— Так.

— Господи! — воскликнул Джеймс, возводя глаза к потолку, и через миг торжествующе засмеялся. — Видите? Я помянул имя Господне, и со мной ничего не стряслось. Будучи и вправду вампиром, как бы я мог это сделать? А вы — меня выслушать? Нечисть должна корчиться в муках, заслышав святые слова. — Не удержавшись, он весело подмигнул графу. Мир вновь становился нормальным.

— Вы вскоре поймете, что множество из поверий о нас не более чем выдумки и предрассудки. Мы вовсе не дьявольские порождения — это расхожий миф. Дайте мне распятие — и я его поцелую, дайте катехизис — и я прочту вам молитвы. Я могу процитировать изречения из Корана, Вед и других фолиантов, исповедующих различные формы религии. В молельной есть Библия. Может, ее принести? — Сен-Жермен ощутил, что задет за живое, и разрядил внутреннее волнение коротким смешком.

— Это ни с чем уж не сообразно, — неуверенно произнес Джеймс.

— Мистер Три, когда Мадлен стала вашей любовницей, вы ведь понимали, что она не походит на женщин, какие встречались вам до нее. Мне кажется, именно эта ее необычность и подогревала ваш пыл. Не надо, не надо вскидываться. Я вовсе не хочу вас задеть. И не считаю, что это наносило какой-то ущерб подлинности и глубине вашего чувства, иначе Мадлен никогда бы не вверилась вам. — Сен-Жермен умолк и в раздумье потеребил лацкан своего пиджака. — Мне несколько неловко все это обсуждать…

— Мне тоже, — быстро сказал Джеймс.

— Мне неловко, потому что я доподлинно знаю, насколько сильна ваша любовь, ибо и сам люблю ее больше всего на свете.

— И возмечтали вернуть ее, да? — с вызовом спросил Джеймс, поднимаясь со стула.

— Нет. В конце концов, Мадлен на раскопках, и хорошо, что она сделала такой выбор, если тут вообще можно нечто подобное усмотреть. — Граф вернулся к своему креслу, положил одну руку на его спинку, но садиться не стал. — Просто ради эксперимента, мистер Три, вообразите хоть на момент, что вы были убиты и стали вампиром.

Джеймс усмехнулся.

— Хорошо, я вампир. Так же как и вы, так же как и Мадлен.

— Нам, вампирам, — продолжал Сен-Жермен, не обращая внимания на иронический взгляд собеседника, — любовные связи необходимы как воздух. Немного подумав, вы сами сообразите, почему это так. Но, как только наши возлюбленные становятся нам подобными существами, возможность физической близости с ними делается нереальной. Мы постоянно нуждаемся в подключении к чужой энергетике, мистер Три, чего предложить друг другу не можем, а следовательно…

— Дерьмо, — не вытерпел Джеймс. — Я устал это слушать.

В голосе графа звякнула сталь:

— Вы выслушаете все до конца, мистер Три, или вас ждет весьма горькая участь. — Он смерил жестким взглядом строптивца, и тот, оробев, покорно опустился на стул. — Как я уже говорил, вам придется бороться за выживание, то есть искать тех, кто сможет удовлетворить ваши потребности в обмен на некоторые услуги любовного толка.

— Жизнь через секс? — вяло спросил Джеймс. — Фрейду бы это понравилось.

Брови строгого ментора сдвинулись, обозначая легкое раздражение, но он согласно кивнул.

— Да, если вы хотите наметить маршрут. Однако стремиться вам должно не к сексу, а к истинной страсти. Ведь секс зачастую главенствует там, где хотят избежать близости, то есть чешут, где чешется, вот и все. Но по-настоящему нас окрыляют лишь подлинные интимные отношения, именно стремление к ним вам и следует в себе культивировать, мистер Три. — Сен-Жермен склонил голову набок. — Вспомните, что вам давала близость с Мадлен.

Джеймс вспыхнул.

— Это словами не выразишь! Но если вы хотя бы еще раз…

— Довольно, — прервал его Сен-Жермен. — Я вовсе не хочу вас задеть. Я просто хочу указать вам на верные ориентиры.

Одно из поленьев в камине затрещало и пыхнуло жаром, наполнив комнату тяжелым запахом разогретой сосновой смолы. На пол посыпался каскад искр; мелкие красные звездочки гасли, соприкасаясь с холодным камнем.

Джеймс, сглотнув слюну, отвернулся, тщетно пытаясь найти веское рациональное возражение, способное опрокинуть вздорные доводы этого человека.

— Я не верю, — прошептал он.

Сен-Жермену не раз приходилось сталкиваться с подобными шоковыми реакциями. Он подошел к охваченному ужасными подозрениями американцу и тихо сказал:

— Вам придется принять это, мистер Три, или умереть истинной смертью, что, несомненно, больно ранит Мадлен.

— Умереть истинной смертью… — Джеймс прикусил нижнюю губу. — Как?

— Для нас, как я уже говорил, гибельно все, что вредит нервной системе. Сожжение, отсечение головы, удар, разрушающий позвоночник. Если вы решите покончить с собой, найдется немало способов, уверяю. — Граф говорил о самоубийстве спокойно, как о чем-то, не имеющем большого значения, но в глубине его темных глаз таилась печаль.

— А вода? Разве она не опасна? — быстро спросил Джеймс, изумляясь себе. Он ведь не верит в эту белиберду, а ведет себя так, словно в ней и вправду содержится зерно истины.

— Наполнив подошвы и каблуки обуви землей вашей родины, вы сможете путешествовать по воде, появляться на солнце да и вообще вести нормальную жизнь. Мы — земные создания, мистер Три. Нас ослабляет все, что разрывает контакт с ней. Хуже всего, конечно, вода, но и летать тоже… малоприятно. Мадлен говорит, что привыкла к авиарейсам, а я человек старомодный и новизны не люблю. Хотя перелеты лучше, чем морские круизы, они экономят время.

— У вас все звучит так обыденно, — сказал Джеймс после паузы.

— Вся жизнь обыденна, даже наша. — Впервые в течение этого нелегкого разговора Сен-Жермен улыбнулся. Вполне искренне и с неожиданной теплотой. — Мы подчиняемся обстоятельствам, чтобы не быть… скажем так, отщепенцами. Некоторые из нас пытаются выйти за рамки, но результаты обычно… плачевны.

— То есть если не крах, так налоги? — невесело усмехнувшись, спросил Джеймс.

Сен-Жермен покачал головой.

— Если хотите, — сказал он через секунду-другую. — Жизнь ставит условия, надо к ним привыкать.

— Странно все это, — проворчал Джеймс, пытаясь из самозащиты сыскать в ситуации нечто забавное и таким образом в случае проигрыша не потерять лица.

— Вы трое суток добирались сюда, — продолжал Сен-Жермен, принимаясь расширять брешь, обнаруженную в обороне упрямца. — Ответьте мне, как?

— Что? — Джеймс резко взмахнул рукой, словно отгоняя от себя нечто чуждое. — Ну… разумеется, не общественным транспортом, сейчас ведь война. Я шел пешком.

— В дневное время или ночами?

— А какая, собственно, разница? — Журналист побледнел. — Я… я решил, что ночью идти безопаснее. Меньше патрулей и…

— Когда вы это решили? Сразу после того, как очнулись, или когда прошли часть пути? — Вопрос звучал требовательно, не оставляя времени на раздумья.

— Я шел по ночам, — вызывающе повторил Джеймс. — Так было благоразумней. Днем солнце слишком палит, а ночью прохладно. И все хорошо видно — при полной луне.

— Мистер Три, луна в первой четверти. До полнолуния еще далеко, — сказал Сен-Жермен и пояснил, вглядевшись в ошеломленное лицо собеседника. — Но темнота нашему зрению не помеха. Признайтесь, вы ведь боялись совсем не жары, так ведь? Просто солнечный свет резал вам глаза. А потом призадумайтесь, откуда взялась ваша необычайная жизнестойкость? Может ли рядовой человек пройти пятьдесят миль с такими ранами, как у вас?

— Я… я просто шел, вот и все, — прошептал Джеймс. — Это казалось… естественным.

— Это и впрямь естественно, но только для тех…

— Кто переродился, вы хотите сказать? — взорвался американец, вновь вскакивая со стула. — Если вы будете продолжать в том же духе, я свихнусь и поверю чему угодно. — Он прошелся по комнате, потом резко повернулся на каблуках. — Вы мягко стелете, Сен-Жермен. Это ведь ваше имя, не так ли?

— Конечно. Мы как-то виделись с вами. На одном из банкетов в Париже. Я полагал, вы узнали меня.

— Я и узнал. Но прошло двадцать лет, вы должны бы выглядеть…