Если я поспешу, то успею домой до закрытия магазина. Я могла бы еще заскочить в продуктовый отдел магазина «Карштадт», чтобы поколотить продавщицу, которая последний раз включила мне в счет сумку-холодильник, принесенную мною из дома. Или напасть в темноте на тренершу по фитнесу за то, что она через пять минут после начала урока аэробики под латиноамериканские мелодии предложила мне сперва походить на курсы для начинающих, так как я, видите ли, сбиваю остальных с ритма.

Еще я могла бы съездить в Хоэнхольте и нагнать страху на учительницу начальных классов фрау Роббе. Отомстить за то, что в школьных спектаклях мне ни разу не дали сыграть принцессу или королеву, а все только свинопасов да тряпичников.

Да, я могла бы, наконец, покарать всех, от кого прежде не могла защититься. То-то был бы праздник! И это, конечно, отвлекло бы меня от мрачных мыслей. Ах да. Дома-то лучше всего.

Еще шестьдесят пять километров.

Нажимаю кнопку автоматического поиска радиопрограмм.

Кошмар, нет ничего хуже Криса де Бурга с композицией «Леди в красном». Тошнота накатывает и на канале УК 40, где звучит «Красное, красное вино» – самая отвратительная песня, которую я когда-нибудь слышала. И, конечно, везде вас преследует «Don t worry, be happy».

Ой! Едва верю своим ушам.

Мое прошлое!

Быть не может!

Вижу себя, стоящей в зауженных джинсах трубочкой и сапогах а-ля Робин Гуд на танцплощадке клуба «Number one». На губах металлический блеск и украшения со стразами на шее. Рукава свитера я отрезала сама.

Я впервые обнималась с мальчиком. Уже тогда не знала его имени. И что незадолго перед тем его стошнило, о чем мило поведала мне моя подружка Кати.

Проклятье, как давно это было. Мне четырнадцать. У меня длинные кудрявые волосы, навороченный мопед фирмы Веспа Чао, я играю в гандбол и ем что хочу, не боясь поправиться.

Я до сих пор помню вкус первой сигареты, которую стянула из шкатулки Амелии Чуппик. Конечно же, вкус был противный, но до чего волнующий – вкус жизни и приключений.

«Оставишь бычок?» – спрашивали мы тогда. И мы говорили: «Это асоциально», когда что-то нам не нравилось. Или «клёво», когда нам что-то нравилось, но это случалось редко. Мы пили коктейль из яблочного сока, персикового сока и газировки, любили сладкое вино и шипучку или пиво Бокбир и очень быстро пьянели.

Мы отплясывали на танцплощадке, но сперва тренировались перед зеркалом, как бы пораскованнее нам выглядеть. В школе мы писали перьевыми ручками фирмы Пеликан с черными чернилами в съемных патронах и презирали ту часть класса, которая пользовалась ручками дешевой фирмы Геха, и тех, кто старательно подчеркивал результат решения задач по линейке и исправлял корректором орфографические ошибки.

Мы чахли по мальчишкам из десятого класса, бегали на фильмы с Майклом Джексоном, почти каждую неделю прогуливали занятия по религии или искусству и встречались на переменках в туалетах, где курили Бенсон&Хиджес и с восхищением взирали на девчонок, которые уже занимались сексом.

Самое трогательное в такой песне, когда слушаешь ее спустя столько лет, – это примитивные спецэффекты. Наверное, на заднем плане должна быть гроза, но она звучит как спускаемая вода в унитазе. Это все равно как сегодня смотреть «Белую акулу»: очень весело. Большая искусственная рыба с огромными искусственными зубами пьет литрами искусственную кровь. Но тогда мне было страшно, даже когда я просто видела афишу фильма на автобусной остановке.

Очень обременительно так четко помнить происходившее с тобой восемнадцать лет назад. Завтра мне исполняется тридцать два года. Значит, моему первому любовному разочарованию уже двадцать лет, первому половому контакту – пятнадцать лет, окончанию школы – четырнадцать, а первому штрафу за неправильную парковку – тринадцать лет.

Господи, как это звучит: «двадцать лет назад…»

Прошлого у меня все больше. А будущего – наоборот. У меня нет детей, нет мужа и напрочь нет счастья. По сути за последние годы я не сделала и шага вперед. Просто стала старше.

Мне хотелось бы иметь мужа, с которым вместе можно оглянуться назад. С которым я делила бы не только настоящее и будущее, но и прошлое. Печально – предаваться воспоминаниям в одиночестве. Это нагоняет тоску. А вместе можно наслаждаться воспоминаниями и былыми временами, можно смеяться или радоваться, что уже так долго рядом друг с другом, что владеешь таким огромным, бесценным сокровищем: тем, что прожито вместе. Я бы не отказалась от любви, ради которой стоит хранить фотоальбомы. Толстые альбомы из красной кожи, на которых золотом выбиты годы.

Золотые годы.

Наши золотые годы.

Празднование Рождества. Дни рождения. Общие путешествия. Общая радость. Общие дети. Фотографии смеющихся лиц, на которых от альбома к альбому прибавляется морщин, но они остаются веселыми. Фотографии квартир, новых гнездышек и уголков, которые обставлялись вместе. Фотографии любви. Которая меняется. Которая не проходит. Целый стеллаж с альбомами. Полными любви. Общей любви.

«Пииип… Внимание, экстренное сообщение: Полностью перекрыто шоссе А24 в направлении Гамбурга после Гудова из-за опрокинувшегося грузовика. Повторяем: Полностью перекрыто шоссе А24 после Гудова. Водителям рекомендуют покинуть шоссе в районе Царрентина. Пииип…»

Браво! Сначала расставание, потом шоссе перекрыто. Все в моей жизни вкривь и вкось. Точно, как говаривала моя бабушка Амелия Чуппик после четырех рюмок сливового ликера: «Черт всегда наложит самую большую кучу».

Наконец-то!

Потратила почти три часа, чтобы добраться до острова.

Я думаю, что перекрытие шоссе – это грубый намек судьбы.

На стоянке Хютенер Берге я еще раз вывела мисс Марпл на прогулку, причем она, против своей воли, чуть не подверглась насилию со стороны какого-то похотливого бобтейла. Только когда я наорала на владельца кобеля, чтобы тот оттащил своего омерзительного пса от моего шарпея – в подобных ситуациях я называю свою складчатую собаку китайским именем, – мужик прервал желаемый лишь одной стороной акт соития.

Затем мне в кои-то веки повезло и досталось последнее местечко на пароме. Я в очередной раз порадовалась тому, что у меня кожаные сиденья, поскольку Марпл из-за ее чувствительного желудка во время переправы несколько раз тошнило.

Но теперь я чувствую себя вознагражденной за все муки.

Я люблю пляж ранним вечером. Песок еще теплый от солнца, свет лежит поверх всего как сусальное золото и делает весь мир похожим на какую-то драгоценность. Мои голые ступни выглядят при таком освещении непривычно благородно, и даже Марпл, которая, почесываясь, сидит рядом с сиреневым купальным полотенцем, в вечернем золотом свете напоминает дорогую китайскую антикварную вещицу.

Занзибар. Я особенно люблю этот пляж. Одно его название зовет далеко, очень далеко. Так и видишь женщин с гирляндами цветов вокруг шеи, бирюзовые бухты и коралловые рифы. Как в старинном хите Ахима Райхеля, который я каждый раз напеваю, когда бываю здесь: