— А по лицу не скажешь, что — дурак.— И ушел окончательно в протокол.

В это время в сельсовет вошла немая. Остановилась на пороге, посмотрела испуганными глазами на милиционера, на брата...

— Мэ-мм?— спросила она брата.

Степан растерялся.

— Ты зачем сюда?

— Мэ-мм?— замычала сестра, показывая на милиционера.

— Это сестра, что ли?— спросил тот.

— Но...

Немая подошла к столу, тронула участкового за плечо и, показывая на брата, руками стала пояснять свой вопрос: «Ты зачем увел его?»

Участковый понял.

— Он... Он!— показал на Степана.— Сбежал из тюрьмы! Сбежал! Вот так!..— Участковый показал на окно и «показал», как сбегают.— Нормальные люди в дверь выходят, в дверь! А он в окно — раз и ушел. И теперь ему будет...— Милиционер сложил пальцы в решетку и показал немой на Степана.— Теперь ему опять вот эта штука будет! Два,— растопырил два пальца и торжествующе потряс ими.— Два года еще!

Немая стала понимать. И когда она совсем все поняла, глаза ее, синие, испуганные, загорелись таким нечеловеческим страданием, такая в них отразилась боль, что милиционер осекся. Немая смотрела на брата. Тот побледнел и замер — тоже смотрел на сестру.

— Вот теперь скажи ему, что он дурак, что так не делают нормальные люди... Братья ваши небось не сделали бы так.

Немая вскрикнула гортанно, бросилась к Степану, повисла у него на шее.

— Убери ее,— хрипло попросил Степан.— Убери!

— Как я ее уберу?..

— Убери, гад!— заорал Степан не своим голосом.— Уведи ее, а то я тебе расколю голову табуреткой!

Милиционер вскочил, оттащил немую от брата... А она рвалась к нему и мычала. И трясла головой.

— Скажи, что ты обманул ее, пошутил... Убери ее!

— Черт вас!.. Возись тут с вами...— ругался милиционер, оттаскивая немую к двери.— Он придет сейчас, я ему дам проститься с вами!— пытался он втолковать ей.— Счас он придет!— Ему удалось наконец подтащить ее к двери и вытолкнуть.— Ну, здорова!— Он закрыл дверь на крючок.— Фу-у... Вот каких делов ты натворил — любуйся теперь.

Степан сидел, стиснув руками голову, смотрел в одну точку — в пол.

Участковый спрятал недописанный протокол в полевую сумку, подошел к телефону.

— Вызываю машину — поедем в район, ну вас к черту... Ненормальные какие-то.

А по деревне, серединой улицы, шла, спотыкаясь, немая и горько мычала — плакала.

Летит степью паровоз. Ревет.

Деревеньки мелькают, озера, перелески... Велика Русь.

Максиму Воеводину пришло в общежитие письмо. От матери.

Через поля, через леса, через реки широкие долетел родной голос, нашел в громадном городе.

— Максим! Письмо...

Максим присел на кровати, разорвал конверт и стал читать.

В шуме и гаме большой людной комнаты рабочего общежития зазвучал голос матери:

— Здорово, сынок Максим!

Во первых строках нашего письма сообщаем, что мы живы-здоровы, чего и тебе желаем. Стретили на днях Степана. Ничто пришел, справный. Ну, выпили маленько. Верка тоже ничто — здоровая. А отец прихваривает, перемогается. А я, сынок, шибко хвораю. Разломило всю спинушку, и ногу к затулку подводит — радикулит, гад такой. Посоветовали мне тут змеиным ядом, а у нас его нету. Походи, сынок, по аптекам, поспрашивай, можа, у вас есть там. Криком кричу — больно. Походи, сынок, не поленись... Игнату тоже написать хотела, а он прислал письмо, что уедет куда-то. А жене его не хочу писать — скажет: пристают. Он чо-то обижается на тебя, сынок. Не слушается, говорит. Вы уж там поспокойней живите-то, не смешите людей — не чужие небось... Походи, сынок, милый, поспрашивай яду-то. Может, поправилась бы я...

Максим склонился головой на руки, задумался. Заболело сердце — жалко стало мать. Он подумал, что зря он так редко писал матери, вообще почувствовал гнетущую свою вину перед ней. Все реже и реже думалось о матери последнее время, она перестала сниться ночами... И вот оттуда, где была мать, замаячила черная беда.

Было воскресенье. Максим надел выходной костюм и пошел в ближайшую аптеку.

В аптеке было мало народа. Максим выбрал за прилавком молодую хорошенькую девушку, подошел к ней.

— У вас змеиный яд есть?

Девушка считала какие-то порошки. Приостановилась на секунду, еще раз шепотом повторила последнее число, чтобы не сбиться, мельком глянула на Максима, сказала «нет» и снова принялась считать. Максим постоял немного, хотел спросить, как называется змеиный яд по-научному, но не спросил — девушка была очень занята.

В следующей аптеке произошел такой разговор:

— У вас есть змеиный яд?

— Нет.

— А бывает?

— Бывает, но редко.

— А может, вы знаете, где его можно достать?

— Нет, я не знаю, где его можно достать.

Отвечала сухопарая женщина лет сорока, с острым носом, с низеньким лбом. Кожа на лбу была до того тонкая и белая, что кажется, сквозь нее просвечивала кость. Максиму показалось, что женщине доставляет удовольствие отвечать «нет» и «не знаю». Он уставился на нее.

— Что?— спросила она.

— А где же он бывает-то? Неужели в целом городе нет?!

— Не знаю,— опять с каким-то странным удовольствием сказала женщина.

Максимом стала овладевать злость. Он не двигался с места.

— Еще что?— спросила женщина. Они были в стороне от других, разговор их никто не слышал.

— А отчего вы такая худая?— спросил Максим. Он сам не знал, что так спросит, и не знал, зачем спросил,— вылетело. Очень уж недобрая была женщина.

Женщина от неожиданности заморгала глазами. Максим повернулся и пошел из аптеки.

 «Что же делать»,— думал он.

Аптека следовала за аптекой, разные люди отвечали одинаково: «Нет», «Нету».

В одной аптеке Максим увидел за стеклянным прилавком парня.

— Нет,— сказал парень.

— Слушай, а как он называется по-научному?— спросил Максим.

Парень решил почему-то, что и ему пришла пора показать себя «шибко умным»,— застоялся, наверное, на одном месте.

— По научному-то?— переспросил он, улыбаясь.— А как в рецепте написано? Как написано, так и называется.

— У меня нет рецепта.

— А что же вы тогда спрашиваете? Так ведь и живую воду можно спрашивать.

— А что, не дадут без рецепта?— негромко спросил Максим, чувствуя, что его начинает слегка трясти.

— Нет, молодой человек, не дадут.

Это снисходительное «молодой человек» доконало Максима.

— До чего же ты умница!— тихо воскликнул он.— Это же надо такому уродиться!..— Максим, должно быть, изменился в лице, ибо парень перестал улыбаться.

— Что вы хотите?— серьезно спросил он.

— Хочу тебе клизму поставить, молодой человек.

— Что вам надо?!— опять очень громко спросил парень, явно желая привлечь внимание других людей в аптеке.

Максим вышел на улицу, закурил. В душу вкралось отчаяние.

В одной очень большой аптеке Максим решительно направился к пышной, красивой женщине. Она выглядела приветливее других.

— Мне нужен змеиный яд,— сказал он.

— Нету,— ответствовала женщина.

— Тогда позовите вашего начальника.

Женщина удивленно посмотрела на него.

— Зачем?

— Я с ним потолкую.

— Не буду я его звать — незачем. Он вам не сможет помочь. Нет у нас такого лекарства.

Максим засмотрелся в ее ясные глаза. Ему захотелось вдруг обидеть женщину, сказать в ее лицо какую-нибудь тяжкую грубость, чтобы ясные глаза ее помутились от ужаса. И не то вконец обозлило Максима, что яда опять нет, а то, с какой легкостью, отвратительно просто все они отвечают это свое «нет».

— Позовите начальника!— потребовал Максим.

И тут, вместо того чтобы грубо оскорбить женщину, Максим жалобным голосом вдруг сказал:

— У меня мать болеет.

Женщина оставила официальный тон.

— Ну нет у нас сейчас змеиного яда, я серьезно говорю. Я могу дать вам пчелиный. У нее что, радикулит?

— Ага.

— Возьмите пчелиный. Змеиный не всегда и нужен.

— Давайте.— Максиму было стыдно за свой жалобный тон.— Он тоже помогает?