Конан повернулся к Флавию и буркнул:

— Пора выступать! Скажи своему капитану, чтобы он поднимал гандерландских неженок.

Отдых закончился. Под палящими лучами полуденного солнца аквилонские солдаты по узкой лесной тропе направились к Южной Протоке, которая отделяла провинцию Чохиру от занятой сейчас пиктами Конаджохары. когда отряд достиг реки, Конан, шагавший вместе с Флавием во главе колонны, приказал своим бойцам наполнить водой фляги. По-прежнему ничто не нарушало тишину лежавшего по обоим берегам протоки густого леса — до тех пор, пока молчание не было нарушено уханьем совы.

Резко обернувшись, киммериец приказал:

— Перестроиться в каре — и поживее! Копейщики — вперед, лучники — во вторую линию! готовьтесь к отражению атаки!

Флавий, хлопая глазами, удивленно спросил:

— В чем дело, капитан? Тебя напугал крик совы?

— А ты слышал, парень, чтоб сова вопила днем?! — прорычал киммериец. — Сейчас начнется!..

И, как бы подтверждая его слова, тишину разорвали воинственные возгласы. То был боевой клич пиктов.

Видно, аквилонские солдаты были не такими уж неженками и дармоедами, да и гарнизонные тренировки не прошли для них даром — в мгновение ока длинная, как змея, колонна превратилась в ощетинившийся копьями квадрат. За первыми рядами гандерландцев — которые, опустившись на одно колесо и прикрываясь щитами, воткнули древки своих копий в землю — стояли, держа наготове луки, боссонские стрелки.

Аквилонцы едва успели выровнять боевой порядок, как из-за близлежащих деревьев на них ринулась орда размалеванных дикарей. На них не было никакой одежды, кроме набедренных повязок, схваченных в пучок на затылке, торчали разноцветные перья птиц. Вооружены они были большей частью кремневыми топорами и копьями, изредка сверкало стальное лезвие меча — военного трофея, захваченного некогда в форту Тусцелан.

— Да поможет нам пресветлый Митра! — вскричал Флавий, поворачиваясь к Конану. — Ты был прав — их здесь не меньше тысячи!

— Сосчитаешь потом, коль останешься жив! А сейчас становись вон в тот угол! — приказал полусотнику киммериец, бросаясь к другому углу каре.

Пикты с пронзительными угрожающими воплями приближались к боевым порядкам аквилонцев. Несколько дикарей уже были поражены стрелами, другие, не рассчитав скорости бега, сами напоролись на выставленные вперед наконечники копий; прочие же задержались перед ощетинившейся сталью шеренгой. Все попытки проскользнуть под копьями гандерландцев закончились смертью чересчур сообразительных дикарей.

Под взмахами конанова клинка один за другим валились на землю воины в боевой раскраске; боссонские стрелки заученными движениями отправляли в атакующих стрелу за стрелой, и мало какая из них не находила цели. Прошлогоднюю листву под ногами сражавшихся заливали потоки крови — в основном, пиктской.

Но вот над полем боя послышался протяжный зов берестяного рожка — то был сигнал к отступлению. Однако захваченные азартом схватки дикари не сразу расслышали этот звук; кровь их кипела, и каждый стремился ворваться первым в аквилонские шеренги. Вожди громкими криками и руганью все же заставили соплеменников отойти назад, и вскоре нападающие — петляя, чтобы уберечься от стрел, — начали отступать в сторону леса, неся на плечах раненых товарищей.

Около пяти десятков дикарей остались лежать возле аквилонского строя, у ног гандерландцев. Конан, вытирая со лба смешанный с кровью пот, ткнул пальцем в двух воинов:

— Вы, парни, осмотрите всех, кто валяется тут, раненых — добейте! Хороший пикт — мертвый пикт, — бросил он Флавию, потом опять повернулся к солдатам. — Всем остальным — держать строй! Тех, кто ранен, немедля перевязать! И вытащите из трупов дикарей стрелы — нам они, я чувствую, еще пригодятся.

— Но почему они все-таки отступили? — удивленно спросил Флавий. — Ведь даже теперь дикари превосходят нас числом по меньшей мере в десять раз!

— Кром! Думаешь, я знаю? Как бы это не оказалось ловушкой… Вот почему сейчас нельзя расслабляться… Ни на миг!

Откуда-то издалека донеслась барабанная дробь. Пыл недавней схватки угасал, солдаты переводили дыхание, передавали друг другу фляги с водой, подкисленной вином. Внезапно Конан заметил, что кое-кто из гандерландцев спасаясь от жары, снимает шлем и пытается сбросить кольчугу. Придя в ярость, он заорал:

— Эй, недоумки! Вы бы еще штаны стянули! Ну-ка, прекратить! Доспехи — ваша жизнь! А кто снимет их, получит от пиктов подарок — стрелу в брюхо! Если раньше я сам не сворочу поганцу челюсть!

Восстановив порядок, Конан направился к Арно посовещаться.

— У пиктов сейчас вместо покойного Зогар-Сага новый шаман — Сагайета, его племянник, — сказал он. — Хитрая бестия! Кровожаден и упорен, как оголодавший волк! Он от нас не отстанет! И потому я думаю, что барабаны, который мы слышим, предвещают новую атаку.

— Ты бы поменьше толковал о шаманах, Конан, — с угрюмым видом произнес Арно. — Не хватает только, чтоб наши храбрецы услышали о них и решили, что им придется иметь дело с колдовскими силами.

— Они должны об этом знать и быть готовыми, — возразил Конан. — Пикты бессильны против нашего оружия — недаром же мы заняли всю восточную часть их земель! Вот им ничего и не остается, как прибегнуть к колдовству.

— Земля пиктов перешла к нашим поселенцам по закону, — Арно явно не понравились слова варвара. — На каждый земельный надел у них есть грамота с подписью короля Нумедидеса, с его печатью и знаками пиктских вождей, продавших землю!

— Ну, разумеется! — язвительно отозвался Конан. — Не сомневаюсь, что вождей, поставивших эти знаки, для начала хорошенько подпоили, а под конец сунули им пару-другую медных браслетов. Впрочем, дикари и в трезвом-то виде мало что понимают в подобных делах… И хоть я не испытываю к пиктам дружбы, ярость их мне понятна. — Он бросил взгляд в сторону лесной опушки и усмехнулся: — Ну, хватит о землях и грамотах! Сейчас по краям колонны идут копьеносцы — так мы сможет быстрей перестоится в случае тревоги.

Отряд двинулся вперед, но не прошло и нескольких мгновений, как отдаленный грохот барабана смолк. Наступившая тишина казалась зловещей.

Но вдруг ее нарушил громкий вопль, потом еще один, столь же ужасный. Строй аквилонцев содрогнулся — двое солдат, корчась в страшной муке, повалились на землю. А сверху, с нависающих над тропой ветвей громадных деревьев, на них падали истинные исчадия ада — чудовищные змеи со смертоносными жалами, длиной в семь локтей и толщиной с мужскую руку. Число их казалось бесконечным; ужалив одну жертву, они, стремительно извиваясь, ползли к следующей. В рядах аквилонских воинов вспыхнула паника.

— Не стойте, как истуканы! — заорал Конан. — Рубите их, рубите! Вы что, ублюдки, забыли про свои мечи?! Ну-ка, за дело! И держать строй!

Сам киммериец прикончил нескольких гадин, но их было слишком много. И вот первый солдат, отбросив лук, бросился бежать, а за ним — еще один, и еще… яростные крики и ругань Конана, грозившего беглецам всеми возможными карами, не помогали; не помог и его меч, и удары плашмя, которыми он попытался задержать бегущих. В краткие мгновения железный строй аквилонской пехоты превратился в беспорядочную толпу, в скопище людей, в страхе бросавших оружие и мчавшихся куда глаза глядят — куда угодно, лишь бы избавиться от несущего смерть ужаса.

И, как довершение этот кошмара, из-за стволов деревьев выскочили размалеванные дикари. Теперь им не составило большого труда расправиться с аквилонцами, потерявшими разум от боли и страха.

Ядовитые змеиные зубы достали капитана Арно — он лежал на земле, его тело сотрясалось в предсмертных судорогах, а душа уже ступила на тропу, ведущую к Серым Равнинам. Солдаты разбегались, падая под ударами пиктских топоров; жужжали стрелы с кремневыми наконечниками, воздух дрожал от стонов, воплей и боевого клича дикарей. Битва кончилась, началась резня.