— Послушай, парень, отнеси это домой своей маме и скажи ей, что я велел ей купить материи тебе на новую рубашку.

Марро улыбнулся от уха до уха и убежал, а владелец таверны отправился назад, к своим посетителям.

— На юг? — переспросил Саламандр. — Как, клянусь всеми фурункулами на заднице владыки ада, Родри узнал, что нужно повернуть на юг?

Простейшие духи собрались вокруг его костра. Казалось, они размышляли над услышанным.

— Простите, маленькие братья. Это просто был риторический вопрос.

Саламандр потянулся, встал и нахмурился, глядя на ночное небо. Как жаль, что он раньше не занялся дальновидением и не посмотрел, где находится Родри. Поскольку Саламандр только обучался двеомеру, ему было трудно заниматься дальновидением без какого-либо объекта для фокусировки. И это становилось вовсе невозможным, если Саламандр делал что-то еще, — например, ехал на лошади. Может быть, Родри едет на юг просто от отчаяния? Без двеомера сам Саламандр никогда не смог бы найти Джил, потому что тот странный парень знает лес, как дикий олень. Саламандр конечно выведал, где сейчас Джил с Перрином, — всего в десяти милях к северо-востоку от Родри. Поэтому на самом деле Родри находился к северу от них. Южное направление было правильным. Вопрос только в том, как это выяснил Родри?

— Завтра, маленькие братья, завтра, мы проследим за этим медведем до его логова.

Простейшим духам было неуютно, и они собрались вокруг Саламандра, они толкали и щипали друг друга и разевали рты, выражая отчаяние и ненависть. Саламандр содрогнулся от настоящего страха. Насколько он знал, укравший Джил человек — мастер двеомера, обладающий большой силой, и он сам едет к своей гибели.

— Знаете, наверное, мне следует связаться с Невином и рассказать ему обо всем этом.

Все простейшие духи яростно закивали.

— Но с другой стороны, предположим, я это сделаю, и Невин скажет мне, что мне следует полностью отказаться от этого дела. Как мне тогда искупить свою вину за все мои отсрочки? Думаю, мне лучше просто продолжать путь.

Простейшие духи вскинули руки, показали ему язык и исчезли.

Утром темные круги под глазами Перрина напоминали свежие синяки на неестественно белой коже. Рыжие волосы больше не горели огнем; они стали тусклыми и путаными, как шерсть больного кота. Перрин двигался медленно, он доставал вещи из седельных вьюков, неотрывно смотрел на них какое-то время, а затем убирал назад. Джил сидела рядом и наблюдала за ним.

— Ты выглядишь больным, — сказала она.

— Просто устал.

Почему ее заботит, болен он или нет? По правде говоря, Джил начинала видеть его жертвой странных сил в той же мере, как и себя саму. Однако мысли приходили к ней только изредка и почти сразу обрывались; в эти дни любые мысли были редкостью. Предметы в руках Перрина, казалось, постоянно меняли размер и форму, иногда разбухали, иногда сжимались, у них отсутствовали четкие границы — вместо краев выступали линии мерцающей силы, отмечающие место, где они встречаются с воздухом.

Наконец Перрин достал простую железную палочку, толщиной с палец, приделанную к деревянной рукоятке.

— Хвала всем богам, — произнес он. — Я думал, что потерял его.

— Что это? Самодельное клеймо.

— Никогда никому не рассказывай, что оно у меня есть, ладно? В Кергонни могут повесить только за то, что оно у тебя имеется.

Из его слов Джил не поняла ничего. Она заставила себя разделить услышанное на части и воспринимать информацию понемногу за раз.

— Мы все еще в Кергонни? — наконец спросила она.

— Да, в южной части. Почти в Гвейнтейре.

— А для чего эта штука?

— Чтобы заменить клеймо на лошади.

— А почему тебя повесят, если ее найдут?

— Потому что такие штуки нужны только конокрадам.

— Но тогда почему ты ее таскаешь с собой?

— Потому что я — конокрад.

Джил уставилась на своего спутника, широко разинув рот.

— Как ты думаешь, откуда у меня деньги? — Перрин улыбался. Ему было забавно смотреть на Джил. — Я забираю лошадь от какого-нибудь господина благородного происхождения, продаю ее одному из тех, в ком уверен, и… ну… вот так и живу.

В глубине сознания Джил помнила, что воровать нехорошо. Она думала об этом, наблюдая, как Перрин распаковывает седельные вьюки. Воровать нехорошо, а быть конокрадом — хуже всего. Если ты забираешь у человека коня, он может умереть. Папа всегда так говорил. Папа всегда был прав.

— Тебе не следует забирать чужих лошадей, — сказала Джил.

— Я забираю их только у тех, кто может пережить такую потерю.

— Все равно нехорошо.

— Почему? Мне они нужны, а им — нет.

Хотя Джил знала, что существует возражение и на этот довод, она не помнила, что следует сказать. Она откинула голову назад, наблюдая за сильфами, играющими в легком ветру. Легкие фигурки, с крыльями из ярких кристаллов, носились по воздуху, уклоняясь друг от друга, делая большие петли и скользя.

— Я оставлю тебя здесь, — сказал Перрин какое-то время спустя. — У нас мало денег, и мне нужно украсть лошадь.

— Но ты вернешься, не так ли? — внезапно Джил пришла в ужас, уверенная, что безнадежно потеряется без него. — Ты не бросишь меня здесь?

— Что? Конечно нет. Я люблю тебя больше жизни. Я никогда тебя не брошу.

Он обнял ее и поцеловал и долго держал в объятиях, крепко прижав к себе. Джил не знала, как долго они просидели рядом под теплым солнцем, но когда Перрин отпустил ее, солнце подошло к зениту. Джил прошлась к ручью и легла, наблюдая за простейшими духами, которые там играли, пока не заснула.

В тот день, ближе к вечеру, Родри приехал в Лерин, один из самых больших городов в Кергонни, в котором насчитывалось примерно пятьсот домов. Здания жались друг к другу за низкой каменной стеной на берегах реки Камин-Ирейн. Поскольку Лерин являлся важным портом для речных барж, которые переправляли железо с гор вниз по течению в Дэверри, Родри предполагал купить для себя место на судне, чтобы сэкономить время и дать отдых себе и коню. Им давно требовалось передохнуть. Однако вначале Родри отправился на рыночную площадь расспросить, не видели ли там Джил и Перрина. Многие местные жители хорошо знали странного лорда Перрина.

— Он — придурок, — объявил продавец сыров. — А если девушка связалась с подобным типом, то она еще более ненормальная, чем он сам.

— Он не только ненормальный, — фыркнул кузнец. — Я много раз задумывался, откуда он берет всех этих лошадей.

— Он же благородного происхождения, — добавил торговец тканями. — А у лиц благородного происхождения полно лошадей, которых они могут продать. Но я уже много недель не видел его, серебряный кинжал. И никогда не видел эту девушку. Она рехнулась, это точно.

Родри отправился назад к дешевой таверне, которую приметил раньше. Не отправились ли Джил с Перрином на юг по другой дороге? Если так, то ему придется забыть о своих планах плыть по реке, чтобы не пропустить их. Когда он ставил коня в конюшню, к нему подошел ничем непримечательный мужчина с типичной осанкой коробейника, привыкшего таскать товар на спине.

— Это ты — тот серебряный кинжал, который интересовался лордом Перрином?

— Да. А тебе какое дело?

— Никакого, но могу сообщить тебе кое-что за определенную плату.

Родри достал из кошеля две серебряные монеты и зажал их между пальцев. Коробейник улыбнулся.

— Я приехал с юго-востока. На ночь останавливался в небольшой деревенской гостинице примерно в тридцати милях отсюда. В ту ночь я пытался заснуть, когда кто-то стал кричать во дворе возле конюшни. Я высунул голову из окна и увидел нашего Перрина, который о чем-то спорил с девушкой. Казалось, она хочет его покинуть, а он орал на нее, чтобы она этого не делала.

Родри вручил ему первую серебряную монету.

— «Я собираюсь найти никого», — сказала она, — продолжал коробейник. — Мне это показалось очень странным, поэтому я запомнил слово в слово. Никого.