— Благодарю, ваша светлость. Мы, люди Элдиса, несколько своеобразны.

Прочие засмеялись шутке, а Перрину от нее стало не по себе. Что-то в этом серебряном кинжале было странное. Перрин не мог облечь свои ощущения в слова, но у него словно зудело где-то внутри, вызывая чувство, подобное тому, которое обычно предупреждало его о том, что он следует не той дорогой.

Родри не только представлял для него опасность; он был укором, частью проклятия или… чего-то неясного. Перрин озадаченно потряс головой, а этого делать не следовало.

Внезапно комната поплыла у него перед глазами и из ниоткуда поднялся потрескивающий золотистый туман. Он услышал, как Нед что-то крикнул, а потом потерял сознание. Хотя Перрин очнулся на короткое время, пока Нед с Беноиком устраивали его на кровати, он заснул прежде, чем они успели выйти из комнаты. Он проспал весь день, и ему снилась Джил.

На следующий день все уцелевшие мужчины в дане выехали вместе с господами благородного происхождения, чтобы с почестями вернуть тела Наддрика и его союзников. Но на самом деле это был готовый к сражению боевой отряд — на тот случай, если родственники Наддрика решат продолжать кровную вражду.

Все утро Джил помогала жене Греймина Камме ухаживать за ранеными. В Кергонни такая работа обычно падала на плечи господских и солдатских жен, поскольку в провинции не было достаточного количества лекарей. В полдень они обе с удовольствием умылись и посидели за легкой трапезой, состоящей из хлеба и сыра.

— Спасибо за помощь, Джил. Ты многое умеешь.

— Я рада помочь. За свою жизнь я видела много кровопролития.

— Это неизбежно, раз ты следуешь по дорогам за своим серебряным кинжалом. Он красивый мужчина, не так ли? Могу понять, как он вскружил голову молоденькой девушке. Но разве ты никогда не жалела о том, что поехала с ним? Ты, наверное многое оставила ради своего Родри.

— Нет, госпожа. Все, что я когда-либо знала в жизни, — это нищета. Родри никогда не дает мне голодать и… ну, этого для меня достаточно.

Камма уставилась, прикусила язык, чтобы не сказать какую-нибудь грубость, а затем виновато улыбнулась. Джил решила, что пора сменить тему.

— Кажется, рана лорда Перрина хорошо заживает. Я очень рада. В конце концов, ведь Родри обязан ему жизнью.

— И мы все тоже, — на мгновение лицо Каммы стало очень усталым и вытянулось. — В его клане рождаются упрямые люди. Самые упрямые во всем Кергонни.

— Вы хорошо знаете его клан?

— Да. Его тетка и мать — мои кузины. Точнее, мне следует сказать, его мать была моей кузиной, бедняжка. Видишь ли, она умерла несколько лет назад. Но тетя Перрина Гверна жива и здорова, и мы часто встречаемся. На самом деле Гверна и воспитала его. Видишь ли, Перрин — младший из семи детей, и его мать так никогда и не оправилась после его рождения. Беременность протекала тяжело, постоянные кровотечения и сильные боли, да и родился он семимесячным, а не девятимесячным, как положено.

— Клянусь самой Богиней! Удивительно, что ребенок выжил.

— Мы с Гверной тоже удивлялись. Он появился на свет крошечным, но здоровым. Гверна нашла кормилицу и заставила девушку носить Перрина в люльке, висевшей у нее на груди, под платьем, день и ночь, чтобы согревать его своим теплом, и девушка целый день сидела у огня. Я думаю, что это-то его и спасло, поскольку его постоянно держали в тепле. — Женщина замолчала и задумалась. — Может, трудное начало жизни сделало его таким странным, беднягу. Гверна всегда называла его подменышем. Все эти старые сказки, когда духи крадут человеческого детеныша и вместо него оставляют одного из своих. Глядя на Перрина, невольно о них вспоминаешь.

Джил внезапно задумалась о Перрине. Старый предрассудок может оказаться правдой, но серый гном материализовался на столе и ухмыльнулся так презрительно, глядя на Камму, что, казалось, он с огромным презрением относится к самой идее чего-то подобного. Гном уселся рядом с подносом, на котором лежал сыр, и опустил подбородок на руку, слушая.

— Нехорошо, что я говорю про него такие вещи теперь, когда он вырос и стал мужчиной, — продолжала Камма, — но если бы ты видела его в детстве, Джил, то ты бы поняла меня. Он был тощим маленьким мальчиком, а его рыжие волосы всегда напоминали гнездо дрозда, сколько бы Гверна их не расчесывала. — Камма улыбалась, с удовольствием воспоминая о лучших временах. — И он всегда удирал в горы или лес, при каждой возможности. И обычно плакал каждую осень, когда начинал идти снег, потому что ему придется несколько месяцев оставаться в доме. Как-то раз он вовсе убежал из дома. Ему было не больше восьми. Греймин и я поехали навестить Гверну и Беноика, а Перрина поймали, когда он пытался стащить медовик в кухне. Ну, все дети этим занимаются, но Беноик впал в ярость. Он собирался выпороть парня. Маленький Нед все умолял и умолял дядю пощадить Перрина, и Беноик смилостивился. А на следующее утро Перрина не оказалось дома. Гверна отправила всех мужчин дана искать его. Мы жили там две недели, и никто его не нашел. Гверна плакала, думая, что он умер от голода или утонул. Я и сама так решила. Но потом, когда настала зима, Гверна отправила мне сообщение. Едва пошел снег, как Перрин появился у ворот, грязный и потрепанный, но не оголодавший. Три месяца он в одиночку прожил в горах.

— Боги! А что он рассказал?

— Ну, он ведь слышал, как все называют его подмененным ребенком, поэтому втемяшил себе в голову, что ему следует отправиться жить с простейшими духами. Но он их так и не нашел, бедняжка. Несчастная Гверна, она так плакала над ним. И даже Беноик стал с ним помягче. По крайней мере, на какой-то период.

Джил хотелось бы еще послушать, но предмет воспоминаний самолично появился в зале и подошел к столу. Гном оскалился и исчез.

— Перро, тебе нужно лежать, — сказала Камма. — Кто-нибудь из слуг принесет тебе поесть.

— Скучно лежать в кровати.

Прижимая раненую руку на перевязи к груди, Перрин уселся за стол напротив Джил. У него под глазами выделялись синяки, напоминающие пятна сажи.

— Лорд, вам на самом деле следует отдохнуть, — обратилась к нему Джил.

— Я никогда не поправлюсь, если буду заперт, как свинья в свинарнике. Я хочу пойти в лес и посидеть там немного.

Вкупе с рассказом Каммы его желание приобретало странный смысл. Из чувства долга перед человеком, который спас Родри жизнь, Джил оседлала его серого в яблоках мерина, помогла ему сесть, а затем вывела коня из дана. Внизу, на поле, осталась только часть земляных укреплений. Люди Беноика уже сложили тела убитых в канаву и забросали землей. Джил с Перрином миновали этот мрачный шрам на теле земли и добрались до края леса. Там они нашли место среди сосен, где землю покрывал толстый слой иголок, а солнечный свет проникал между веток. Вздохнув от удовольствия, Перрин прислонился спиной к дереву.

Оказавшись на свободе, он действительно выглядел немного окрепшим, щеки у него порозовели и глаза блестели.

— Очень приятно, что ты, Джил, так со мной занимаешься. Спасибо.

— О, не за что! Я вам многим обязана за спасение Родри.

— Нет, не обязана. Я сделал все это ради Неда и себя самого. Что мне оставалось? Лечь на поле и позволить им убить меня? Я даже не вспомнил о Родри. Поэтому благодарить меня не за что.

— Я никогда не встречала никого, кто бы думал, как вы, лорд. Вы… как священник.

— Все так говорят. Знаешь ли, я хотел стать священником. Мой дядя из-за этого пришел в ярость, а отец просто посмеялся.

— Не могу представить, чтобы Беноик позволил кому-то из своих родственников служить Белу.

— О, не Белу. Я хотел стать жрецом Керуна, но даже не смог найти храм моего бога.

Джил очень удивилась. Она мало знала о поклонении Керуну. Только то, что это — один из темных богов Времен Рассвета, которых заменили другие, когда набрали силу культы Бела и Вуда. Бог-олень считался богом охоты, в то время как Бел управлял земледелием и оседлой жизнью. Джил смутно помнила, что вроде бы первого убитого в новом году оленя следовало жертвовать Керуну, но сомневалась, что кто-то теперь это делает.