Политрук вздохнул и вывалился наружу.
До утра он не появлялся.
Едва рассвело, Василий Иваныч, достав свою любимую саблю, уселся напротив отполированного самовала и начал основательно бриться, в смысле, делать так, чтобы выглядеть перед дамами (если оные предвидятся) не совсем заросшим, а немного.
. . .
В доме архиерея матерились.
Поручик Ржевский и Пьер Безухов не могли решить, кто первый пойдет на разведку.
Перепалка продолжалась уже третий день.
. . .
Когда в поезде кончилось все, что можно было съесть, включая ананасы и запасы рябчиков, Василий Иванович заявил, что пора принимать решительные меры и недвусмысленно посмотрел на Петьку.
Петька же заявил, что насчет мер он уже решил, на том и порешили.
За хавкой послали Фурманова.
. . .
В доме архиерея дрались.
Выбранный общим собранием в составе поручика Ржевского и Пьера Безухова Ржевский наотрез отказывался идти в разведку, мотивируя это тем, что если его убьют, Наташа Ростова сойдет с ума, а Пьер вообще смухлевал со своей монеткой, и что всему полку известно, что у него там четыре головы на два орла.
На разведку Пьеру было глубоко плевать, но честь жены и монетки его немного волновали.
Бинты и йод в доме архиерея кончались...
Глава седьмая
Итак, постепенно, шаг за шагом, абзац за абзацем, мы приближаемся к минуте, когда встретились, наконец, два противоположных фронта - поручик Ржевский и просто Петька из легендарной дивизии Василия Ивановича.
Посланный за питанием Фурманов бесследно пропал.
Василию Ивановичу очень недоставало провианта, но рисковать он не решался.
После полутора суток, проведенных в темноте и без провизии, дивизия Василия Ивановича, точнее, то, что от нее осталось, начала скучать.
Из темного угла почтового вагона раздавались томные вздохи Анки, заставлявшие Петьку издавать не очень приличные в обществе звуки.
Внезапно где-то под днищем вагона зашуршало.
-- Фурман ползет, - сказал Петька в предвкушении чего-нибудь перекусить.
Шуршание притихло.
Поручик Ржевский, проигравший в биллиард Пьеру и вследствие этого посланный на разведку, не расслышал первое слово и, приняв его за ругательство, искал теперь булыжник покрупнее.
Вскоре по двери постучали. Но это был не нежный Фурмановский звук, так знакомый Анке, а грубое громыхание тяжелым предметом.
-- Кто там есть, извольте вылезть! - потребовал Ржевский.
Из вагона появились мощные руки, втащившие поручика внутрь. По несчастливой случайности сабля его осталась снаружи.
Петька, поймавший, собственно, Ржевского, был немало удивлен.
-- Василь Иваныч, никак, беляк!
-- Точно, беляк! Ишь ты какой... А на картинке - зверь зверем... А тут недоносок какой-то...
-- Сам недоносок! - обиделся Ржевский. - Как ты разговариваешь с офицером?!
Он попытался встать, но крепкие руки Петьки держали его.
-- С каким офицером? - поинтересовался Василий Иванович. - У тебя ж на харе неконченая говназия... Или как ее?
-- Гимназия, - сказал Ржевский хмуро и насупился - что было, то было. - А за харю ответишь, мужик! - заявил он плаксиво.
-- Мужик, - согласился Василий Иванович. - А ты что, баба что-ли?
Подошедшие бойцы Чапаевской дивизии дружно загоготали - они считали Василия Ивановича изрядным остряком.
-- Петька, держи его, надо Фурманову показать...
-- Зачем? Пытать будем?
-- Не-е-е... Что ж мы, изверги? Просто он можа тоже не видел...
-- Кого, беляков-то? Знамо, не видел! Это ж теперича редкость-то какая! Тока где энтот Фурманов-то?
-- Не знаю... Кто бы поискал.
-- Я б с радостью, Василий Иванович, но ведь надо ж его сторожить...
-- А!.. Да Анка посторожит!
-- Что?! - вскипел Ржевский. - Юбка будет охранять белогвардейского офицера?! Я повешусь!
-- Потом, - сказал Чапаев. - Погодь пока, на тебя наш политрук посмотрит...
-- Я! Я!!! Я сбегу, ей-богу...
-- Бога нет, это опиум для народа, - сказал Петька заученно.
-- Точно, - подтвердил Василий Иванович.
-- О, боже, идиоты!
-- Бо...
-- Заткнись, урод!
Мощная зуботычина повергла поручика на пол, в тот угол, где храпела Анна Семеновна.
Ударившись о что-то мягкое, которое тут же вскочило и звучно рыгнуло, поручик понял, что шутки с Чапаевскими бойцами плохи.
-- А за что, то споймал эту живность...
-- Но-но! - раздалось из угла, но уже более миролюбиво.
-- Эту живность, - подчеркнул Василий Иванович и сделал эффектную паузу. - Так вот, за это я тебе... я... тебе... благодарность, во! Сообщим в Москву, - сказал он важно.
-- Служу Советскому Союзу!
-- Кому-кому?!
-- Там видно будет...
. . .
-- Мадам! - поручик попытался заигрывать с Анкой.
Та отнеслась к его притязаниям молча и без должного понимания.
Получив удар пяткой между ног, поручик изумленно замолчал и подумал про себя "Кто же только научил-то..."
-- Эй, беляк! Дом вон тот, белый, ваш?
-- Бордовый, что ли?
-- Нехай бордовый... Эстет хренов. Так ваш?
-- Наш...
-- Народу много там?
-- Один.
-- Один? П...дишь!
-- Ей-бо!
-- Ну, как же один? А Деникин где?
-- А при чем тут Деникин?
-- И то верно, ни при чем... А что за типчик? В смысле, там?
-- Пьер Безухов... Известная личность! Да вы, наверное, не читали "Войну и Мир" господина Толстого?
-- Нет, конечно... Вот еще глупости! Безухов говоришь... Ну, будет еще и Безногов, Безруков, Безглазов и Без... Ну, это не при бабе будь сказано.
-- Это ж почему? - встряла Анка. - Мине интересно!
-- Ну, сама знаешь, Без-какой.
-- А-а-а!!! Гы-гы-гы...
Совершенно внезапно появился Фурманов.
Он ничего не объяснял, только протянул корзину с едой - тремя вареными курицами, двумя пожухлыми "Баунти" и пятью "Сникерсами" (Jesus, опять меня понесло).
Как выяснилось из дальнейшего разъяснения, Фурманов спрятал красноармейскую одежду в дупле какого-то дерева, а сам в кальсонах принялся прогуливаться по деревне.
В таком виде он оченно понравился какой-то генеральше, дальнейшие события двух ночей и одного дня не пропущены внутренним цензором автора, но генерал остался им доволен, так как сам был уже не в форме, а супруга ему изрядно закапала мозги и мундир (сами понимаете, что я имею в виду), и подарил Фурманову свои старые штаны и перечисленный выше набор провизии.
-- А мы тута беляка споймали! - заявил Петька.
-- Иди ты!
-- Как на духу! Да вот он, смотри...
Ржевский подумал, что сейчас его, наверное, будут пытать или бить, что, в принципе, для него было одно и то же.
-- Пытали? - деловито осведомился Фурманов.
Поручик испуганно зажмурился.
-- Нет еще, - сказал Василий Иванович. - Да и незачем... Он все уже повыболтал...
-- Как - незачем? Попытать всегда полезно!
-- Не надо меня пытать, - заявил Ржевский. - Что это еще за новости? Хотите, я вам лучше анекдот расскажу.
-- Не надо! - сказала Анка. - Слово-то какое неприличное - анекдот...
-- Да, ты не очень-то, при бабах, - сказал Василий Иванович. - А то щас же шлепнем...
Ржевский повторно зажмурился.
-- Кто ж его поймал-то? - поинтересовался Фурманов.
-- Петька, - сказал Василий Иванович с гордостью.
Фурманов посмотрел на Петьку с ненавистью и сильной завистью. Петька на него - с тем же. После обмена любезностями они разошлись по разным углам вагона.
