– Оставь нас! – крикнул Эвандар Даландре. – Держись подальше и готовься к бегству!

Дрожа, как от озноба, она подчинилась и, развернув коня, покинула ряды войска. Остановившись у обочины, она следила, как дружина Эвандара проносится мимо. Но все ее страхи и предосторожности оказались напрасны в тот день.

Когда они приблизились к вражескому войску, выстроившемуся на равнине, из рядов рысцой выехал герольд с жезлом, обвитым цветными лентами на дэверрийский манер. Эвандар отдал какой-то приказ, его воины, бряцая оружием, выстроились полукругом у реки. Противники, в черных шлемах и кольчугах, развернулись лицом к ним, но держались на расстоянии. Не в силах сдержать любопытство и страх за жизнь своего возлюбленного, Даландра пустила коня в галоп и догнала Эвандара в тот момент, когда он выехал навстречу герольду. Словно подражая ей, один из вражеских воинов подъехал к герольду, сняв шлем и опустив копье острием вниз.

Когда представители обеих сторон встретились между рядами войск, Даландре пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы сохранить учтивость и сдержать вопль отвращения: хотя с виду и герольд, и его спутник выглядели как люди и одеты были по-людски, лица их были гротескно искажены – у герольда оно распухло и обвисло, кожа висела крупными складками вокруг бородавчатой шеи, а у воина смахивало на лисью морду. Острые уши его и загривок были покрыты рыжеватой шерстью, черные глазки-бусинки поблескивали над вытянутым, острым носом. В довершение всего герольд был еще и лыс, и горбат, но заговорил он по-эльфийски, чисто и музыкально:

– Что привело тебя на поле боя, Эвандар? Мой лорд не совершил ничего дурного ни против тебя, ни против твоих подданных!

– Он поступил дурно, добрый герольд, с человеком, которого я почитаю своим, ради безделушки, случайно оброненной на моей земле, а потому, согласно уговору, принадлежащей мне!

Герольд обернулся к воину, стоявшему за ним, и складки кожи заскрипели, будто рассохшиеся половицы. Воин склонил голову, отвечая на невысказанный вопрос, и пришпорив лошадь, подъехал к герольду. С минуту они с Эвандаром молча рассматривали друг друга; герольд, смертельно побледнев, потихоньку попятился назад. Даландра заметила, что глаза этого древнего создания были розовые и слезились.

– Слова, сказанные тобою, лишены малейшего смысла, – произнес наконец предводитель Темной дружины. – Что это за безделушка?

– Свисток, изготовленный из чьей-то кости, – ответил Эвандар. – Его обронил, несомненно, кто-то из твоих соглядатаев. Я отдал свисток человеку по имени Родри, и вот теперь кто-то из твоих проныр крадется за ним, чтобы вернуть свисток обратно!

– Мне об этом ничего неизвестно. Никогда не владел я костяным свистком и не видел ничего подобного.

Эвандар, прищурившись, пытливо посмотрел на него. Герольд заерзал в седле.

– Скажи мне вот что, – снова заговорил Эвандар. – Приходилось ли тебе когда-либо видеть или принимать услуги от существа, чья голова приплюснута и вытянута, как у барсука, а тело покрыто серым мехом, одетого так, как одевались мужи Дэверри, когда только прибыли на свою новую родину?

– А на какое имя он откликается?

– Не знаю. Но на шее он носит гривну, скрученную из золотого прута.

– Был такой, признаю, но он давно уж не служит мне. Кое-кто из моего народа презрел мою власть и ушел. То же самое, как я слыхал, приключилось и с тобой, Эвандар. – Он усмехнулся, раздвинув темные губы так, что обнажились острые белые клыки. – Кажется, от тебя ушла жена. Или слухи неверны?

– Государь! – воскликнул герольд, становясь между собеседниками. – Если мы прибыли сюда, чтобы предупредить войну, не стоит говорить столь резким тоном!

– Ступай прочь, старик, – ответил воин лисьего образа. – Мы с братом способны договориться сами!

Даландра ахнула: неужели это и есть истинная родня и истинный облик ее возлюбленного? Эвандар, слушая своего противника, так небрежно развалился в седле, так светло улыбался, – он выглядел как настоящий эльф, если не считать невозможного оттенка волос… Нет, она не могла, она отказывалась поверить, что он может принадлежать к другому племени!

Удрученный герольд отступил.

– Женщинам часто надоедают мужчины, – заметил Эвандар, все еще улыбаясь. – Займись своими мятежниками, а я займусь своими. Итак, ты утверждаешь, что наш приятель с острым рыльцем не подчиняется тебе?

– Именно. И он, и некоторые другие оставили меня, заявив, что нашли себе более могущественных покровителей. Поначалу я думал, что они переметнулись к тебе.

– Ничего подобного. Женщина, только что упомянутая, тоже говорила мне о каких-то новых и могущественных друзьях.

Братья (если их действительно можно было так назвать) надолго замолчали, пригнувшись к шеям коней и сверля друг друга взглядами так, словно надеялись прочесть сокровенные тайны. Наконец воин-лис, проворчав нечто неразборчивое, откинулся назад и повернул копье острием вверх.

– Нынче не время для усобиц между нами. Я дам тебе оружие против того бунтовщика.

– Прими мою искреннюю благодарность за это, но оружие прошу вручить вот этой женщине, моей спутнице, ибо именно ей оно понадобится.

Темный воин повернулся к Даландре, словно только что заметил ее присутствие, потом, снова проворчав что-то, бросил ей свое копье. Она поймала его одной рукой и удивилась, какое оно длинное и тяжелое – крепкое дубовое древко, бронзовый наконечник в форме листа, вставленный хвостовиком в дерево и прикрепленный бронзовыми полосами.

– Ты можешь придать ему такую длину, какую пожелаешь, – сказал он и обратился к своему брату: – Прощай, Эвандар, и да будет мир между нами, пока не уладится это дело!

– Прощай, брат. Но я бы хотел, чтобы мир между нами установился раз и навсегда!

Воин-лис только фыркнул в ответ. Одним взмахом руки он велел своему коню развернуться и поскакал к ожидающему войску.

С ревом, подобным шуму воды, прорывающей сухую плотину, все они тотчас унеслись прочь, подняв облако пыли; крики, гиканье, бренчание сбруи и топот копыт смешались в такой шум, что наступившая в конце концов тишина показалась оглушительной. Пыль осела, и не осталось никаких следов вражьего войска, кроме потоптанной и смятой травы. Дружина Эвандара сплотилась вокруг него, обмениваясь тихими выражениями разочарования.

– Мы едем домой! – объявил он. – Далла, это копье, пожалуй, великовато, чтобы ты тащила его в земли людей!

Он протянул к копью руку, щелкнул пальцами и, развернувшись, отправился в обратный путь. Копье в руке Даландры затрепетало, как живое, и сократилось так быстро, что она едва не выронила его. Прижав копье к луке седла, она удерживала его с трудом, пока оно, дергаясь и извиваясь, не превратилось в кинжал. Правда, это был не совсем обыкновенный кинжал – листообразный бронзовый клинок с грубой деревянной рукоятью. Рассмотрев его поближе, Даландра заметила, что бронзовая полоска крепления украшена чеканными фигурками драконов.

– Далла! Поехали! – позвал Эвандар. – Здесь опасно долго оставаться!

Она засунула кинжал за пояс и догнала Эвандара. Всю дорогу домой, по зеленеющим лугам, она держалась чуть позади, разглядывая его стройную спину, гриву золотых волос, всю его фигуру, так изящно скроенную на эльфийский лад, и пыталась вообразить, как же на самом деле он выглядит, когда чары ложатся на него.

– Признайся, малыш Ираэн, – сказал лорд Эрдир, – твой Родри – сумасшедший?

– Я бы так не сказал, господин, впрочем, мы с ним всего год как знакомы…

– Понимаешь, я все думаю, как это все ему видится. Видятся вещи, которых на самом деле нет! То есть мы все думаем, что их нет… – не найдя более точных слов, Эрдир с досады прикусил свой длинный седой ус.

По счету времени смертных зимнее солнцестояние уже давно миновало, а до весеннего равноденствия оставалось еще несколько недель. Кутаясь в толстые плащи, лорд и его «не вполне настоящий» наемник прогуливались по наружному двору Дан Гамаллина, где Ираэн и Родри провели зиму, нанявшись к лорду в отряд. Хотя солнце едва поднялось, слуги уже были все за работой – носили дрова и продукты в кухню, ухаживали за лошадьми в конюшне. Зевая и растирая замерзшие руки, ночная стража как раз спускалась со стен.