Он вспомнил предупреждение: одна пуля в голову или позвоночник покончит с ним навсегда. Глупо умирать, не успев еще толком воскреснуть, а она неминуемо выстрелит, как только появится граф.
— Вас ведь интересует мой саквояж, не так ли? Вы все тут очень уж любопытные, а? — Мадам Кунст больше не выглядела измученной и беспомощной беженкой, теперь перед ним стояла особа предельно собранная и уверенная в себе. — Я обещала привести его в рабочее состояние, и вы не сумеете мне помешать. — Она кивнула на отпертую укладку. — Откройте саквояж, месье Три.
Джеймс медленно повиновался. Он встал на колени и потянул крышку. Под ней обнаружился странного вида прибор.
— Это маяк, месье Три. Вытащите его очень, очень аккуратно и поставьте на медный сундук под окном. Если вы уроните или встряхнете устройство, я вас пристрелю. Вы понимаете? Пристрелю. Рука у меня не дрогнет.
С осторожностью, которой в нем прежде не наблюдалось, Джеймс вытянул из саквояжа маяк и понес его к стрельчатому окну. Он поставил прибор на сундук, молясь, чтобы тот с него не соскользнул.
— Повернитесь, месье Три, — тихо и мстительно произнесла мадам Кунст.
Джеймс снова повиновался, надеясь, что в столь крохотном помещении она не решится стрелять.
— Я не один.
— Господин граф тоже здесь? — прозвучал быстрый вопрос.
— Да.
Наемница немцев шагнула к недвижному пленнику.
— А слуга?
— Не знаю, — солгал Джеймс, надеясь, что голос его звучит убедительно. — Ему было велено приготовить машину. — Он говорил тихо, хотя все в нем кричало.
— Как удачно, — пробормотала мадам и пристально глянула на врага, словно пытаясь принять решение, потом кивнула в сторону двери. — Боюсь, вам придется пойти со мной.
Джеймс скрипнул зубами. Он чуть было не кинулся на австриячку, но его удержало надменно-насмешливое выражение ее глаз.
— Куда мы пойдем?
— Вниз. Там посмотрим. — Выцветшее трикотажное платье шпионки в неярком освещении склада сделалось розово-красным, зловещим. — Теперь идите мимо меня, месье Три. Руки за голову. — Она придвинулась ближе. — Вам прямо в затылок упирается мой пистолет. Если вы дернетесь, я немедленно выстрелю. Вам это ясно?
— Еще бы.
— Тогда медленно и осторожно откройте дверь левой рукой. Откройте пошире и отпустите.
Джеймс сделал что велено, потом осторожно выбрался на площадку. Касание пистолета леденило его.
— Теперь спускайтесь. Останавливаясь на каждой ступеньке. Очень медленно. — Ее тихий шепот металлическим шелестом отражался от каменных стен.
На четвертой ступеньке Джеймс услышал за спиной звук, не являвшийся следствием перемещений шпионки. Она явно его не слышала, так как не выказывала тревоги. Боже, ну и самонадеянность, подумалось вдруг ему. Он вгляделся во мрак, пытаясь припомнить, какая из нижних ступенек самая узкая и кривая.
— Не так быстро, — приказала мадам Кунст. — Здесь очень темно.
Джеймс послушно замедлил движение, вслушиваясь в легчайший шорох над головой. Ненадежная ступенька была уже под ногой, миг — и он благополучно ее миновал, а еще через миг что-то стремительно пронеслось мимо него, увлекая с собой мадам Кунст.
Женщина завизжала, забилась, выстрелила раз, другой. Пули рикошетом отлетели от стен, звеня и выбивая искры из камня. Одна из пуль попала ей же в плечо, и она покатилась по лестнице дальше — сначала с криком, потом с тонким воем, а вскоре оборвался и он.
— Спускайтесь же, Джеймс, — позвал Сен-Жермен. — Наша гостья уже не опасна.
На непослушных, ватных ногах Джеймс осторожно побрел вниз, чувствуя слабость в коленях.
— Спасибо, — сказал он графу.
— Это вам спасибо, мой друг. Вы действовали несколько опрометчиво, но ваша отвага достойна всяческой похвалы. — Сен-Жермен оглядел мадам Кунст. Та глухо постанывала почти лишившись сознания. — Надо перевязать ее и отвезти к доктору, сочинив для него что-нибудь правдоподобное.
У Джеймса даже не было сил рассмеяться.
— Все устроится, — уверенно заявила Мирель, в чисто французском духе передернув плечами. — Беженка заявилась в мой дом. Как я могла ее не принять, ведь она была так несчастна! Я и не знала, что у нее там с собой, и, когда случился переполох, совсем растерялась. — Она лукаво взглянула на Джеймса. — Очень любезно было с вашей стороны вооружить меня, мистер Три. Иначе я не смогла бы прогнать ночного вора. — Женская ручка нежно погладила пистолет австриячки.
— А как вы объясните все остальное? Маяк и ее рану? — спросил Сен-Жермен, почти не пряча улыбки.
Мирель наморщила носик.
— Думаю, я не стану упоминать о каком-то там маяке. Пожалуй, я просто подарю его своим горным друзьям, а те уж посмотрят, какую дичь он приманит. Что касается раны, то грабитель столь крепко вцепился в мадам Кунст, что я не могла разобрать, куда целюсь. — Она поудобнее устроилась в кресле. — Доктор из Сен-Жак-сюр-Крет не станет задавать много вопросов, потому что я ему нравлюсь, а война и немцы не нравятся. А потом — кто знает? Нашу гостью могут забрать немецкие или горные патрули. Какая разница, что с ней будет? — Красавица прижала руки к груди и умиротворенно вздохнула.
— Мирель, — произнес Сен-Жермен с легким упреком. — Она ведь не вещь. Нельзя ее так вот бросить.
— И я это слышу после того, как вас с Джеймсом чуть было не убили? — изумилась красотка. — Вы что, готовы взять ее под защиту?
— Да, — прозвучало в ответ.
Мирель встала с кресла.
— Ну-ну, — сказала она опечаленно, потом усмехнулась. — Может быть, долгожителям и позволительно играть в благородство, но жизнь моя скоротечна. И я, признаюсь, намерена потратить ее на себя.
— Вы сами сделали выбор, — напомнил ей Сен-Жермен, с чувством целуя белую пухлую ручку.
— Сама, — легко согласилась Мирель. В ее ореховых ярких глазах блеснула прежняя плутоватость. — Сейчас пусть все идет, как идет, а дальше посмотрим. — Она повернулась к американцу. — Джеймс, ты останешься на вечерок?
— Спасибо, но не сегодня. — Журналист глянул в окно, на машину.
— Тогда в другой раз. Например, завтра — в замке? — Мирель игриво хихикнула. — Ты ведь не против, правда?
— Конечно, — ответил за спутника Сен-Жермен. — Мы будем вам рады.
— Тогда до свидания, господа, увидимся завтра. У меня есть друзья, к которым стоило бы заглянуть, да и к доктору надо заехать. — Красавица любезно проводила гостей до двери и помахала вслед отъезжающему авто.
Джеймс помахал в ответ, потом покосился на графа.
— Что же будет с мадам Кунст?
— Не знаю, — тихо ответил тот.
— Вас это хотя бы волнует?
— Да. Но я теперь ничего не могу предпринять. — В салоне воцарилось молчание.
— Вот как у вас все просто, — уронил через какое-то время американец.
Сен-Жермен стиснул руль.
— Нет, Джеймс, это не просто, и не сделается простым никогда.
* * *
Письмо графа де Сен-Жермена к Роджеру.
«Тровснор-Мьюз, 7,
Лондон, Англия.
22 апреля 1950 года
Сассвер-Парк,
Лозанна,
Швейцария.
Роджер!
Твой отчет, как всегда, превосходен и о многом мне говорит.
Лучше всего, пожалуй, ликвидировать атанор, в любом случае его устройство давно устарело. Ты можешь его разобрать, но продавай по частям, и не в одном месте, а в разных. Я не хочу новых расследований. Что делать, такие сейчас времена, а впрочем, когда они у нас были другими?
Мы же чуть позже займемся расширением наших лабораторий как в Англии, так и в Италии. Кроме того, мне кажется перспективным продолжить контакты с молодым американским экспериментатором-керамистом. Интересно, как он себя повел бы, узнав, что „революционные технологии“, какие мы с ним намереваемся применить, — ровесники самого древнею и величайшего из искусств, или, проще говоря, что ему в сотрудники набивается не теоретик-ученый, а практик-алхимик? Пожалуйста, продолжай осторожное лицензирование разработок подобного рода, но все документы по-прежнему присылай на просмотр.
Береги себя, мой друг, и прими уверения в моей всегдашней к тебе приязни.
Сен-Жермен
(печать в виде солнечного затмения)».