– Ну вот мы и пришли, – сказала Даландра. – Взгляни на город смертных!

Они поплыли сквозь туман, словно птицы, парящие в вышине, потом по виткам невидимой спирали стали спускаться все ниже, ниже, пока туман не исчез, открыв усыпанное звездами небо. Под ними раскинулся большой город, мерцающий в вечернем зное Бардека. Там и тут на темных улицах мелькали золотыми искорками фонари в руках горожан, расходящихся по домам. Только посредине обширное освещенное пространство обозначало рыночную площадь – там виднелись пестрые флажки, расписные палатки. За пределами этого геометрически правильного пространства улиц и огней простиралась до горизонта, чуть тронутого последними зеленоватыми отблесками заката, темная и сухая равнина. Тихо ахнув от восхищения, Элесари скользнула было вниз, следуя призывной музыке, доносившейся с земли, но Даландра удержала ее.

– Не сейчас, тебе еще рано, увы. Нравится, да?

– Увижу ли я чудеса, подобные этим, когда явлюсь в этот мир, Далла?

– О да, – Даландра ответила не сразу, не желая говорить правду. – Но, боюсь, сделавшись реальностью, этот мир потеряет большую часть очарования. Ты просто будешь считать его обыденным, как и тот, где ты сейчас обитаешь.

Последний из созданных Джилл фантомов указал им дорогу к караван-сараю на краю города. Лошади и мулы дремали у коновязей среди разбросанных беспорядочно пальм, люди сновали туда-сюда или сидели у костров. В отдалении над фонтаном вздымался серебристо-голубой столб стихийной силы воды, сияющий, как путеводный маяк. Рядом с фонтаном, на низкой скамеечке, поджав ноги сидела Джилл. Даландре казалось, что они подошли к ней вполне обыкновенным образом, но, судя по тому, как удивленно вскрикнула Джилл, они появились перед нею внезапно.

– Джилл, со мной сегодня Элесари. Ей предстоит привести своих соплеменников в наш мир, когда настанет час.

– Значит, ты очень храбрая, Элесари, – Джилл встала со скамьи, приветствуя их. – Я преклоняюсь перед тобой!

Девочка ответила ей очень серьезным взглядом и неожиданно застеснялась.

– Понимает ли она, что это означает на деле, Далла? – спросила Джилл.

– Надеюсь, что понимает.

– Лучше удостоверься в этом. Возлагать такое бремя на кого-то, не предупредив, что его ждет, это…

– Но, Джилл, если они не отважатся на это, им предстоит умереть. Истаять, рассеяться… Но пока кто-то первый не начнет, этого не сделает никто!

– И все же, она должна знать…

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она поняла.

– Хорошо…

Какое-то мгновение они молча разглядывали друг друга поверх потока слов. Даландра могла лишь догадываться, как она выглядит в глазах Джилл, но для нее смертная чародейка казалась статуей из цветного стекла, блестящей и переливающейся. Такие тонкости, как выражения лица или оттенки интонаций не проступали сквозь это стекло, но Даландра ощущала тревожное ожидание Джилл как колючку в старой ране, и раной этой было чувство вины. Обратившись к собственным мыслям, она полностью потеряла это видение. Облик Джилл стал плоским, потом начал уменьшаться, будто его уносило прочь быстрым ветром.

– Джилл! – выкрикнула она. – Острова… Эвандар… будет искать их!

Никак нельзя было выяснить, услышала ли ее Джилл. Все закружилось, их втянуло в подвижный водоворот миров, зеленых и золотых, белых и красных, пурпурный ветер вихрем проносил мимо лица и части лиц, слова и имена, странных существ, обрывки пейзажей, и все это неслось по кругу, все скорее и скорее, вверх и вверх; Даландра обеими руками держала Элесари, пока их крутило и уносило ввысь сквозь вьюгу имен и обликов, и наконец, с треском, напоминающим удар клинка по деревянному щиту, они упали на траву приречного луга, где народ Опекунов танцевал под летним солнцем. Элесари перекатилась на спину и расхохоталась.

– Ох, как чудесно! Замечательная игра! Далла, а рождение похоже на то, что сейчас было?

– Да, только в обратном порядке. То есть ты будешь двигаться не вверх, в вниз.

– И где же я окажусь? – Элесари села, обхватив руками колени.

– В таком месте, где темно и тепло, где тебе будет спокойно и уютно. Ты проведешь там долгое время, – Даландра рассказывала ей это уже сотню раз, но девочке нравилось слушать снова и снова. – Потом ты окажешься в другом месте, ярко освещенном, кто-то возьмет тебя на руки, и ты узнаешь, воистину узнаешь, что такое любовь. Но выйти на свет будет нелегко, милая Элли. О, совсем не легко…

– Ты говорила мне, что придется туго. Боль, кровь и слизь… – она нахмурилась, поглядев на цветущие поля. – Я не хочу слышать про это еще раз, пожалуйста, сейчас не надо!

Сердце Даландры глухо застучало; в тысячный раз спросил она себя, правильно ли поступает, достаточно ли у нее знаний, чтобы оказать добрую услугу этому странному племени, угодившему в возмущенный поток, в убийственную приливную волну Времени. Невероятно давно по счету вселенной вспыхнули души их, как и души всех прочих существ, – искры негасимого пламени, коим предстояло познать бремя воплощения и вращаться на колесе Жизни и Смерти, но отчего-то – сами они уже не могли вспомнить причину – они «отстали», как им было свойственно выражаться. Не пройдя испытания в физических мирах, они были обречены на исчезновение, но, прожив долгие века в волшебном мире, который им удалось найти – или создать, Даландра не знала точно, – они воспринимали юдоль зловония, горя и боли, именуемую жизнью, как нечто отвратительное. Один за другим угаснут они и уйдут в небытие, словно искры, взлетевшие слишком высоко, если только кто-нибудь не укажет им дорогу в реальные миры. Я слишком мало знаю, – думала Даландра, – и не понимаю сама, что делаю. Мне недостает сил, и побуждения мои смутны. Я не сумею, ничего не получится, я не смогу спасти их…

К сожалению, кроме нее, не было никого желающего предпринять эту попытку.

Старик-продавец, с желтоватой кожей и гладкими седыми волосами, разложил свои товары в тени неподалеку от городского фонтана. Он сидел на корточках за небольшим красным ковриком, глядя прямо перед собою, не мигая, не шевелясь, словно совершенно не беспокоясь о продаже товара. Между тем перед ним были красиво разложены гадательные наборы трех разных типов, от легких лубяных плетенок, набитых дешевыми деревянными фишками, до единственного в своем роде резного ларца с крышкой на бронзовых петлях, содержащего чудесно расписанные костяные таблички. Марха пересчитала свой денежный запас дважды, но, увы, от этого недостающая сумма не появилась: ей не хватало даже на самый дешевый набор. Она неохотно спрятала кошелек за пазуху, но тут старый торговец соизволил взглянуть на нее.

– Если тебе хочется их получить, давай все, что есть, этого хватит. Они умеют сами находить себе настоящих владельцев.

– Неужели, добрый человек?

– Воистину так, – он наклонился вперед и положил узловатую руку на крышку ларца. – Я продаю эти наборы много лет, изъездил всю Ористинну и узнал про них все, что можно. Вот эти дешевые штучки не имеют вообще никакой власти и силы. Один мой знакомый из Орисата ввозит их из Бардектинны ящиками. Думаю, их делают рабы. А вон те, в полотняных мешочках, довольно неплохие, особенно для начинающих. Но время от времени попадаются исключительные образцы, вроде этого. Сама видишь, какая между ними разница!

Он вытащил из ларца одну табличку и положил на ладонь лицевой стороной кверху.

Это был король птиц, изящно вырезанный силуэт с пламенеющими крыльями и длинным клювом; мастер обозначил контуры сине-зеленой краской, втертой в углубления резьбы так, чтобы ее не смазывали пальцами. Рассматривая табличку, Марха вдруг ощутила странную уверенность, что когда-то уже видела ее, да и весь набор, и прежде всего сам ларец.

– Там на дне пятно от вина, – вырвалось у нее; испуганная тем, что сказала это вслух, она зажала рот, но торговец уже услышал.

– Верно, – неохотно признал он. – Но оно совсем маленькое и выцвело. И таблички от него не пострадали.