— Здесь нет никакого стационарного оборудования. Да. А у меня нет лицензии на практику в этом штате. Малейшая ошибка может мне дорого обойтись. Нет, я решительно не могу взять на себя такую ответственность. — Доктор бочком двинулся к выходу, потом приостановился. — Как вы считаете, мистер Роджерс не будет в претензии, если я съеду отсюда пораньше?

— Это ваше личное дело, — ответил Франциск, хмурясь.

— Мне должны вернуть кое-что, ведь я заплатил вперед. — За маской высокомерия пряталась неуверенность.

— Думаю, мистер Роджерс сумеет это уладить.

— Да? Хорошо. — Дверца ловушки для медиков без лицензии вкрадчиво скрипнула и закрылась.

Франциск остался стоять, как стоял, в меньшей из двух спаленок девятнадцатого коттеджа. В гостиной томились Харперы, но с ними была Гарриет — голос ее, проникавший сквозь тонкую перегородку, звучал уверенно и спокойно.

Раздался стук. Франциск повернулся и увидел мистера Харпера, робко замершего в дверях.

— Доктор не знает, в чем дело. Он сказал, что надо бы сделать анализы.

— Мудрое заключение, — согласился Франциск, ободряюще улыбаясь. — Но, возможно, не следует нагнетать обстановку. Девочке все эти дни нездоровилось, а переживания последнего времени и вовсе переутомили ее. — Правдоподобно, мелькнуло в его мозгу. Впрочем, все, что мистеру Харперу требуется, это приемлемое объяснение. — Может быть, следует вызвать доктора из «Фокс-Холлоу». Он практикует в этих краях. Или давайте отвезем девочку прямо к нему. — Зная наверняка, что мистер Харпер откажется от последнего, он все же прибавил. — Хотя такая поездка всех еще больше переполошит.

Мистер Харпер помотал головой.

— Мы не хотим огласки. — Он сделал шаг к постели. — Ей не хуже?

— Я не заметил. — Это было почти правдой. — Впрочем, ей нужен пригляд. Думаю, миссис Гудмен и моя приятельница, мисс Монталье, не откажутся взять на себя роль сиделок.

— О, тут мы с женой справимся сами, — не раздумывая, ответил мистер Харпер.

Франциск понял, что перегнул палку.

— Конечно, но вам ведь понадобится поддержка. Я же сейчас пошлю кого-нибудь за врачом. Доктор Фитцфаллен скор на ногу и тут же приедет. — Он видел, какое впечатление произвела фамилия медика на мистера Харпера, и внутренне усмехнулся. Интересно, как поведет себя этот мямля, когда обнаружит, что доктор Фитцфаллен — индеец? Но это потом, мелькнуло в мозгу.

— А ей оказали первую помощь?

— Этого не потребовалось, — мягко ответил Франциск. — Я осмотрел ее, проверил пульс и дыхание и убедился, что нет переломов. Мистер Харпер, — сказал он более строго, — ваша дочь сейчас в шоковом состоянии. У нее ведь были какие-то физиологические проблемы, да? — Ему совсем не хотелось вынуждать перепуганного папашу обсуждать с ним похождения своей беспутной дочурки, однако не следовало оставлять того в заблуждении, будто все идет хорошо.

— Как вам сказать… — пропищал мистер Харпер, с трудом выдерживая взгляд темных глаз.

— Если были, — непреклонно продолжил мучитель, — лечение будет одним, если нет, то — другим. Утаив что-то, вы можете навредить своей дочери.

— Проблемы были, — выдохнул виновато отец.

— Обязательно расскажите о них врачу. Иначе дело кончится плохо. — Сухо кивнув, Франциск вышел в гостиную. — Гарриет, — сказал он, хмурясь, — позовите Джима и приходите в бар.

У Гарриет Гудмен хватило ума подчиниться не слишком учтивому повелению, не задавая лишних вопросов.

— Я пришла в ужас! — трубно провозгласила миссис Эммонс, уставясь на миссис Грейнджер, провалявшуюся полдня с мигренью и потому многое пропустившую. — Девочка была белая как бумага, как мел… Я чуть было не разрыдалась! — Она дала знак бармену смешать ей новый коктейль. С текилой, все с той же текилой, хотя тянуло ее по-прежнему к ни с чем не сравнимому бренди.

В другом конце салона сидели за столиком трое: музыкант, Гарриет Гудмен и журналист. Они держались подчеркнуто обособленно, так что двум пожилым красавицам ничего не оставалось, кроме как выплескивать излишки переполнявших их чувств на Фрэнка. И тот в них уже тонул.

— Конечно, у меня нет права настаивать, — сказал, глядя в пространство, Франциск.

— Я не люблю держать под спудом скандальчики, а этот — просто картинка. — Журналист приложился к чашке с остывшим кофе. Сделав глоток-другой, он скривился. — Боже, какая гадость!

Гарриет Гудмен мрачно сдвинула брови.

— Ребенок в критическом состоянии.

— Да, — согласился Франциск.

— Я помогала матери раздевать ее. Тело бедняжки покрыто какими-то странными… — Она замялась, подбирая определение.

— Я видел, — сказал Франциск. Очень негромко, чтобы не привлекать внимания дам, сидящих у стойки.

— Видели? — озадаченно переспросила Гарриет.

Джим Саттон вытянул шею.

— Что такое? Выкладывайте, Франциск.

Тот заколебался.

— Что-то вроде крохотных ссадин, окруженных своеобразными синячками.

Журналист покачал головой.

— Похоже, этот молодчик в постели сам дьявол.

— Это не смешно, Джим, — резко бросила Гарриет.

— Не смешно, — кивнул журналист. — Но ссадины не прыщи — они сами собой не возникают. Это ведь Лорпикар?

— Вероятно, — ответил Франциск. — Во всяком случае, я нашел ее в его спальне, совершенно раздетую и накрытую лишь покрывалом. — Он помолчал. — Шумиха вокруг дела преподобного Мастерса явно не доставила девочке радости. И если пресса опять ею займется…

— А она займется, — вставил Джим.

Франциск махнул рукой и продолжил:

— Это может совсем ее подкосить. Родители Эмилии даже сменили фамилию, чтобы избавить дочь от излишних переживаний, а тут…

— Да, — подхватила Гарриет. — Вы, безусловно, правы. Мы должны проявить максимум деликатности. Это в первую очередь касается тебя, Джим.

— И тебя, — отбил нападение тот. — Тебе ведь тоже захочется упомянуть о ней в своих нудных лекциях, так что молчи.

— Перестаньте, — с неожиданной властностью сказал музыкант, и парочка виновато притихла. — Я лишь прошу, чтобы каждый из вас придержал себя, хотя бы на первых порах — из сострадания, пока девочка не пойдет на поправку. Гарриет, мне думается, вам лучше быть рядом с Эмили, когда та очнется от шока.

— Вы, кажется, совершенно уверены, что бедняжка очнется, — раздраженно заметила Гарриет.

— Да, уверен. Я встречался с подобным. Правда, не здесь и довольно давно. — Он посмотрел в окно — на длинные тени, возвещавшие приближение ночи.

— Если вы что-то знаете, почему не скажете Харперам? — требовательно спросил журналист.

— Потому что они мне не поверят. Их убедит заключение доктора, а не мое. Джерри Фитцфаллен осмотрит Эмили и сделает свои выводы. Тогда и поглядим, совпадут ли они с моими.

Гарриет неуверенно улыбнулась.

— Родители, да. Им легче услышать плохое от человека, облеченного соответствующими правами. — Она поднялась. — Пойду, переоденусь к ужину, а по дороге навещу Харперов.

— Спасибо, — сказал Франциск и переключил все внимание на журналиста. — Ну, Джим, а как вы? Согласны помалкивать какое-то время?

Тот пожал плечами.

— Я в отпуске. В Денвере затевается крупный процесс, и на ближайшее полугодие у меня есть работа. Я сделаю вид, что ни о чем не знаю, если положение не изменится. Если всплывет еще что-нибудь, ничего обещать не могу. — Он потянулся к стакану. — Кажется, я теряю форму. Год-два назад я бы обнародовал эту историю, даже если бы меня за то прокляли. Наверное, мне все-таки пора на покой. — Журналист одним махом заглотил всю порцию рома и отвернулся к окну.

До ужина оставалось минут пять, когда тишину вестибюля огласило негромкое:

— Мистер Роджерс, нельзя ли с вами потолковать?

Распорядитель отошел от конторки.

— Конечно, мистер Франциск. Мне подняться в библиотеку?

— Если не трудно. — Музыкант стоял на площадке, придерживая неприметную дверцу.

— Лорпикар? — спросил мистер Роджерс, входя.