Политики, являющиеся на третьем уровне и населяющие точку D-3, пытаются вернуться к „доброму старому времени“, восприняв зафиксированные в M-3 тексты как социокультурно значимую цель, и с этого момента начинается полагание человеком новой повседневности: не той, конечно, что удерживается как цель, но той, которая лучше сегодняшней. Сам процесс полагания новой повседневности выразился в Великой Колонизации, реформах Ликурга, Клисфена и Солона. Новая повседневность позднее получила наименование „классика“. Затем была населена точка R-3, откуда Платон и Аристотель вышли в методологический пласт сознания. Такова структура ментального мира классической Греции.

Теперь об использованном инструменте.

Инструмент, использованный в данной работе, представляет собой мыслеформу. Чтобы его передать, я должен был показать, как им пользоваться и, пусть приблизительно, описать, что он собой представляет, надеясь на то, что внимательный и проницательный читатель узнает остальное из собственного опыта. Это и было мною сделано.

Поскольку настоящая работа есть, по сути, передача инструмента читателю, то историография, в ее классическом смысле, становится здесь не нужна. Мне отнюдь не требуется анализировать мнения всех авторов по затронутым в работе проблемам античной истории. Достаточно сравнить инструменты исследования и как-то типологизировать их, ибо мы уже показали, что пользование сходными инструментами не может не привести к сходным конструкциям исторического процесса.

Историк будущего, на мой взгляд, должен уметь использовать совершенно разные инструменты, в зависимости от проблемы, которая перед ним стоит. Наивно искать абсолютный инструмент — его просто не существует, как не существует абсолютной науки. Историк, решающий все проблемы с помощью одного и того же инструмента, иногда напоминает слесаря, всем инструментам предпочитающего напильник. Конечно, когда строят дома с помощью одного только топора, это не может не вызвать восхищения, но все-таки не лучше ли иметь в запасе что-то еще…

Марксистская методология исторической науки достаточно долго применявшаяся в нашей стране в качестве инструмента для исторических исследований, представляет из себя довольно интересный феномен. Инструмент марксистского исследования — анализ классовой структуры общества, выявление угнетенных и господ и построение исторического процесса на этом, всегда одном и том же, системообразующем конфликте. Значимость различных пластов сознания, менталитета и пр. марксистами всегда отвергалась напрочь.

Картины прошлого, полученные с помощью этого инструмента, известны читателю. Собственно говоря, единственный грех марксистов состоит в том, что они признают единственной правдой ту, что добыта их инструментом, в том, что они абсолютизировали инструмент.

Однако, не все, кто вынужден был работать в марксистской парадигме, придерживались ортодоксии. Умные и яркие люди подбирали себе инструмент, который иногда использовался основателями марксизма, но никогда не был ими применен к самому марксизму. Этот инструмент — диалектика. Смысл этого инструмента состоит в определении любого понятия через его противоположность и движение. Одним из величайших мастеров, использовавших этот инструмент когда-либо, был А.Ф.Лосев. Чтобы ярче представить суть диалектики, приведу цитату из воспоминаний А.Г.Спиркина О личных встречах и беседах с А.Ф.Лосевым. — Античная культура и современная наука. М.,1985: „Я спросил в ходе нашей беседы у А.Ф.Лосева „Что такое точка?“ Он ответил очень неожиданно и оригинально:

„А что такое бесконечность?“ Ответ гласил:

Алексей Федорович очень часто употребляет термин „идея“ в необычном для моего сознания смысле. Однажды я спросил его: „Что такое идея вещи?“ В ответ на мой вопрос он спросил: „А ты знаешь, что такое скорость?“ Я сказал, что знаю. „А что такое бесконечная скорость, ты знаешь?“ Я ответил, что представляю. „А если тело движется с бесконечной скоростью, не значит ли это, что оно занимает сразу все возможные точки своего движения и двигаться ему больше некуда?“ И на это я ответил, что понимаю. „А если телу некуда двигаться, не значит ли это, что оно покоится?!“ — „Верно,“- замечаю я. „Так вот, — сказал Алексей Федорович, — идея материальной вещи есть сама такая материальная вещь, которая движется с бесконечной скоростью, сразу обнимает все точки своего движения, а следовательно, покоится. А это значит, что такая вещь, которая все обнимает и ни в чем препятствия для себя не терпит, есть идея вещи в смысле принципа ее бытия“.[39, c. 335–336]

В исследовании античности этот инструмент применен, например, Ф.Х.Кессиди „От мифа к логосу“[25] и во множестве статей. Почти прямо и безусловно отказываясь от марксизма как инструмента исследования

Ф.Х.Кессиди ищет в истории греческого духа диалектические закономерности и, естественно, находит их, — история столь многогранна, что любой инструмент найдет в ней нечно для себя. Диалектика, пожалуй, наилучшим образом подходит как инструмент для изучения истории духа (течения ментальных процессов). Однако, диалектика избегает структур: она в вечном поиске противоположности и движения, она не видит в мире ничего постоянного, а сходству исторических ситуаций только удивляется, но не делает из него серьезных выводов. Поэтому когда диалектику пытаются применить к истории духа в связи с историей материальной культуры и социальных отношений, получается довольно загадочная картина, полная внутренней недосказанности и почти хаотического движения понятий. Наш инструмент включает в себя диалектику в качестве детали: сам процесс перехода, точка, раскрывающаяся как процесс, шаг с уровня на уровень (качественный скачок) — все это есть, но не абсолютизируется нами. Марксистская парадигма, вообще говоря, тоже упаковывается в наш инструмент. Это R-1, то есть осознание предметной деятельности как самоценной и основной. Но исследователь, следующий марксизму, оказывается в точке R-1 после посещения R-2 и R-3. (Как это ни парадоксально, он посещает их, всюду таская за собой первый уровень.) Из точки R-1 точки рефлексии верхних уровней представляются как одурачивание масс (исключение делается только для науки). Общество, построенное по Марксу, несет в себе кошмарные искажения ментального мира, освободиться от которых невозможно, не владея средством управления порождением мыслеформ. [см. об этом 26]

Наш инструмент отдаленно напоминает структурализм. Поэтому необходимо четко удержать отличие одного от другого. Мы в состоянии структурировать ментальный мир, разбивая его на смысловые пласты по критерию пласт метапласт (ср. логика — металогика, математика — метаматематика). То же самое делают структуралисты, занимаясь поиском „социологики“ [см. 19] в структуре города, обычаях, еде и т. д. Основатель структурализма Леви-Стросс [27] ищет „социологику“ в ритуале, предполагая, что она представляет собою своеобразный „текст“, стоящий за ритуалом и направляющий его. Этот „текст“ принадлежит бессознательному, потому его трудно вербализовать, но он-то как раз и представляет собою искомую ментальную структуру, которая у разных племен воплощается по-разному. Безусловно, дионисийский ритуал управляется бессознательным началом его участников. С этим весьма трудно спорить, однако представлять это начало ввиде „текста“ кажется невозможным и ненужным делом. Можно искать „социологику“ в каких угодно социальных проявлениях и находить ее там, однако, при этом совершенно теряется проблема отражения этой „социологики“ в сознании тех, чью „социологику“ исследует структуралист. Для нас важно состояние исследуемого субъекта и связь между состоянием и формой его проявления (dm,dd,dr на любом фрактальном этаже). Для структуралиста более интересным представляется проговаривание той логики, которой, по его мнению, подчиняются действия субъекта, но его почти не интересует сам субъект. Но, разумеется, если в качестве своеобразного „текста“, раз-навсегда заданного определением (3), принять последовательность точек на уровнях структуры ментального мира, наш метод исследования весьма похож на структурализм.