— Конечно, это странно. А она не сказала, где этот никто находится?

— Не совсем… Она сказала лорду, что если он попытается следовать за ней в Керрмор, она серебряным кинжалом отрежет ему яйца.

Родри рассмеялся и вручил болтуну вторую монету, а затем решил добавить третью.

— Спасибо, коробейник. Я рад, что тебе в ту ночь не удалось заснуть.

Когда Родри покинул конюшню, Меррик тихо засмеялся себе под нос. Хорошая вышла шутка — серебряный кинжал заплатил за ложные слухи, которые принесут ему погибель.

Внезапно Джил проснулась. Приближались лошади. Почему она не попыталась сбежать до возвращения Перрина? А теперь слишком поздно.

Она встала, двигаясь очень медленно, поскольку ей казалось, что земля качается у нее под ногами. Когда Джил пошла в лагерь, то трава вздымалась под ней, словно она шагала по огромной пуховой перине

— Джил! Не бойся! Спасение рядом! Хотя большинство, наверное, предпочло бы видеть в роли благородного мстителя кого-то другого.

Пораженная Джил повернулась и, распахнув рот, уставилась на человека, который спешивался с другой стороны опушки. На мгновение она подумала, что это Родри. Но голос и светлые волосы были другими. Затем она его вспомнила.

— Саламандр! О, боги!

Внезапно Джил расплакалась и принялась метаться из стороны в сторону, пока Саламандр не подбежал к ней и не прижал к себе.

— Тихо, тихо, маленькая. Все хорошо. Ну, почти хорошо. Тебя околдовали, а теперь все прошло.

Слезы высохли, и Джил подняла на него глаза.

— Так значит, это правда? Перрин обладает двеомером!

— В этом я не уверен, но ты на самом деле была околдована. Где он?

— Отправился воровать лошадей.

— А, конское дерьмо! Вот оно что. Этот парень кажется все более и более странным.

— Уедем, пока он не вернулся.

— Нет, потому что я ему должен кое-что сказать.

— Но он обладает двеомером!

Саламандр лениво улыбнулся.

— Пришло время открыть правду. Я — тоже.

Джил вырвалась из его объятий и испуганно уставилась на него.

— Иначе откуда же мне знать, что тебя околдовали? И как еще я мог бы тебя найти? Не стой столбом. Собирайся, седлай коня. Я намерен проклясть этого парня и пожелать ему отправиться во все три круга ада. А затем мы спокойно тронемся в путь. Родри уехал далеко вперед.

При упоминании имени Родри, Джил снова начала плакать. Саламандр опять прижал ее к себе.

— Ну, ну, ну, малышка. Не забывай, что ты — дочь воина. Время рыдать настанет позднее, когда мы смоемся отсюда подальше. Найдем мы твоего Родри.

— О, боги! Не знаю, захочет ли твой брат когда-нибудь снова принять меня.

— Но… А как ты узнала? Откуда ты знаешь, что мы — братья?

Напряженность в его голосе заставила ее прекратить плакать.

— Я… ну… у меня было видение. Я видела твоего отца.

— Боги! Если ты обладаешь такой магией, а этот парень все равно сумел… кажется… он может быть гораздо сильнее, чем я думал. Но, прах и пепел, я не собираюсь удирать, пока не взгляну на него. Давай я оседлаю твоего коня, а ты мне пока все расскажешь.

Джил поведала, как могла, о Перрине и событиях последних дней. Но ей было трудно подбирать слова и пересказывать все в должном порядке. Она не помнила, как долго скиталась вместе с Перрином. Иногда ей казалось, что прошло несколько лет, иногда — несколько месяцев. Она поразилась, когда Саламандр сказал ей, что прошло самое большее две недели. Слушая ее рассказ, он разозлился и, наконец, взмахнув рукой, прервал ее путаное повествование.

— Я услышал достаточно, малышка. Этого мерзкого ублюдка следует выпороть и повесить, если хочешь знать мое мнение. Интересно, смогу ли я отправить его к какому-нибудь лорду, чтобы свершилось правосудие?

— Не здесь. Здесь все лорды — его родственники.

— И кроме того, кто мне поверит, если я приду к ним с рассказами о двеомере? Впрочем, в этом королевстве есть и другие формы справедливости.

Взглянув на Саламандра, Джил увидела его гнев как туманные, горящие на лице языки пламени. Она снова отвернулась. Тем не менее, это видение вызвало из памяти другой образ.

— Это тебя я видела какое-то время тому назад? Я видела на небе эльфа, объятого серебряным огнем.

— Да, это был я, правильно. Но ты видела не меня. Не совсем. Называй лучше это моим образом.

Джил кивнула, мысль снова ускользнула от нее. Почему Саламандр так злится на Перрина? Казалось, ей следует знать ответ. Саламандр как раз закончил привязывать ее скатку к седлу, и вдруг замер и склонил голову набок, прислушиваясь. Прошло несколько минут прежде чем Джил услышала стук копыт: сюда быстро приближались три лошади. Проскакивая между деревьями, Перрин подъехал с двумя гнедыми жеребчиками. Когда Саламандр пошел ему навстречу, Перрин спешился и побежал вперед.

— Ты кто? — закричал Перрин. — Джил, что ты делаешь?

Она слишком сильно дрожала, чтобы говорить, но ее оседланный и навьюченный конь служил очевидным ответом. Перрин хотел броситься к Джил, но Саламандр встал у него на пути. Лорд замахнулся на него открытой ладонью, собираясь дать наглецу пощечину. Внезапно везде вокруг Перрина появилась толпа простейших духов. Их набралось около сотни. Они кусали его, щипали, били ногами и руками. Они набросились на него, как собаки на брошенную им кость. Перрин дико орал, слепо отбиваясь от врага, которого не видел, и наконец свалился наземь, вздрагивая и вскрикивая.

— Достаточно! — приказал Саламандр.

Духи исчезли, бросив Перрина скулить на земле.

— Вот так-то лучше, собака! — рявкнул Саламандр. — Ты, гнусный отпрыск клана Волка, конокрад и женокрад!

Он поднял одну руку и стал монотонно напевать какие-то эльфийские слова. Внезапно Джил увидела зелено-серое свечение, которое текло вокруг Перрина — нет, оно исходило от Перрина, который погрузился в облако света. Из него тянулись длинные щупики, состоящие из дыма, которые охватывали ее саму. Джил внезапно поняла, что стоит в таком же облаке, но только бледно-золотистого цвета.

— Ты видишь это, лорд Перрин? Ты видишь, что ты делал?

Перрин перевел взгляд с Джил на себя и назад на Саламандра, затем внезапно застонал и закрыл глаза руками. Гертсин проговорил еще несколько эльфийских слов и щелкнул пальцами. У него в руке появился золотой меч, который казался сделанным из затвердевшего света. Он взмахнул им, разрубая ниточки, привязывавшие Джил к Перрину. Световые линии щелкали, как разрезанные веревки, которыми стреноживают лошадей, и отлетали назад к Перрину. Лорд отчаянно кричал, но Джил чувствовала, как сознание и воля возвращаются к ней, а вместе с ними — и отвращение, и ненависть к этому человеку, который обуздал ее, точно дикую лошадь. Когда Саламандр снова запел, монотонно и заунывно, мерцающие облака и меч исчезли. Перрин поднял голову.

— Не надо на меня так смотреть, любовь моя, — прошептал он. — О, клянусь самим Керуном, я люблю тебя! Неужели ты меня оставишь?

— Конечно, оставлю, ублюдок! Никогда в жизни не хочу тебя больше видеть! В моей богом проклятой жизни!

— Джил, Джил, умоляю тебя, не уходи! Я люблю тебя!

— Любишь? — она почувствовала, как ненависть горит у нее во рту. — Плевала я на твою любовь!

Перрин расплакался. Этот звук показался ей прекрасным. Саламандр с трудом удержался от желания пнуть его ногой.

— Послушай, ты! — рявкнул он. — Из жалости скажу тебе одну вещь: ты должен прекратить воровать женщин и лошадей, иначе это убьет тебя. Ты меня слышал?

Перрин медленно поднялся на ноги, чтобы посмотреть в глаза гертсину. Лицо лорда постоянно меняло выражение, словно он отчаянно пытался отыскать свое утраченное достоинство.

— Я не знаю, кто ты, — прошептал Перрин. — Но я не должен здесь оставаться и позволять тебе лить уксус на мои раны. Я не могу остановить тебя. Ты увезешь с собой Джил… поэтому уезжайте. Ты меня слышал! Убирайтесь! — Его голос звучал все громче: — Убирайтесь! Оба!