Что касается взглядов Я. Гримма на характер изначального языка, то здесь мыслитель опирался на классификацию языков Шлейхера – Гумбольдта. Первые слова состояли из одних корней и обозначали вещественные представления. При этом исходными были представления о себе и других, и поэтому первыми частями речи явились не имена, а местоимения (как начала всякого имени, а не заместители) и глаголы. Развиваясь в идиллической обстановке, слова обладали ясностью и непринужденностью, но в то же время были слишком перегружены, "так что свет и тень не могли в них как следует распределиться" (видимо, Я. Гримм имеет в виду, что слова сами по себе были многозначными (перегруженными), но в контексте, описывающем простые ситуации, в которых общались первые люди, слова приобретали ясность и определенность: XIX век еще не умел, а под влиянием В. Гумбольдта и не хотел, различать язык как систему слов и речь как процесс их использования).
Синтаксиса в первобытном языке не было. Слова располагались в простой последовательности, "указанной чувствами".
Первобытный язык начинает разрушаться и переходить во флективный тогда, когда "дух языка" начинает различать основные и побочные представления. Слова, обозначающие последние, в укороченном и как бы облегченном виде превращаются в определительные представления, присоединяемые к основным. Так возникают флексии, суффиксы и префиксы (и с этим надо согласиться: нет ничего в грамматике, чего сначала не было бы в лексике, только механизм грамматикализации был сложнее).
Глава 3 ЯЗЫК – ПРОДУКТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ЕСТЕСТВА, ЕГО ВНУТРЕННИХ СПОСОБНОСТЕЙ
СТОИКИ
В древнегреческой философии стоицизм был одним из самых распространенных и влиятельных направлений. Один из его основоположников, Хрисипп Соле кий (281-208 гг. до н.э.), высказывался за имена "от природы": "первые звуки подражали вещам". Но понимали стоики "отприродность" имен не так, как Кратил в одноименном диалоге Платона (имена присущи вещам от рождения, и дело установителя их открыть), и не так, как Демокрит и Эпикур (имена соответствуют существенным свойствам вещей).
Подход стоиков к этой задаче можно назвать психологическим: чувственные особенности впечатлений от вещей (мягкость, грубость, жесткость) определяют подобные же особенности звуков. Из образовавшихся таким образом слов затем развиваются новые слова на основе ассоциаций по сходству, смежности, контрасту и т.п.
Прямыми свидетельствами того, что думали стоики о том активном начале, которое устанавливало связи между вещами н словами, мы не располагаем.
Здесь придется выдвинуть гипотезу о гипотезе.
Стоики проповедовали идею логоса – разумной законодательной и управляющей силы, божества, которое создало все сущее, соединившись с материей. Процесс творчества проходит через частные логосы, порождающие отдельные вещн. Человеческие логосы – особой природы, так как человек разумен, чем отличается от всего остального мира.
Стоики ввели впервые термин "логика", которую они понимали как науку о словах (неполных высказываниях, могущих быть истинными или ложными) и предложениях (полных высказываниях). Они же впервые сформулировали так называемый классический семантический треугольник, т.е. соотношение между вещью, мыслью о ней и словом, выражающим эту мысль: между собой сопряжены обозначающее, обозначаемое и объект. Обозначающее есть телесный звук, обозначаемое – бестелесный "предмет", постигаемый рассудком и не воспринимаемый варварами, не знающими языка, объект – телесный внешний субстрат. Стоики были последовательными сенсуалистами: источником всякого знания являются чувства, логический анализ их данных накапливает опыт.
Хотя стоики не противопоставляют чувственное познание разумному, как это делали многие древнегреческие философы, но объекты этих форм познания различны. В чувственном познании человек овладевает свойствами конкретных, индивидуальных предметов путем оттисков их в душе в виде ощущения. Разум же посредством умозаключений обобщает конкретное знание в общие понятия – "предвосхищения", из которых наука создает высшие понятия.
Слова создаются именно в области чувственного познания, поскольку представляют собой ощущения и впечатления внешнего или внутреннего чувства, и, следовательно, возникновение имен может произойти без разума, просто благодаря деятельности разлитой по всему телу души. Поэтому если стоики и связывали как-то появление имен с деятельностью божественного логоса, то очень опосредованно.
Не могли принять стоики и идею установителя имен, хотя истинный мудрец, друг богов, прорицатель и кормчий, всеведающий и обладающий всеми добродетелями, – одна из ведущих категорий их этического учения. Однако, как признавались сами стоики, такой мудрец-абстрактный идеал, и даже лучшие философы были лишь на пути к нему. Следовательно, установителя имен не могло существовать.
Согласно стоикам, человек особым образом сопричастен всеобщему разуму и мировой душе (логосу), которая предопределила его предназначение быть таким разумным животным, которое по природе предназначено к общению с себе подобными. И естественно, что природа человека, его душа, хотя и очень тонкая, но телесная созидающая сила, создала для осуществления его предназначения язык.
В изложении Августина (354-430) стоики представляли себе это следующим образом. Некоторые первые слова обладали сходством по звучанию со звучанием обозначаемой вещи, т.е. были звукоподражательными. Ощущение звучания вещи формировало звучание слова – положение, которое отвергает Сократ в "Кратиле". Примерами таких слов являются hinnitus 'ржание лошадей', clandor 'звучание труб', stridor 'скрип цепей'.
Для тех же предметов и явлений, которые не звучат, имеет значение, как они воздействуют на чувства (а не каковы они в действительности, как это у атомистов). В соответствии с этим и подбираются звуки для их обозначения. Например, мягко звучат слова lene 'мягкое', voluptas 'наслаждение', mel 'мед'. Неприятное обозначается грубыми звуками: asperitas 'грубость', crux 'крест'. Жесткими словами являются acre 'острое', lana 'шерсть', veprus 'терн'. Согласие ощущения вещи с ощущением звука стоики считали как бы колыбелью слов, говорит Августин.
Как частные логосы несут в себе семена, из которых разовьется полная вещь, в том числе душа и тело человека, так и из начальных слов "вольность называния" создает все другие слова. При этом используются подобные впечатления от самих вещей, ассоциации, как будут говорить в XVIII в., по сходству. Пример, приведенный Августином, правда, несколько неуклюж: crura 'ноги' произошла от crux в силу сходства ног по длине и твердости с деревом, из которого сделан крест.
Другой способ получения новых слов – перенос старых слов на смежные предметы. Слово piscina "бассейн'получилось из piscis 'рыба' "по причине воды, в которой живут рыбы". Следующий прием – называние по контрасту: темная lucus 'роща' от lucet 'светит', bellum 'война' от bella 'прекрасная'.
Называние по смежности имеет много разновидностей: что делается получает название от того, с помощью чего делается – слово foedus 'союз' произошло от foeditas 'поросенок, который приносится в жертву при заключении союза'; от средства к результату (от puteus 'колодец' к potatio 'питье*); от содержащего к содержимому и наоборот (от orbis 'круг' образовался urbs 'город', который опахивают кругом, и из hordeum 'ячмень' получился horreum 'овин*); от части переходят к целому и от целого – кчасти(тисго 'острие меча' и 'весь меч*).
У бесчисленного количества слов происхождение скрыто, но его можно установить.
Механизм ассоциативного переноса значений слов является основным объяснением их многозначности, и стоики прекрасно это поняли. Но для раскрытия причин и закономерностей создания новых слов он недостаточен. Здесь необходим учет целого ряда внутренних и внешних для языка факторов, в частности системные отношения слов в языке, способы словообразования, свойственные ему, потребности общения – появление новых предметов, изменение социальных отношений, развитие аналитизма и синтетичности внутреннего мира людей, их мышления.