Боже мой! Как нарочно, в этот миг Оливер притянул меня к себе и решительно влез мне языком в ухо.

Я тут же вспомнила свои занятия на курсах оказания первой помощи. Моя партнерша должна была буксировать меня в фиксированном положении на боку. При этом она рвала мой ремень, как бойцовая собака поводок. В конце она сказала: «Это бывает, при несчастном случае человек теряет конечность – а как мне зафиксировать кого-то на боку, если у него нет руки?»

Оливер, понятное дело, хотел показать, какой он подходящий, брызжущий тестостероном парень. При первом поцелуе он стонал громче, чем я, когда у меня был прострел. Это малость отпугивает.

«Ты хочешь меня раздавить или соблазнить?» – спросила я и погладила легонько его плечи.

Оливер пыхтел, как будто преодолевал последние метры Эвереста без кислородной маски. Мне это было слегка неприятно, потому что я по-настоящему и не завелась. Со страхом представила себе, как он будет шуметь, когда я перейду к моему комплексу упражнений для продвинутых.

Я ничего не имею против мужчин, которые озвучивают акт. Но, как и со всем остальным, с такими вещами хорошо бы знать меру. Беззвучный мужчина в постели неприятен, потому что он или слишком зажат или хочет показаться очень уж опытным. Мужчина, который вопит как порнозвезда, неприятен, потому что пытается устроить спектакль и произвести ошеломляющее впечатление. Мужчины, которые распускают себя, обычно выглядят ужасно.

Оливер, дразня, укусил меня в плечо, чего я вообще терпеть не могу. Укусы и щипки стоят в самом начале моего списка табу. Почти сразу после хихиканья во время оргазма.

«Что, если мы пойдем ко мне?» – сказал Оливер с заговорщицкой миной.

«А твой папочка, случаем, не дома?»

«Думаю, нет. А если и так – что с того? Прошли времена, когда он без стука заходил ко мне в комнату. С тобой в этом смысле проблема одна – следить, чтобы он не составил мне конкуренции».

Так как в случае с отцом Оливера речь шла, по-видимому, о старике, я не расценила это как комплимент.

«Отлично, пошли», – сказала я тем не менее.

Мы подошли к вилле с черепичной крышей на другой стороне пляжа. Свет внутри не горел.

«Никого нет дома?» – спросила я.

«Может быть, отец уже спит. А может, он появится только под утро».

Я представила себя ужасно юной, потому что времена, когда я тайком пробиралась в дома, стараясь не разбудить родителей, остались далеко позади. Я кралась как четырнадцатилетняя.

Мы поднялись по лестнице, очутились в длинном коридоре и, наконец, в комнате, которую Оливер представил так: «Это мои владения. Чувствуй себя как дома».

Я сразу поняла, что никакого оргазма испытать здесь не смогу.

Справа от кровати стояло высоченное до потолка растение с толстыми мясистыми листьями. Такие чудовища, кажется мне, таят в себе угрозу. Слева от кровати высилась стойка с CD-дисками. Каждый здравомыслящий человек понимает, что таких огромных подставок под CD быть не может. Эта была копией небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг. Больше можно ничего не говорить.

Тем не менее: я все еще была готова дать шанс моему маленькому принцу, списать эту нелепую обстановку на счет грехов юности и не считать оконченным мой эксперимент «секс вместо печали».

Я скинула свой пиджак на пол, вылезла из туфель и опустилась на кровать, как будто это был обитый шелком диван, а не видавший виды топчан, застеленный бельем цвета зеленого яблока.

Я бросила фривольный взгляд на Оливера, который как раз нагнулся, чтобы поставить мои туфли вместе.

«Любишь порядок?» – спросила я насмешливо. Если кто-то на армейский манер ставит ботинки в шеренгу, то, наверняка, каждый промежуток между зубами он чистит новым куском зубной нити.

«Пошли в постель, – говорит Оливер, – в постели вещи выглядят совсем по-другому». Сказал и повесил рубашку и брюки на стул, а свои действительно красивые часы фирмы IWC положил на ночной столик. Я застегнула их у себя на запястье и почувствовала, что стала стоить гораздо дороже.

Упс! Прицельным прыжком Оливер бросился на меня. Вне себя и в жуткой спешке, как будто через пять минут у него назначена следующая встреча, он стащил с меня платье и лифчик, чтобы сладострастно впиться в левую грудь. Постепенно я начала терять терпение.

Взглянув на мои бедра, Оливер пришел к выводу, что имеет дело с достаточно зрелой женщиной, и принял рискованное решение прибавить обороты. Какой-нибудь неопытный дурак сказал ему, что старое мясо требует твердой хватки.

«Оливер?» Я попыталась быть услышанной.

«Оливер!» Он, казалось, позабыл обо мне, так был увлечен своим великим проектом под названием: «Я удовлетворяю даму старше себя, хрюкая непрерывно, как разъяренный кабан».

Ну, бывают в жизни женщины моменты, которые позже хочется забыть, как кошмар. Я была страшно разочарована. Мой эксперимент потерпел полное фиаско. Пока Оливер, не обращая внимания на отсутствие у меня экстаза, облизывал мой пупок, я решила действовать спонтанно.

Секс с этим тяжело дышащим диким кабанчиком не только не отвлек бы меня от моих грустных мыслей о Филиппе, но все стало бы еще хуже. Вежливость, требовавшая довести дело до конца, потому что оно было только начато, была здесь совершенно неуместной. Да, я впервые собралась прервать партнера, который был на подлете, – не дать ему добро на посадку. Не знаю, откуда взялось это авиационное сравнение. Может, меня на него натолкнуло то, что у отца Оливера был самолет?

Пока юноша шептал мне в ухо какие-то слова, которые он в свои двадцать четыре, вероятно, считал непристойными, я готовилась сказать ему правду: «Мне очень жаль, солнышко, но я не хочу связываться с дилетантами».

Или: «Тебе не помешает, если я при этом буду смотреть телевизор?»

Или просто и честно: «С меня хватит».

Теперь Оливер – я была до того погружена в свои мысли, что только сейчас это заметила, – занялся моими трусиками. Странно, но как раз в этот момент мне пришло в голову, что на моих темно-красных сатиновых стрингах сзади имеется дырка размером с двадцатипфеннинговую монетку. Она возникла из-за того, что я пыталась оторвать бирку. По этой причине у меня почти половина нижнего белья с дыркой. Еще одно доказательство того, что ошибки прошлого ничему меня не учат. Филипп находил трогательным мое дырявое белье.

«Если бы мне надо было описать тебя без слов, – сказал он однажды, – я бы просто выложил в ряд твои трусики».

Мне было приятно, что мой друг так любит меня, что даже мои слабости считает достойным любви.

Оливеру ничего не известно о моих слабостях. Юноша мне абсолютно чужой. И я должна стать ему еще более чужой, потому что он считает меня кем-то, кем я совсем не являюсь. Он думает, что занимается сексом с Саскией Юргенс, пожирательницей мужчин, которая лакомится маленькими мальчиками, подобранными на пляже, в доме их богатенького папочки.

Но здесь нет никакой Саскии Юргенс! Эй! Здесь лежит несчастная Амелия куколка Штурм.

Амелия куколка Штурм, которая стыдится дырки на нижем белье.

Амелия куколка Штурм, которая в мыслях очень далеко отсюда. Она думает только о своем Бюлове-медвежонке. О том, как занималась с ним любовью, а после гладила нежные, как у ребенка, волоски на лице и говорила: «Ты всегда так меня возбуждаешь, что мне кажется, будто я изменяю тебе с кем-то».

Он понимал ее манеру говорить комплименты. Мурлыкал, как кот в рекламе «вискас», тушил свет и, засыпая, тыкался своим большим носом ей в шею.

Эй! Здесь лежит Амелия куколка Штурм!

Но скоро ее уже здесь не будет!

Оливера пора прервать, хотя это совершенно мне не свойственно. Придется сказать ему неприятную правду. И побыстрее.

Но женский инстинкт велит мне ограничиться всего лишь субтильной полуправдой. Пятьдесят на пятьдесят. Но и это прогресс.

«Подожди!»

Оливер неохотно поднял голову, как будто кто-то совершенно посторонний вдруг вмешался не в свое дело.

«Мммммм».

«Хочешь поиграть?»

«Говори, золотко. Я готов».