.
ПИСЬМА ДРУЗЬЯМ, КОЛЛЕГАМ, ЧИТАТЕЛЯМ
Как, наверное, хорошо, когда нейтралитет. И для человека и для государства. Только пройдут годы, и вдруг станет ясно, что
пока ты хранил нейтралитет, главное прошло мимо.
Юлиан Семенов. "Семнадцать мгновений весны"
В этой главе собраны письма Юлиана Семенова к читателям,
коллегам, друзьям, руководителям страны, ответы на критические статьи.
Они говорят о его неравнодушии, гражданской позиции, позитивном динамизме — ему нейтралитет был чужд. Он
умел дружить, умел хвалить талантливых и «рапирно» отвечать
необъективным критикам. Я подметила интересную особенность
писем отца — он одинаково уважительно обращался к адресату,
независимо от того, был ли тот маститым писателем, начинающим автором или незнакомым ему читателем.
В этом хорошо прослеживается замечательная черта его характера — неприятие
высокомерного отношения к людям, — он таковое считал мальчишеством и никогда себе не позволял,
как не позволял и дежурные
«отписки» — уж если писал, то основательно, подробно.
В этой же
главе приведены два письма к Ю.В. Андропову, дающие представление о теплых отношениях, установившихся между ними в
конце 1960-х годов. Юрий Владимирович творчество отца ценил и
любил.
За несколько лет «работы на перестройку» (его выражение)
отец сделал немало хорошего. Гонорары за свою книгу «Ненаписанные романы»,
изданную в основанном им советско-французском
издательстве ДЭМ, передал в фонд «афганцев», отправил
внушительные суммы в Детский фонд, в Армению, пострадавшую
после землетрясения, в 15-ю городскую московскую больницу, взяв в
ней шефство над палатой для жертв сталинских репрессий и
ветеранов Афганистана.
Много хороших акций проводила и
основанная им газета «Совершенно секретно». О своем
материальном благополучии Ю. Семенов не беспокоился — на-
значил символическую зарплату рубль в год.
Работал, как это ясно
видно из писем к Горбачеву, на страну, отложив личные интересы
на потом, а ведь мог, как другие директора СП, получать
астрономическую зарплату. Но, при всем уме, логике и деловой
хватке, отец отличался романтизмом и ставил на первое место
идею.
Хотя, быть может, в этом и заключался его «хороший»
прагматизм. В делах он оказался не «однодневкой», стремившейся
как можно быстрее урвать куш, а человеком, строившим планы на
долгие годы, задумывавшим крупномасштабные издательские и
кинопроекты.
По мнению многих, опередивший свое время Семенов
в те «лихие» годы умудрялся работать так, как только сейчас
начинает в России работать замечательное поколение
тридцатилетних — серьезно, честно и доброжелательно — одним
словом, цивилизованно.
Отец искренне желал демократических изменений в стране и в
письмах к М.С. Горбачеву высказывал интересные и разумные
предложения. Надо отметить, что М.С. к этим письмам отнесся
серьезно и разослал копии членам политбюро — событие для тех
лет беспрецедентное.
Как сказал мне недавно близкий папин друг и
прототип полковника Славина в книге «ТАСС уполномочен
заявить» генерал-майор разведки В.И. Кеворков: «Воплоти Михаил
Сергеевич в жизнь идеи Юлика, мы сейчас жили бы в несколько
другой ситуации».
Ольга Семенова
ПИСЬМА ДРУЗЬЯМ, КОЛЛЕГАМ, ЧИТАТЕЛЯМ
Сентябрь 1954 года
(невесте друга — Дмитрия Федоровского —
румынской девушке по имени Пуйка)
Bonna siera, draguza!
Или здравствуй, моя черноглазая сестренка.
Заголовок письма совсем в стиле Лопе де Вега. Пуйка, золото!
Спасибо тебе за весточку. Я уже вернулся в Москву, попрощался с
ласковым, зеленым Черным морем, поцеловал черное небо со многими звездами на прощанье,
сел в поезд и приехал в осеннюю — и
поэтому особенно усталую и сиреневую Москву.
Приехал — и захворал.
Потом поправился, естественно, и поехал на Николину Гору —
к Дмитрию. Жил у него 2,5 дня — дышал воздухом, наслаждался вечерами,
приятно проводил с Дмитрием время у Натальи Петровны и
пилил его все свободное от этих занятий время.
Ты знаешь, хорошая моя, моему брату и твоему нареченному (т.е.
грядущему мужу) будет страшно плохо жить в дальнейшем. И ты и я
ему говорили об этом — о его неумении вести себя с людьми, о его безобразном отношении к людям.
Беда эта порождена тем, что
он шел по жизни счастливчиком, — жил в 2-этажной квартире, ездил
на дедушкиной машине, всегда кушал все то, что хотел, и самое
лучшее. Ворчанье бабушки — не в счет, — сумей он себя с ней поставить
— все было бы очень хорошо.
